Коршун
Серия книг «Друг животных», 1909 г.
Коршун меньше и слабее сокола, но тоже очень велик и силен. Его большие, сильные крылья широки и закруглены на концах, благодаря чему он может так хорошо и долго парить в воздухе; на длинном хвосте острая выемка. Клюв у коршуна слабее соколиного, ноги сильны и крепки и в верхней части густо оперены. Цвета коршуна сверху бурого, снизу буровато-желтого; голова беловатая. По хвосту идут наискось темно-бурые полосы, точно перевязки. Водится коршун почти по всей Европе, есть он и в Азии и в некоторых местах Африки, куда и наши коршуны улетают на зимовье. У нас по всей средней и южной России коршун – самая обыкновенная птица, встречается он и во многих других местах, и на севере и на юге.
Коршун птица перелетная. Только очень немногие коршуны в теплую зиму остаются зимовать у нас, большинство же улетает с осени в теплые страны. Возвращается к нам коршун очень рано, в половине марта. Вообще повсюду, куда ни прилетает коршун, он является первым вестником весны: показались коршуны, – стало быть, и весна недалеко.
Прилетают они то по одиночке, то парами, но по нескольку штук вместе и первое время по прилете держатся около городов и селений; в это время их жизнь проходит очень однообразно: весь день промышляют они добычу около человека, а вечером улетают в ближние леса, где особенно охотно выбирают для ночлега деревья с отдельно торчащими сухими сучьями. На таких деревьях они ночуют иногда целыми обществами в 800–400 штук. Молодые, прилетев на ночлег, сразу усаживаются на деревья, а старики долго еще кружатся около, прежде чем решатся сесть, но вот, наконец, все уселись и заснули крепким сном. Иногда они спят так крепко, что к ним без труда можно подойти на 15, на 10 шагов. Молодые спят крепче старых.
Проходит несколько дней, и коршуны вдруг сразу пропадают из городов и селений; редко-редко когда увидишь одного или двух, – это значит, что настало им время вить гнезда, и они разлетелись по лесам. Охотнее всего поселяются коршуны в редких лесах около речных долин.
Первая забота парочки – отыскать старое гнездо или выбрать место для нового. Если удастся им найти старое гнездо, они старательно исправляют его и увеличивают; если же старого гнезда не найдется, коршуны принимаются строить новое, изредка же пользуются вороньим или еще каким-нибудь большим чужим гнездом, но употребляют его только как основание для своего гнезда, которое возводят на нем все вновь.
В развилину между главным стволом и толстым суком накладывают коршуны неплотно толстых ветвей и сучьев, пока у них не получится что-то вроде корзины, и уже в нее наваливают все другое, что помягче: мягкую траву, стружки, навоз, наваливают не как попало, а пластами, – пласт из травы, потом пласт навоза, там опять трава. На самый верх кладется все, самое мягкое, – самая мягкая трава, тряпки и бумага, которые коршуны приносят с полей, вытаскивая их из навозных куч и сорных канав. В последней трети апреля гнездо уже готово, и немного спустя в нем уже можно найти от 1 до 4-х светлых яиц с крапинами.
Кончены хлопоты с постройкой гнезда. Самка коршуна садится на яйца, а коршун берет на себя все заботы о добывании корма на обоих.
Чтобы познакомиться с жизнью коршунов в это время, перенесемся мысленно на берег одной из больших средне-русских рек, например, Оки. Май месяц; еще мутная вода с силой стремится по песчаному ложу; луговая трава ярким изумрудным ковром мягко одевает пригорки; яркая молодая зелень лиственного леса еще резче выделяется среди темной хвои сосен. Везде – и на песчаных косах, и в лозняке, густо обрамляющем берега, и на лугу, и в лесу – всюду слышатся голоса; чувствуется движение и жизнь. То звенит над водой серебряный голос куличка, то вырывается из лозняка бойкая трель камышевки, по зеленому пригорку с однообразным, но радостным писком скачет трясогузка... Подождите немного, и вы наверное услышите скоро и протяжный, несколько заунывный посвист коршуна, а затем увидите и его самого, утопающего в синеве. Значит, где-нибудь неподалеку в лесу помещается и его гнездо. Если вы наблюдаете не в полдень, то можно с уверенностью сказать, что это самец, а не самка.
