Гороховая зерновка
Серия книг «Друг животных», 1909 г.
В мае месяце на моей полосе гороха появились зерновки. Откуда они появились? Кто знает! Забившись под листья, под мох, под куски мертвой, отпавшей коры, лежащей на земле, а может быть, защищенные и еще как-нибудь иначе, они провели всю зиму в оцепенении и пробудились при первых ласках весеннего солнца. Инстинктом узнают они, когда зацветет горох, и в это время со всех сторон слетаются к нему.
Маленькая головка с тоненькой мордочкой, пепельно-серая с пятнышками одежда, широкая головогрудь, плоские надкрылья и две большие черные точки на задке, – вот признаки тех гостей, которые появились на моей полосе.
Передовые из них появляются в середине мая. Они влезают на цветы гороха, осматривают их и забирают в свое владение. Время кладки яиц еще не наступило, и они с наслаждением сосут сок из цветов, греются на солнце и дожидаются, когда из цветов гороха образуются плоды.
Впрочем, некоторые самки, более нетерпеливые, легкомысленно вверяют свои яйца совсем еще молодым стручкам, плоским и маленьким, только что образовавшимся из цветка. Эти ранние яйца, как мне кажется, обречены на гибель: семя, в котором должна бы поселиться личинка, совсем еще крошечное, мягкое и без мучнистых веществ. Никогда личинка зерновки не найдет в нем себе пищи, если не подождет только, пока оно созреет.
Но может ли она ждать и голодать? Конечно, нет: личинка принимается есть, лишь только она вылупится, и погибает, если не может этого сделать. А потому я думаю, что яйца, отложенные на слишком молодые стручки, следует считать погибшими.
Самая важная часть материнской работы совершается тогда, когда стручья гороха почти совсем созрели. Мне хотелось видеть, как работает зерновка. Ее причисляют к семейству долгоносиков, но у прочих долгоносиков есть крепкие длинные хоботки, которыми они и проделывают углубление, чтобы опустить в него яйцо, у нашей же зерновки коротенькая мордочка, очень удобная для собирания сладкого сока с цветов, но совершенно непригодная для сверления.
Поэтому у нее есть другой способ для помещения яиц: мать сеет свои яйца, ничем не защищая их ни от жгучего солнца, ни от непогоды. Ничего не может быть проще, но, конечно, ничего и опаснее для детей, – им понадобится много устойчивости для того, чтобы бороться с жаром и холодом, засухой и дождем.
При ласковом утреннем солнце, часов в 10 утра, мать обходит неровными шагами сначала одну, потом другую сторону выбранного стручка, при чем ежеминутно высовывает из брюшка не особенно длинный яйцеклад, размахивает им вправо и влево и откладывает яйца.
Яйца кладутся, как попало: не выбрано даже подходящего места для облегчения личинки в первых шагах ее жизни, в первых поисках пищи. Есть яички, отложенные на выпуклостях стручка – в тех местах, где внутри находятся горошины, но есть они также и на бороздке, отделяющей одну половину стручка от другой; первые яички почти прикасаются к пище, вторые удалены от нее: личинкам приходится самим разобраться в этом.
Маленькие яички зерновки яркого янтарно-желтого цвета, продолговаты и закруглены на обоих концах. Каждое из них прикреплено к стручку тонкой сетью, образовавшейся из сгущенной слизи; ни дождь, ни ветер не могут отделить яйца от стручка.
Через несколько времени маленькая белая полоска на кожице стручка, вблизи яйца, показывает, что вылупление совершилось; эта полоска – подкожный ход, который проложила себе личинка, чтобы под его защитой искать такого места, откуда легче проникнуть в горошину. Найдя такое место, крошечная бледная личинка в черной шапочке прогрызает всю стенку стручка и проникает внутрь его. Там она добирается до горошин и влезает в ближайшую из них. Вот она и у себя дома.
