О священном навознике
Серия книг «Друг животных», 1909 г.
Выкопать простую ямку в земле, положить на дно ее яичко и завалить его сверху навозом дело не хитрое, не требующее от работника ни особенного ума, ни уменья, но есть у нашего навозника близкий родственник, выказывающий в этом деле куда больше искусства и сметливости. Зовется этот жук священным навозником, или скарабеем.
Он гораздо крупнее нашего навозника; на его плоском, широком лбу виднеются шесть больших зубцов; сильные голени передних ножек тоже усажены с наружного края зубцами. У нас этот жук не водится, а водится он больше в теплых краях. Особенно много этих жуков в Африке, по долине реки Нила; там эти жуки уже исстари известны: еще древние египтяне знали этого жука и поклонялись ему, как божеству, от того-то и прозвали его «священным».
В Европе эти жуки водятся больше в теплых краях, по берегам Средиземного моря в южной Франции, Испании, Италии.
«Когда вам надоест любоваться видом собора св. Марка и дворца дожей (в Венеции), пишет один наблюдатель, то садитесь на маленький пароходик, который отвезет вас на песчаную отмель Лидо. Отсюда по взморью легко добраться до сухих песчаных холмов, доступных со всех сторон ветрам и поросших сорными травами.
Если прилечь на один из таких холмов, выбирая, конечно, местечко почище, так как местность эта страшно загрязнена и местами почти завалена нечистотами, то скоро можно увидеть множество странных жуков, с длинными задними ногами и причудливой широкой головой, которые заняты скатыванием каких-то темных комочков в круглые шарики, почти такой же величины, как и они сами.
Вся местность усеяна этими жуками, которые суетятся, бегают туда и сюда и перекатывают шарики с места на место; вся земля во многих местах истыкана ямочками, к которым со всех сторон и спешат жуки со своими шариками.
Из чего же состоят эти темные комочки, что это за шарики? Они состоят из навоза; жуки усердно катают их на открытом месте, сушат на солнце, пока корка на них не засохнет и не затвердеет, и потом скатывают их в ямки, которые они сами и вырывают в земле. Жуки эти священные навозники.
Вот я вижу двух жуков за работой; каждый из них уже скатал себе шарик, и оба теперь очень озабочены тем, чтобы спрятать свою работу в безопасное место; пятясь задом, усердно толкают они свои шарики задними ногами и так как при этом они не могут видеть, туда ли они ползут, куда нужно, то от времени до времени им приходится останавливаться и оборачиваться назад, подобно гребцу, который, сидя один в лодке, хочет посмотреть, куда он плывет.
Вот один жук нечаянно выпустил свой шарик из лапок, и драгоценная ноша быстро покатилась, подпрыгивая, вниз по песчаному склону. Испуганный жук мигом обернулся и, увидав, в чем дело, пустился за шариком вдогонку. Но вот шарик остановился, должно быть зацепившись за что-то, и жуку удалось броситься наперерез и схватить его. Обхватив шарик задними ножками, с новым усердием принимается он толкать его назад, в горку, к давно уже приготовленной ямке.
Надо сказать, что такая беда случается с жуками довольно часто, но не всегда кончается она так благополучно, так как навозники эти не важные бегуны; чаще бывает, что шарик, вырвавшийся из ножек жука, стремглав летит под горку и исчезает бесследно.
К тому же жуки эти препорядочные воры; часто бывает, что погнавшись за потерянным шариком, жук вдруг бросает его на полдороге и, заметив другого жука, катящего такой же шарик, пробует стащить его у соседа из-под носа.
Между хозяином и вором начинается ссора; иногда дело доходит и до драки, пока, наконец, тот или другой не завладеет шариком; но бывает и так, что быстро возгоревшаяся ссора вдруг так же быстро и утихает, и оба жука начинают мирно катить сообща шарик и вместе докатывают его до места: один жук двигает шарик задними ногами, другой идет сзади шарика и подталкивает его головой; бывает, что на пути к ним пристают и другие жуки, и вот три-четыре жука общими силами катят шарик.