Просыпается парочка очень рано. Первые солнечные лучи только что скользнули по вершинам сосен, в воздухе еще сильно чувствуется ночная свежесть, а самец коршун, ночевавший на суку, близ гнезда, уже расправляет со сна свои крылья, вытягивает одну за другой лапы и, наконец, откинув голову назад, издает громкий крик. Проснулась и самка. Проходит еще несколько минут, и самец тяжело слетает с насеста, нехотя поднимается над лесом, описывает два-три круга и летит к реке. Там легче всего промыслить добычу и себе и самке. Даже при самой большой неудаче к 10–11 часам он успеет и сам наесться и отнести достаточно корма своей подруге. Его полет становится все сильнее и правильнее. Почти не шевеля крыльями, носится он над водой, высматривая рыбу, ловко выхватывает ее из воды и либо съедает тут же, либо летит с ней к гнезду.
Наконец, голод утолен, солнце греет все сильнее и сильнее; коршун оставляет охоту и поднимается над лесом полетать, покупаться в теплом воздухе, дать волю своим могучим крыльям. Сначала он летит очень низко над лесом, чуть не касаясь верхушек деревьев, потом поднимается все выше, выше, описывает круги все шире, шире и, наконец, почти вовсе скрывается из глаз. Поднявшись на огромную высоту, он вдруг складывает крылья и стремглав падает вниз, почти до вершин леса; взмах крыльев, – и он уже опять несется вверх, то прямо, то описывая круги и, наконец, утомившись, медленно спускается и плывет над деревьями взад и вперед, над тем местом, где расположено его гнездо. Отдохнет и опять закружится, полетит кверху, камнем слетит вниз и опять вверх, по временам перекликаясь с самкой нежными голосами. Иногда и самка оставляет свое гнездо с яйцами и начинает тоже кружиться в воздухе.
Но вот время подходит к 3-4 часам. Коршуны проголодались. Самка возвращается к гнезду и садится на яйца, а самец опять летит на промысел и только на закате, облетав все ближайшие к гнезду участки и удостоверившись, что все кругом спокойно, что нигде нет ничего подозрительного, садится на ночлег, и оба крепко засыпают до утра.
И во все остальное время коршуны очень осторожны; постоянно зорко следят они за тем, не подкрадывается ли кто-нибудь к их гнезду, а при приближении человека пускаются на хитрости и, слетая с гнезда, самым беспечным образом начинают кружиться в воздухе, как будто бы и нет поблизости никакого гнезда, а они так просто летают и кружатся для своего удовольствия. Если же человек не поддастся на их хитрости и, разыскав гнездо, начнет взбираться на дерево, как встревожатся коршуны! Смело, не боясь за себя, вьются они около человека и жалобно пищат, словно просят пощадить их сокровище. И самец и самка одинаково берегут гнездо, одинаково опасаются за его целость, и если самка слетит с гнезда, чтобы размять свои усталые крылья и ноги, онемевшие от долгого сидения, самец садится на ее место.
Так проходит день за днем, пока не выклюнутся птенцы. Они так беспомощны, что не могут выбраться сами из яиц, а только надклевывают скорлупу и пищат, и мать, услыхав их писк, уже сама разбивает яйцо и помогает детям выбраться наружу. С выводом детей настает для родителей коршунов самое тяжелое время: птенцы очень прожорливы, и старикам приходится напрягать все свои силы для того, чтобы накормить их. Счастье еще их, что птенцы не очень-то разборчивы на еду. В лесных местах коршуны кормятся мышами, полевками и разной птицей, около рек ловят рыбу, лягушек, водяных крыс, всякую водную птицу, наконец, всегда и везде сумеют они разыскать падаль и с удовольствием поедают ее. Не удастся промыслить ничего этого, – коршун тащит в свое гнездо крупных насекомых; нет и этого, тащит птенцам ракушки...
Как бы то ни было едят коршунята вволю и очень быстро растут и крепнут. В последней трети июля коршунята оставляют родное гнездо и начинают сами летать на промысел. К этому же времени коршуны начинают собираться в стаи и вместе летать на промысел, кормиться рыбой, около рыбных рек или падалью в степи. Они снова приближаются к городам и селениям и держатся здесь до отлета.
