Жестокость в мире животных
В этой статье П.Ю. Шмидт поднимает одновременно две разнородные темы — естественнонаучное обоснование жестокости в животном мире и философскую привязку этого понятия к мировоззрению человека. Действует автор очень осторожно и чутко, поскольку грань между существующими в природе отношениями и их принятием в мире людей очень и очень тонка. Автор помимо огромного количества интересной и популярно изложенной научной информации предлагает важнейший материал для размышлений о смысле жизни, борьбе добра и зла, о выборе мировоззренческих постулатов. Поступил бы человек так, как тигр с козой на водопое? Как запасливый сорокопут-жулан, накалывающий живую добычу на острые сучья? Как наша любимица домашняя кошка, «играющая» с полуживой мышкой и час, и два? И было ли бы это жестокостью? На все подобные вопросы должен будет ответить читатель школьного возраста, которому и адресован данный высокохудожественный текст.
Жестокости, совершаемые людьми, мы часто клеймим, как «зверство», а разбойника, загибавшего несколько душ из корыстных побуждений, называем «кровожадным тигром» или «хищным коршуном», налетевшим на добычу... Человек склонен на все смотреть со своей, человеческой точки зрения, привык все мерить на свой аршин. Когда он видит, что хищник набрасывается на свою жертву, терзает ее и проливает кровь, чувство человека возмущается, и он обвиняет животное в «жестокости». Он забывает при этом, что в понятие жестокости, применительно к человеческой среде, входит, прежде всего, сознание мучителем причиняемых им мучений, а затем и возможность обойтись без причинения страданий другим... Ведь необходимая жестокость на войне допускается.
Сознательность или слепой инстинкт?
Таким образом, вопрос о том, жестоки ли животные, сводится, в конце концов, к вопросу о сознательности действия животных и о возможности или невозможности для них обойтись без жестоких поступков.
Что касается первого вопроса, то дело обстоит довольно безнадежно. Мы не имеем никаких данных для суждения о том, сознают или не сознают животные совершаемые ими поступки и вытекающие из них следствия, особенно же – могут ли они отвлечься от своего «я» и мысленно поставить себя на место другого... Психическая жизнь высших животных, млекопитающих и птиц очень сложна и кое в чем приближается к человеческой психике, но именно всякое отвлечение, по-видимому, совершенно недоступно животным...
Вопрос о «сознании» животных вообще можно считать не только не решенным, но и не разрешимым при наших современных методах исследования. Мы можем говорить лишь о сознании человека, а сознает ли собака, лошадь, бабочка свое существование и жизнь окружающего мира, — это для нас пока загадка, над решением которой тщетно ломают голову исследователи душевной жизни животных.
Иное дело - вопрос о возможности для животных обойтись без применения жестокости, иначе говоря, вопрос о необходимости и целесообразности жестоких действий. По отношению к этому вопросу, мы имеем некоторый материал для суждения.
Возьмем простейший пример. Тигр подстерегает на водопое дикую козу, бросается на нее из засады, вонзает в нее свои когти, перекусывает горло и уносит еще живое, трясущееся животное в какой-нибудь укромный уголок, где окончательно убивает его и пожирает. Хищник причиняет своей жертве, конечно, страшные мучения, но может ли он поступать иначе, не жертвуя своей собственной жизнью? Ведь все его существование привязано к плотоядному образу жизни, вся длинная серия его предков, в течение многих тысячелетий, питалась плотью и кровью других животных. приспособляла к их добыванию все строение своего организма, все свои способности и инстинкты. Жизнь тигра, как особи, всецело зависит от добывания, все новых и новых жертв... Мало того, и существование тигра, как вида, как обширной группы, более или менее одинаковых особей, привязано также к разбойному образу жизни.
