Альпийская лисица
Сборник «Животные и их жизнь», 1908 г.
Статья по Чуди
Лисица, кума волка и собаки, – общеизвестное и наиболее распространенное в Швейцарских горах хищное животное. Она красивее своих родственников, хитрее их, осторожнее, предусмотрительнее, ловчее; движения ее отличаются большею гибкостью, память и уменье ориентироваться – удивительны; она изобретательна, терпелива, решительна, одинаково хорошо умеет прыгать, красться, ползать и плавать, способна найтись во всяком положении, примениться ко всяким обстоятельствам, словом – она, по-видимому, соединяет в себе все признаки ловкого плута и, если принять во внимание ее гениальный юмор, ее притворную беспечность, можно сказать, что она производит впечатление патентованного виртуоза в своем роде. По лукавству, по роду пищи, которою она преимущественно питается, по тем приемам, которые она употребляет, охотясь за добычею, она более напоминает кошку, нежели собаку, но обладает пороками как того, так и другого животного, – вообще отличается чрезвычайно разнообразными способностями, что, в соединении с таким совершенным строением тела, делает из нее чрезвычайно богато одаренный тип животного, вследствие чего она с самых отдаленных времен фигурирует в сказке и басне, как одно из главных действующих лиц.
Несмотря на западни, расставляемые лисицам, и на предпринимаемые против них охоты, они всюду встречаются: в горах и долинах, в лесах и полях, так что истребить их в конец почти невозможно; от этого их спасает образ жизни, который они ведут – в особенности же – их удивительная хитрость. Лисицы очень осмотрительно роют свои норы и логовища, при малейшей же возможности и вовсе слагают с себя труд устраивать себе жилище: они очень не любят понапрасну беспокоить себя, не чувствуют склонности к однообразной утомительной работе, и трудолюбивому, угрюмому пустыннику-барсуку часто приходится делиться с ними квартирою, которую он предоставляет им, хотя во временное пользование. Впрочем, лисицы, как и белки, редко довольствуются одним жилищем: у них бывает обыкновенно в горах от двух до трех жилищ, при чем последнее находится довольно высоко. В этом последнем они проводят некоторое время, когда им почему-либо неудобно охотится в нижележащих местностях, или же вблизи от нижней норы часто прохаживается охотник. Если лисица замечает, что ее преследуют, то она всегда по возможности старается скрыться в свою нору или же в жилище какого-нибудь родственного животного, но бежит не всегда ближайшим путем, а избирает более безопасную дорогу, часто далеким обходом, чтобы обмануть охотника и собак, и только в крайнем случае, когда собаки уже почти настигают ее, прячется в первое попавшееся убежище.
У наших горных лисиц мы редко встречали искусно устроенные жилища с большими камерами и перекрещивающимися ходами; у них большею частью просто довольно глубоко вырытая нора с двумя или тремя (редко с одним) сообщающимися между собою выходами. В этих жилищах проводит животное весь год. Здесь лисица мечет обыкновенно от пяти до девяти слепых детенышей. При рождении они бывают величиной с крысу, морды у них широкие, и они покрыты темной шерстью. Мать тщательно укрывает их и ухаживает за ними. Через несколько недель выводит она из норы хорошеньких маленьких зверьков, цвет шерсти которых уже становится желтым, играет с ними, приносит им птичек, ящериц, лягушек, разных букашек, мышей, стрекоз, дождевых червей, и учит их ловить и пожирать животных: отец же большею частью о них нисколько не заботится. Когда детеныши подрастут на столько, что достигнут приблизительно величины больших котят, они, в хорошую погоду, утром и вечером выходят из норы, и у входа ее, лежа, поджидают возвращения своей матери. Впрочем, наблюдателю редко удается застать семью лисиц в сборе и видеть, как лисята играют между собою: лисица-мать так осторожна, что при малейшем шуме, который ей покажется подозрительным, она в зубах перетаскивает своих детенышей обратно в нору, или же сама уходит туда и призывает их к себе тихим, жалобным лаем. В июле месяце дети достойной наставницы-матери отваживаются уже выходить на охоту одни и, лишь только стемнеет, они стараются захватить врасплох молоденького зайчика или белочку, подкараулить в гнезде рябчика или белую куропатку, а не то перепела или королька, не брезгают и мышью, самые же младшие довольствуются червячком или кузнечиком. В это время лисенята уже во многом сходны со своими родителями: остреньким рыльцем своим они постоянно вынюхивают следы животных на земле; ушки у них торчат совершенно прямо; маленькие зеленовато-серые, косые, сверкающие глазки бросают вокруг зоркие взгляды; пушистый хвост тихо тащится по следам легко ступающих лап. Молодой охотник-лиса то поднимается на передних лапках на камень, чтобы осмотреться вокруг, то прячется за куст, чтобы выждать возвращения в гнездо птичек, то с лукавой беспечностью наблюдает, как мыши роются в сене и ищут в нем семечек. Осенью лисенята вовсе оставляют родительскую нору и поселяются, каждый отдельно, в своей норке, пока в феврале или марте им не надоест одиночество, и они не найдут себе на время товарища. Около этого времени, а иногда и раньше, далеко разносится по долине громкое тявканье лисиц. Тогда крестьяне говорят: «лисица лает, значит погода переменится». Если же хриплый лай лисицы послышится раньше, в декабре или январе, охотники предсказывают большие морозы. В остальное время лисица издает только протяжное ворчание или злобно огрызается, когда ей случится попасться в западню.