Входное отверстие, через которое личинка проникла вовнутрь горошины, очень мало, но его всегда можно заметить по бурому цвету, который резко выделяется на бледно-зеленой горошине. Это отверстие мы можем увидеть на разных местах горошины, но только отнюдь не на нижней стороне, где горошина прикрепляется к стручку и где находится зародыш горошины; его-то как раз и щадит наша личинка; так как горошинка слишком велика для нее, она не съедает ее всю до тех пор, когда придет ей время в виде жука выбираться на свет, и опять-таки остается не съеденной эта самая важная часть горошины. Вот почему из подобной горошины может развиться растение, несмотря на то, что вышедшая из личинки зерновка, выйдя из горошины, прогрызает в ней широкую дыру.
Но чем же объяснить то, что личинка щадит зародышевую – самую главную часть горошины? Кто знает! Может быть, потому, что горошины лежат в стручке так тесно, что плотно соприкасаются между собою боковыми сторонами; может быть, и оттого еще, что нижняя сторона с твердым маленьким наростом на месте зародыша неудобна для прогрызания, а может быть даже и то, что зародыш этот, имея особое строение, имеет и особый вкус, неприятный для личинки. Как бы там ни было, – горошина испорчена, но не мертва.
Сидя внутри горошины, личинка только и делает, что ест, ест и ест; неутомимо грызет она своими маленькими челюстями и тем самым увеличивает свою ячейку, а это необходимо, так как она сильно растет; у нее хороший вид: она такая толстенькая, гладенькая, видно, что пышет здоровьем. Если я начинаю дразнить ее, она мягко поворачивается в своей ячейке и качает головкой; это единственный способ, которым она может выражать неудовольствие против моей надоедливости.
Личинка быстро растет, – и вот она уже и готова к освобождению. Но взрослое насекомое, то есть жук-зерновка, недостаточно хорошо вооружено для того, чтобы самому проложить себе дорогу сквозь горошину, которая теперь совсем затвердела.
Личинка как будто знает об этом – и своими сильными челюстями прогрызает в горошине совершенно круглое отверстие с гладкими стенками.
Но раньше чем превратиться в жука, ей предстоит еще окуклиться. Не опасно ли будет для нежной куколки, если дверь будет широко раскрыта в это время? Ведь через дверь может проникнуть враг и причинить зло беззащитной куколке, а потому дверь должна быть в это время закрыта. Личинка так и делает: она съедает в проходе все мучнистое вещество до последней крошки; дойдя же до кожицы горошины, останавливается; полупрозрачная дверка защищает куколку от врагов во время ее покоя.
Эта дверка – единственная преграда, которую встретит жук, когда ему придется высвобождаться из горошины: жуку остается только толкнуть кружочек плечами и лбом, для того, чтобы он упал как крышечка с коробочки. Выходное отверстие сквозь прозрачную кожицу, его закрывающую, кажется большим круглым пятном, темным от темноты в ячейке. Того, что находится под этой пленкой, не видно, как нельзя видеть того, что находится под матовым стеклом.
В течение августа, немного ранее, немного позднее, на каждой пораженной горошине вырисовываются темные пятна, – это места будущих выходных отверстий. Потом они открываются и крышечки отделяются и падают на землю, и из отверстий выходят зерновки в новом виде. Погода стоит прекрасная, цветов еще много; зерновки охотно посещают их, наслаждаясь последними лучами осеннего солнца. Когда придет непогода, с ее дождями и ветрами, зерновки прячутся в какое-нибудь убежище и цепенеют на зиму.
Так бывает со многими зерновками, но не со всеми. Если время сбора гороха наступит раньше, чем личинки успеют окуклиться в горошинах, хозяин поля, собрав горох и ссыпав его в амбары, ссыпает туда и те горошины, в которых сидят личинки.
Но личинкам и горя мало: сидят они по-прежнему внутри горошины и грызут себе да грызут их внутренность. В свое время они окукливаются, в свое время из каждой куколки выходит жук-зерновка, но не выползает из родной горошины. Что ему делать зимой в темном амбаре? В горошине теплее и спокойнее. Мирно спит он в ней до весны.
Весною, самое позднее в начале мая, выходит он из горошины и, если погода пасмурная, словно мертвый лежит на полу; если же светит солнце, – бегает по полу или летает около окон.
Когда же откроют дверь амбара, все жуки-зерновки радостно спешат улететь из своего плена и полететь к цветам гороха, чтобы присоединиться к своим товарищам, которые зимовали на воле.