Если бы где-нибудь появилась мягкосердечная раса тигров, отказавшаяся от разбоя, она прежде всего вымерла бы в кратчайший срок, так как вся организация тигра, и при том, не только устройство зубов, но и устройство желудка, кишечника, свойства пищеварительных соков и так далее — все приспособлено к мясной пище, а не к вегетарианству. Лишь длительным путем развития, лишь постепенной эволюцией могли бы тигры превратиться в растительноядных животных, но на это потребуются тысячелетия и какие-то еще не вполне нам известные условия! Если мы обратимся к истории развития животного царства, поскольку она отражается в ископаемых остатках, то увидим, что хищники чаще совершенно вымирают, чем претерпевают превращение в травоядных.
А есть ли страдания?
- Но, - скажут добросердечные люди - четвероногие разбойники могли бы, по крайней мере, не причинять лишних страданий своим жертвам, — пусть убивают, но без мучительства!
К сожалению, далеко не всегда можно сказать, какие страдания лишние и, вместе с тем, мы не всегда даже знаем, испытывает ли животное страдание. Ведь в вопросе о страдании мы опять-таки сталкиваемся с неразрешимой загадкой сознания. Человек под хлороформом не испытывает боли при самых ужасных операциях, так как отсутствует сознание. Точно так же нечувствителен к боли и человек в глубоком обмороке или в сильном экстазе, когда сознание заглушено и подавлено.
Если мы имеем перед собой животное с не столь сложной организацией, как позвоночные, то вопрос о страданиях и мучениях, вообще вопрос о боли еще более затемняется. Вы видите, например, перед собой осу, сосущую мед с блюдечка. Вы берете острые ножницы и одним ударом отрезаете ее брюшко. Казалось бы, животное должно испытывать ужасные страдания, потеряв половину своего тела. Между тем, оса продолжает безмятежно сосать мед, как ни в чем ни бывало, — она даже как бы не замечает случившегося! Затем она улетает и еще долгое время может летать без брюшка, пока не истечет кровью!
Возьмем другой пример. Мы разрезаем острой лопатой пополам дождевого червя. Обе половинки его извиваются, можно думать - от боли; но совершенно также извивается передняя и задняя половина тела и в том случае, когда червь просто вытащен на поверхность земли. Кроме того, через несколько часов рана совершенно затянется, а через несколько дней каждая половинка червя восстановит недостающие части и превратится в самостоятельного червя! Мы, таким образом, не только не убили животное, но даже содействовали невольно увеличению числа дождевых червей на нашей планете!
Вопрос о страданиях, причиняемых низшим животным, является, следовательно, довольно сложным и не всегда разрешимым. И с этой стороны уже хищники, причиняющие, на наш взгляд, страдания, нередко заслуживают снисхождения.
Жестокость или запасливость?
Вместе с тем, действия, заставляющие страдать, являются в большинстве случаев вполне целесообразными, с точки зрения жизненных целей хищника. Среди пернатых обитателей наших лесов и, в особенности, кустарниковых зарослей мы встречаем часто сорокопута-жулана, довольно крупного хищника, подвижного, прожорливого и отличающегося чрезвычайно, с нашей точки зрения, жестокими инстинктами. Он не довольствуется тем, что убивает множество жуков, кузнечиков, гусениц, мелких лягушек и даже птенчиков певчих птиц, - он заготовляет их впрок, накалывая на шипы и острые сучки кустарников. Лягушки и птенчики при этом, конечно, быстро гибнут, но насекомые живут наколотые целыми днями. Как ни жесток этот инстинкт, мы должны признать, что он вполне целесообразен, - ведь это единственный способ для птицы сохранить добычу впрок в, свежем виде! Насекомое убитое быстро высохло бы или разложилось; точно также невозможно и иным способом хранить добычу - положенная на землю, она стала бы достоянием всевозможных мертвоедов, муравьев и т. п. Ведь и человек в лесу подвешивает мясо убитой дичи на дерево. В оправдание сорокопута можно еще привести, что он заботится не столько о себе, сколько о пропитании своих прожорливых, крупных птенцов. Они требуют такого количества пищи, что на них сразу не наловишь, и запасы, сделанные заранее, оказываются очень кстати...