В равнинах Рейнеке лису живется вообще лучше, чем в горах: там манит ее сладкий виноград, который она с товарищами потребляет иногда в огромном количестве, там висят на деревьях сочные абрикосы и груши, там можешь наткнуться на плохо охраняемый птичий двор, на пчельник, там встретишь много зайцев, куропаток, перепелов, жаворонков, которым трудно отвертеться; в Альпах же далеко нет такого приволья: дичь попадается реже, да и птицы там вообще осторожнее, между тем как в прозрачной воде какого-нибудь тесного ручья, в особенности в ноябре месяце, во время метания икры, ей удается словить прекрасную форель, или нескольких раков, до которых она весьма лакома. Тут она часто приходит в столкновение с рыбаками или птицеловами, если случится, что она первая подоспеет к сети: у нее ведь самые широкие понятия о собственности. В случае нужды она умеет, впрочем, ловить и насекомых, в особенности майских жуков, кузнечиков, ос, пчел, мух, и довольствуется ими; нам случалось даже находить в желудке лисиц, долго голодавших, вместе с остатками мышей, только тощую траву и мох: не особенно много жаркого на такое большое количество салата!
Всего хуже лисице в Альпах в суровые и снежные зимы, когда ей приходится прорывать ходы в два или три метра длиною, чтобы попасть в свою нору. Тогда альпийские лисицы спускаются со своих высот ниже, в область горных лисиц, и вместе с ними отправляются на охоту в долины. По утрам можно видеть их следы по направлению к хлевам и даже к деревням, где собаки, почуявши их, поднимают страшный вой и таким образом прогоняют непрошенных гостей. Нам часто случалось наблюдать, в каком огромном количестве они появляются в это время в альпийских долинах, все горные склоны которых изрыты тогда лисьими норами. Один пастух-охотник постоянно приманивал зимой лисиц и аккуратно выставлял для этой цели жареных кошек, падаль и тому подобное. Приманки эти помещались в ящике, который прикреплялся к камню таким образом, что голодные звери могли достать оттуда только маленький кусочек. Сначала каждую ночь приходила одна лисица, или много две, потом их стало приходить по восьми, а однажды явилось даже одиннадцать. Они со страшной алчностью дергали ящик со всех сторон, пытались его приподнять, покачнуть или опрокинуть; наконец, одной из них пришло на мысль подкопаться под него снизу. Все с яростью начали взрывать землю и, конечно, дорылись бы до добычи, если бы ящик не был утвержден на каменной плите. Охотник убивал каждую неделю по нескольку штук, вследствие чего другие стали, конечно, осторожнее, но отказаться от всякой попытки поживиться все-таки не могли. Охотник, между тем, устроился очень удобно: он помещал около ящика с приманкой заряженное ружье с взведенным курком таким образом, что дуло его было направлено на ящик, между тем как к спуску был привязан шнурок, проведенный в его спальню, и всякий раз, как он, выглянув ночью в окошечко хижины, замечал, что к ящику собрались лисицы, ему стоило только, лежа в постели, потихоньку дернуть шнурок, чтобы убить одно или несколько животных.