Один немецкий художник, путешествовавший по Италии, видел раз, как по очень неровной дороге жук катил свой шарик; вдруг шарик попал в ямку и застрял в ней, сколько не бился жук, он не мог его вытащить из ямки. Что тут делать? Тогда, решив очевидно, что одному ему не справиться, жук оставил шарик и отправился к соседней куче навоза.
Через несколько секунд он вернулся, но уже не один, а с тремя товарищами, которых он очевидно позвал к себе на помощь, потому что все четверо прямо направились к ямке, дружно взялись за дело и общими силами выкатили шарик из ямки. Покончив с этим, три помощника тотчас же уползли обратно к навозной куче, а хозяин шарика с новым усердием принялся катать его и сушить на солнце.
Рассмотрим теперь подробнее, как священный навозник катает свой шар. Его широкий и плоский лоб надрезан шестью зубцами, расположенными в виде полукруга; этими крепками зубцами делит он навоз на части, точно граблями, выбирает ими из него все грубые и непереваренные волокна и отбрасывает их в сторону, ими же собирает очищенный навоз и передает его затем передним лапкам.
Эти плоские и искривленные лапки, усаженные с наружной стороны крепкими зубцами, очень сильны; если жуку надо опрокинуть какое-нибудь препятствие, попавшееся на пути, проложить себе дорогу в толстом пласте навоза, жук принимается «работать локтями», и с силою ломится направо и налево, пуская в ход свои зубчатые голени.
Когда же дорога проложена, те же передние ножки начинают выполнять другую работу, ими скатывает жук материал, разобранный лобными граблями и охапками отправляет его к задним ножкам; охапка за охапкой переправляется материал под брюшко и обминается задними ножками в шарик, шарик растет; когда навозник решит, что он достаточно велик, он теми же задними ножками начинает катать его по земле, чтобы корка на нем обсохла и затвердела на солнце.
В жаркие часы дня, когда солнце сильно припекает, просто приходишь в изумление при виде того, как быстро работа подвигается вперед: вот недавно перед вашими глазами был небольшой комочек, вот он уже стал величиною в лесной орех, а вот он уже и с яблоко. Я видел шары величиною чуть не с кулак, вероятно, это был запас провизии на много дней.
Но вот этот запас провизии и готов; теперь нужно выбраться из общей сутолоки и переправить его в более удобное и безопасное место. Ну, теперь вперед, веселее! Не теряя ни минуты, жук пускается в дорогу. Шар сам катится, остается только держать его покрепче, чтобы он не вырвался из лапок, марш, марш вперед! Через заросли, через пески, через кочки жук мчится со своим шаром, не разбирая дороги.
А как вы думаете, почему скатывает священный навозник свой запас провизии в виде шарика? Постараемся это понять.
Припасы, которыми питаются все вообще навозные жуки не отличаются питательностью; для того, чтобы добыть из них достаточно для питания, им приходится пропускать через свой кишечник массу материала. Вот почему все навозные жуки и поедают такое ужасающее количество пищи. Наш обыкновенный навозник запасает для своего обеда колбасу в 17 сантиметров длиною и в 2 пальца толщиною, но делать свои запасы ему куда легче, чем священному навознику: ведь его столовая устроена тут же, прямо под навозной кучей, из которой он добывает свой запас провизии. Выкопав в земле ямку, он охапка за охапкой перетаскивает в нее сколько ему требуется провизии. Та же куча, которая снабжает его едой, засыпая, служит ему и превосходной крышей, или дверью, скрывающей вход в его жилище; ничего и никого не боясь, ни о чем больше не заботясь, ему остается только на досуге поедать свой огромный запас провизии.
Но у священного навозника нрав непоседливый, нелюдимый; он не любит соседства товарищей, тем более, что среди них встречается не мало и воришек: он всегда старается о том, чтобы устроить помещение для своих припасов где-нибудь в стороне от шума и суеты. Потому он не имеет возможности собрать себе такие огромные запасы, как наш навозник; но все же и ему не мало нужно, и перенести весь этот запас сразу, в лет прямо-таки немыслимо; таскать помаленьку, крупинка за крупинкой тоже невозможно: подумайте, сколько времени и сил ушло бы на такое занятие.