Жестокие змеи
Одним из примеров чрезвычайной жестокости могут служить змеи. Они, без сомнения, причиняют своим жертвам большие страдания, удушая их своими кольцами, ломая им кости и проглатывая иногда еще полуживое животное. Однако, если встать на точку зрения змеи, то каким иным способом могла бы она удержать пойманную добычу? Змея, не располагающая ядовитыми зубами (например, уж, удав), может захватить четвероногое животное лишь кольцами своего тела, - ведь у нее нет конечностей! Захватив, она должна привести свою жертву в неподвижное состояние, т. е. задушить ее, и при этом, по возможности, сломать грудную клетку и таз, так как иначе туловище может не пройти в пищевод, способный сильно расширяться, но все же относительно узкий.
Жестокость хищных птиц
Не менее целесообразны и другие действия хищников. Коршун или ястреб, например, схватывая голубя, вонзает в него свои когти и еще полуживого несет в свое гнездо. Но, если бы он не сдавливал его когтями и не лишал возможности двигаться, то трепещущий и бьющий крыльями голубь чрезвычайно мешал бы его полету. Наши авиаторы знают прекрасно, как много значит при полете хотя бы слабое нарушение равновесия! Таким образом, когти служат пернатым хищникам не только для удержания добычи, но и для достижения ее полной неподвижности.
Жестокие инстинкты размножения
Пожалуй, еще более жестокими являются инстинкты, связанные с размножением. Среди хищных ос не мало таких, которые для пропитания своего, потомства не убивают, а лишь парализуют гусениц уколом жала в нервную систему. Гусеница утрачивает способность двигаться, но все другие явлении жизнедеятельности сохраняются — она остается живой, и личинки осы съедают её заживо!
Наездники прямо откладывают яйца в живых гусениц, прокалывая их кожу яйцекладом. Личинки долгое время питаются жировыми отложениями гусеницы, не затрагивая, однако, ее существенных для жизни органов... затем, достигнув полного, развития, прогрызают кожу гусеницы и выходят наружу.
Нередко жестокость проявляется и к себе подобным. Известно, что рабочие пчелы убивают в конце лёта трутней, когда те выполнили свое назначение. Точно так же, богомолка поедает самца после оплодотворения. В этом сказывается экономия природы: самец, свершивший свое дело, не нужен более, с точки зрения интересов вида, и все-равно должен погибнуть. Очень важно, однако, чтобы оплодотворенная самка, носящая в себе залог будущей жизни, получила обильную пищу. В результате - акт жестокого каннибализма является выходом, наиболее выгодным для будущего потомства. Совершенно так же и в тех же целях поступает самка скорпиона, пожирающая самца после оплодотворения. Наряду с такими проявлениями жестоких инстинктов, вполне целесообразными с точки зрения интересов вида, встречаются иногда и настоящие «заблуждения инстинкта». К таким ненормальным явлениям относятся случаи поедания родителями своего потомства.
Примером может служить тот же скорпион, самка которого, случается, нередко поедает новорожденных скорпиончиков; то же самое наблюдается, иногда и у пауков, у некоторых рыб и насекомых. Конечно, это случаи исключительные, обусловленные какими-нибудь особыми обстоятельствами, например, жизнью в неволе. Если бы поедание потомства происходило постоянно, стало бы правилом, то, разумеется, прекратилось бы и существование данного вида!
Итак, существования у животных «жестоких», с нашей точки зрения, действий нельзя отрицать, но смотреть на них надо не под нашим человеческим углом зрения. Главный элемент жестокости — сознательное мучительство — у животных совершенно отсутствует или, во всяком случае, не может быть доказан.
Вместе с тем, оказывается, что почти всегда «жестокости» являются целесообразными действиями, направленными в сторону двух главных задач каждого организма — сохранения жизни особи и потомства.
Шмидт П.Ю 1924 г.