При этом иногда происходили отвратительные сцены. Если случалось, что которая-нибудь из лисиц была убита не наповал, а только тяжело ранена и с трудом тащилась прочь, остальные следовали за нею, и вдруг, как по данному знаку, бросались на нее и раздирали на куски. Каждая уносила в горы кусочек, те же, которые не успевали ничего захватить, еще долго рылись в снегу, в надежде отыскать хоть косточку или клочочек шкуры. Впоследствии эти сцены повторялись и в таком случае, если которая-нибудь из лисиц получала даже легкую рану: стоило одной проронить хотя несколько капель крови, как другие с яростью бросались на нее, – совершенно волчья черта. Когда же охотник вздумал положить в ящик для приманки мертвую лисицу, все остальные скрылись на некоторое время, из чего он заключил, что лисицы пожирают лишь только что убитых товарищей, до тех же, которые убиты давно, не дотрагиваются. У некоторых из застреленных им лисиц в желудке не оказывалось ничего, кроме клочка лисьего хвоста или шкуры. Козы также часто становятся добычею как орлов и воронов, так и лисиц; даже людей, засыпанных лавинами, пожирает лисица, лишь бы только ей удалось отрыть их. Ничто живое или мертвое, чем только может попользоваться, или что может одолеть лиса, не безопасно от нее, и потому крестьяне стараются зарывать падаль как можно глубже и, кроме того, еще наваливают на это место хвороста. Даже ежа не защищает его колючая одежда от хитрых уловок Рейнеке лиса: он до тех пор дергает и мучит его, поливая своею вонючею мочою, пока бедняк, несмотря на свое вооружение, развертывается и сдается. Молодых серн, впрочем, ему не слишком-то часто удается одолеть, потому что они очень чутки и быстро взбираются за матерью на скалы; за то суркам от него приходится плохо. По целым часам стоит он иногда за каким-нибудь камнем перед входом в нору зверька и, когда он, наконец, появится, Рейнеке благоразумно позволяет ему пробежать сначала некоторое расстояние, хотя при этом и дрожит слегка хвост злодея – признак сдерживаемой кровожадности, – но потом делает быстрый прыжок, загораживает ему дорогу, бросается на него и без труда одолевает.
Хотя лисице и приписывали часто небывалую хитрость, выставляя ее олицетворением этого похвального качества, однако уже и тех проделок ее, которые нам известны из точных наблюдений, достаточно, чтобы отнести ее к числу самых продувных созданий в мире. Пойманная в западню и даже тяжело раненая, она не выдаст себя ни одним звуком; скорее молча отгрызет себе ногу, лишь бы только была возможность улизнуть. Если же уйти оказывается невозможно, она прибегает к другой хитрости: прикидывается мертвою и таким образом часто спасает себе жизнь. Присутствие духа никогда не покидает ее; так иногда, будучи застигнута врасплох где-нибудь на скотном дворе, и со всех ног спасаясь от своих преследователей, она все-таки не упустит случая захватить зубами тут же, на бегу, гуся, и утащить его с собою на дорогу. Сильное и продолжительное преследование нередко заставляет лисицу прибегать к самым утонченным проделкам, в этих случаях она обнаруживает такую неутомимость, что иногда бежит безостановочно 15-18 часов, не теряя при этом нисколько присутствия духа, а напротив чрезвычайно расчетливо пользуясь всеми выгодами, представляемыми местностью, хотя бы при этом за нею гнались двадцать охотников и столько же собак. Она, как кошка, способна пробираться по самым узким переходам, перескакивать через высочайшие стены без всякого вреда для себя, – вообще можно сказать, что нет такого места, где бы она остановилась перед охотником, не зная, куда деваться. В этом отношении европейские лисицы гораздо находчивее и выносливее американских, а потому, единственно из-за этого свойства, их вывозили в Америку и выпускали на волю, чтобы они могли свободно размножаться.