Да и к тому же может ли он быть уверен, что к своему возвращению он найдет хоть что-нибудь на том месте, откуда он захватил первую охапку навоза? Конечно, нет: пока он будет ползать или летать взад и вперед, его товарищи могут растащить все по кусочкам. Нет, это не годится, надо во что бы то ни стало взять всю свою долю сразу, набрать столько провизии, чтобы ее хватило по крайней мере на один день! Как же быть? Да очень просто. Если что-нибудь оказывается для нас слишком тяжелым, чтобы тащить в руках, мы кладем на колеса и катим, так же точно разрешает этот вопрос и священный навозник: он придает своему запасу провизии форму шара и без труда катит его, куда захочет.
Надо еще заметить, что наши навозники, как вы знаете, любят работать в темноте и приступают к работе с наступлением сумерек; но священный навозник не таков: он большой любитель тепла и солнечного света и всегда делает свои заготовки в самые жаркие часы дня, так что его блестящая черная одежда бросается в глаза всем и каждому. Понятно, что когда работаешь в темноте, сосед не знает, что делается около него, и если кому-нибудь и удастся раздобыть особенно лакомый кусок, он ни в ком не возбуждает зависти, потому что никто этого не видит и не замечает.
Другое дело, когда работа идет в открытую, тут уже зависти, спорам и ссорам нет конца, и вот во время самой жаркой схватки, когда спорщики до того разгорячены, что не видят ничего, что делается кругом, является воришка и утаскивает лакомый кусок из-под самого их носа! Кто знает, может быть, и боязнь быть ограбленным заставляет священного навозника спешно изготовлять свой шар и потом что есть духу мчаться с ним в укромный уголок.
Но вот священный навозник и добрался до места со своим шаром. Место выбрано удачно, – вряд ли кто может помешать ему здесь отдохнуть и поесть хорошенько. Шар останавливается, и острые зубцы лобного щита и передних ножек жука с силою врезаются в землю; охапка за охапкой земля летит из-под его брюшка к задним ножкам и отбрасывается ими в стороны; вот уже и готова ямка, с кулак величиною. Священный навозник скатывает в нее свой шар, спускается и сам за ним следом и засыпается сверху землею.
Итак, дверь заперта; ничто снаружи не выдает того места, где помещается столовая навозника, и он может теперь отдыхать и угощаться, сколько его душе угодно.
Когда бы мы ни открыли теперь его колью, мы всегда увидим его за едой, днем и ночью, пока не будет уничтожен весь шар. Когда же запас провизия истощится, священный навозник снова выбирается на свет, снова идет искать, по свету счастья, снова скатывает себе шар и снова принимается за обед.
Такая жизнь длится один-два месяца; когда же наступают жаркие июльские месяцы, священный навозник устраивает себе в земле прохладное помещение и скрывается в него до осени.
Только с первыми осенними дождями выходит он опять на свет. Теперь для него настают новые заботы, – о своих детях.
Долго никто не знал, как размножается священный жук. Очень долго думали, что он кладет свои яички в навозный шар и что для того-то он и катает их с таким усердием, но потом это оказалось неверно.
«Все эти рассказы казались мне маловероятными, – пишет ученый Фабр, – как может быть, чтобы яичко, эта нежная искра жизни с самого первого момента своего появления на свет подвергалась толчкам и тряске катящейся стремглав колыбели? И неужели же можно допустить, чтобы нежные родители стали катать по горам и по долам эту нежную, едва тлеющую искорку жизни? Я сотнями вскрывал эти шары, катящиеся по поверхности земли, вскрывал и другие, которые я находил зарытыми в земле, и ни разу не нашел я в них ни ячейки, в которых должно помещаться яйцо, ни самого яйца.
Только теперь, десять лет спустя, нашел я наконец то, чего искал столько времени и с таким упорным трудом!