Охота на лисиц представляет для охотника неопытного или мало знакомого с местностью бесплодное препровождение времени; для человека же сведущего в этом отношении она чрезвычайно прибыльна. Охотник обыкновенно знает все лисьи норы в горах на большое пространство вокруг; по следам же на снегу он узнает, живут ли в них хозяева. Выходит он на охоту либо рано утром, еще до рассвета, становится вблизи норы, стараясь держаться как можно тише, и стреляет по лисице в то время, когда та возвращается со своей ночной экскурсии, либо, если он знает, что лисица вышла из норы и находится где-нибудь в окрестности, он направляет на ее след собак; лисица, спасаясь от преследования, бежит к своей норе, а охотник уже поджидает ее тут и убивает. Если же лисица успеет укрыться в нору прежде, нежели к ней подоспеет охотник, что большею частью случается днем к дурную погоду, то охотник, удостоверившись сначала в том, что лисица действительно дома, загораживает все входы в нору, кроме одного, перед которым устраивает ловушку. После долгого колебания несчастное животное, побуждаемое голодом, наконец, решается войти в нее, но не прежде, как попостившись несколько недель. Если ловушка представляет собою простую яму, которая только задерживает животное, не убивая, то достать его оттуда не легко. Охотник в этом случае обыкновенно поступает так: вытаскивает лисицу за хвост и ударяет раза два о камень. Это совершается так быстро, что разъяренное животное не имеет времени обернуться и схватить его за руку своими острыми зубами. Однажды охотник поймал в длинную и очень узкую ловушку одну за другою двух лисиц, из которых одна, попавшаяся после, закусала до смерти находившуюся впереди и не имевшую возможности защищаться, и в одну ночь съела почти всю заднюю часть тела ее. Вот так дружба в несчастье! Если же в нору лисицы впустить таксу, она только после ожесточенной борьбы уступает и выбегает из своего убежища. Между тем как барсук долго защищается в норе лапою, нанося собаке тяжелые удары, к помощи же зубов прибегает только в крайности, лисица уже при первом нападении рычит и оскаливает зубы, и, наконец, не будучи уже в состоянии отбиться, стрелою бросается через своего противника вон из норы, так что охотнику, выжидающему у входа ее появления, едва остается один момент для выстрела.
В хвосте лисицы между основанием и серединой его помещается железа, выделяющая жирную, чрезвычайно пахучую жидкость, известную у охотников под названием «фиалки»; снаружи место этой железы обозначается черным пятном. Почему охотники так прозвали жидкость, сказать трудно, потому что вообще запах, издаваемый животным, далеко не напоминает фиалку; самое мясо его так дурно пахнет, что в свежем виде его в пищу употреблять нельзя: оно должно быть сперва хорошенько вымочено в уксусе и промыто водою; древние римляне нарочно откармливали лисиц виноградом и таким образом получали очень лакомое жаркое. Лисий жир считается крестьянами хорошим средством для заживления ран. Мех лисицы зимою бывает очень густ, довольно нежен и шелковист.
Известно, что лисицы очень живучи; освободиться от цепи, если они прикованы за ногу, им так же легко, как нам снять башмак; кроме того, они обнаруживают стоическое самообладание и часто умирают с голода перед лакомым куском, который почему-либо кажется им подозрительным. Чтобы убить лисицу наповал, нужно глубоко всадить в нее пулю; но сильный удар по носу убивает ее мгновенно. Один охотник подрылся под лисью кору снизу и схватил животное сзади. Он подрезал ей на одной из задних ног сухожилие повыше колена и засунул за него другую ногу, как это делается с убитыми зайцами; потом вытащил ее из норы и бросил на землю, говоря: «ну, вот, – теперь уж не далеко убежишь». Но лисица думала иначе: она быстро вскочила, пустилась на трех ногах галопом вниз со скалы и в одно мгновение исчезла.
По цвету шерсти лисицам в различных местностях Швейцарии дают разные названия; так, известны; огненная лисица, желтая, благородная, солнечная, мускусная, крестовая, которые должны быть все рассматриваемы, как случайные разновидности; вообще же горные и альпийские лисицы зимою бывают светлее тех, которые живут в низменностях, потому что волосы у них на голове и на задней части тела все с белыми кончиками, отчего, при быстром беге, животное представляется светло-серым. Темно-красных лисиц с черноватыми пятнами на внутренней стороне шеи и на брюхе, и коричневою оконечностью хвоста называют в Германии красными или огненными и считают их особой разновидностью; желтовато-белых же с черными полосами на крестце и плечах – крестовыми лисицами. Большую редкость составляет совершенно белая лисица, известная под названием серебряной.
Отвращение, замечаемое в собаке к волку, обнаруживается и относительно лисицы Она страстно преследует ее, часто сама по себе и на свой собственный страх. С одной лисицей сильная гончая всегда может справиться; если же она вздумает пуститься за двумя лисицами сразу, – ей несдобровать: они искусают ее, иногда же и совсем задушат и сожрут. Когда собака бросается на раненую лисицу, она старается схватить ее за зашеек, раздробляет ей череп и потом оставляет ее, тогда как зайца, при плохой дрессировке она обыкновенно загрызает, хватая его прежде всего за голову, или же старается прокусить ему внутренности.
Доказательством того, что в горах собаки часто сталкиваются с лисицами, служит то обстоятельство, что в то время, когда между собаками свирепствует бешенство, обыкновенно встречаются и бешеные лисицы; может быть, от них-то начинается бешенство и между собаками. В этой болезни совершенно изменяются природные свойства лисицы. Обыкновенно она на бегу также, как и волк, держит хвост совершенно горизонтально и поджимает его только тогда, когда идет тихим шагом, но никогда не волочит по земле; бешеная же лисица уже не поднимает хвоста от земли. Больная, исхудалая бродит она бесцельно по лесам и полям, часто без всякого намерения, но и без страха, подходит к самым дворам поселян, если же ее отгоняют, она тихо и неохотно отбегает, нападает по пути на собак, кошек, детей и т. п., и далеко не так живуча, как здоровая: убить ее гораздо легче. Никогда лисицы не появляются в таком огромном количестве, как во время эпидемии бешенства, когда они, побуждаемые каким-то инстинктом, бегут из гор и лесов в более ровные и низменные места.
Эта страшная болезнь очень часто появляется в некоторых кантонах Швейцарии. Она свойственна, всему семейству собак, даже волку, но причина ее до сих пор с достоверностью неизвестна. Некоторые приписывают ее действию голода, другие – действию стужи. Последствия укушения различными видами бешеных собак бывают чрезвычайно различны. За укушением бешеной лисицы, как говорят, реже следует водобоязнь, нежели за укушением бешеной собаки. У лошадей, укушенных бешеными собаками, не было замечено проявления признаков водобоязни.
Приручить лисицу легче, нежели волка, но от этого мало пользы и еще менее удовольствия: Рейнеке никогда не превращается в такое, верное домашнее животное, как собака, а всегда остается лукавым мошенником и хитрым вором. Если взять очень молодую лисицу, она легко привыкает к своему господину, охотно и дружески играет с ним, машет, как собака, хвостом и громко визжит от радости. Она свободно расхаживает по комнатам и по двору и ведет себя учтиво; но в конце концов оказывается всегда одно и то же: в один прекрасный вечер она исчезает и потом иногда является по ночам, чтобы обкрадывать своего бывшего господина. Так, по крайней мере, случалось со мною, когда я брал на воспитание лисят. Впрочем, раз одна взятая мною лисица так привязалась к одной маленькой девочке, что та могла делать с ней все, что хотела, и когда случалось, что лисица исчезала на несколько дней из дому, то, возвращаясь, она еще издали кидалась девочке на встречу, как только слышала ее голос. Пойманные взрослыми лисицы совсем не могут быть приручены.
Осенью, когда мех на лисицах становится очень красив, и начинается охота на них, их не трудно встретить: они часто бродяг днем, или бегут, не торопясь, отыскивая добычи. В 1866-м году позднею осенью я был даже свидетелем такой странности; одна сильная, старая лисица лежала в болоте; когда к ней подошла легавая собака, она не тронулась с места, даже не испугалась приближения охотника, и пустилась бежать уже только тогда, когда он был от нее на расстоянии двадцати шагов; но тут настиг ее выстрел, и она с раздробленным крестцом укрылась во рву под узким, но длинным мостом. Мы стали стрелять под мост с одной стороны, чтобы заставить ее выбежать с другой; но хитрая лиса, по-видимому, проникла наше намерение и с удивительной расчетливостью сделала чрезвычайно ловкую попытку к бегству: она перевернулась в своем тесном убежище, бросилась в отверстие, еще дымившееся от пороха, и проскользнула мимо самой собаки, которая стояла тут же. Зимою, впрочем, лисицы делаются более осмотрительными и осторожно прохаживаются, беспрестанно оглядываясь назад. Если на них охотятся с собаками, они долго не решаются выйти из чащи леса или кустарников, и только по необходимости выбегают в открытое поле. Замечено, что лисицы, которые не сходят с места в то время, когда по ним стреляют, скоро поправляются даже от очень тяжелых ран.