У меня нашелся помощник, у которого много свободного времени для наблюдения, много сил, терпенья и любознательности и зоркий глаз. Мой помощник – простой деревенский пастух. Он на пастбище весь день, с восхода и до заката солнца, он знает, где и чего ему следует искать, он наблюдает с ножом в руке, он терпеливо вскрывает землю над маленькими холмиками, где скрываются священные навозники, и вечером, проходя со своим стадом мимо моих ворот, он докладывает мне о том, что удалось ему подметить.
Как хороши были эти ранние утра, которые мы проводили с ним вместе в поисках за гнездами скарабеев! Тут же, неподалеку от нас, сидит наш верный Фрод, устремив свой взор на овечье стадо... ничто, даже корка хлеба, протянутая рукой друга, не может отвлечь его от его важного дела. Нельзя сказать, чтобы он был красавцем, наш Фрод, со своей кудлатой шерстью, усеянной тысячами репейников, но зато какое уменье распознавать, что можно и чего нельзя делать, было скрыто под этим косматым лбом, как быстро замечал он, когда в стаде недоставало хотя одного отошедшего от стада барана! Я уверен, что, сидя на своем холмике и обводя взором стадо овец, он считал их все одну за другою! Одной не достает – и Фрод на ногах! Вот он и возвращается, подгоняя лаем к стаду отбившуюся овцу... Мы можем положиться на тебя, добрый товарищ, и спокойно идти с твоим хозяином отыскивать гнезда скарабеев. Мы спокойны за то, что в наше отсутствие не пропадет ни одной овцы, и ни одна из них не вздумает перескочить в соседний виноградник!..
Раз в воскресенье мой пастух пришел ко мне веселый и сообщил, что он подстерег священного навозника, вылезавшего из земли, порылся на этом месте и нашел на небольшой глубине странный предмет, который он и принес с собою. Это была небольшая груша темно-коричневого цвета.
Но действительно ли эта груша сделана священным навозником? Есть ли там внутри действительно яйцо или личинка, как уверяет меня пастух? Он рассказывает, что в такой груше, когда ее случайно выкопаешь из земли, всегда есть белое яйцо, величиною с зерно пшеницы. Но мне жаль было вскрывать эту первую найденную грушу; я решил поискать другой.
На следующий день, с утра я нахожу моего пастуха уже на своем месте. Это склон, где недавно вырублен лес. Скоро по небольшому, свеженасыпанному холмику мы нашли убежище священного навозника. Мой товарищ роет землю, окапывая это место кругом и осторожно отгребая рукою вырытую землю; я весь превратился в зрение.
Наконец открывается пещера, с кулак величиною, а в ней, в этом влажном, теплом подземелье, я вижу прекрасную грушу, лежащую на боку!
Несколько времени спустя, мы находим и второе гнездо, так же содержащее грушу; обе находки как две капли воды похожи одна на другую. Во второй пещере, рядом с грушей мы нашли и самку священного навозника, которая, по-видимому, была занята окончательной отделкой груши прежде чем выбраться, из пещеры.
Теперь, когда через мои руки прошли сотни таких груш, я могу с уверенностью сказать, что колыбелью священного навозника никогда не бывает шар, а всегда груша.
Эта груша сделана почти целиком из одного бараньего навоза; для самого священного навозника годился всякий навоз: и более грубый, лошадиный и коровий, но для своего будущего детеныша он должен приготовить более мягкую, нежную и питательную пищу, если священному навознику не удастся достать бараньего навоза, он совсем не будет делать груши.
Сверху груша покрыта слоем красной земли, которая, затвердев, будет защищать ее от высыхания.
В какой же части этой питательной груши находится яйцо? Оказывается, что оно помещается в самой узкой ее части. Набрав достаточное количество навоза и протиснув его в норку, самка священного навозника скатывает из него шар и потом делает на одном конце его толстый, круглый валик; в таком виде шар похож на пузатый горшок с толстыми краями у горлышка; в это-то горлышко и кладется яйцо; затем края горшка соединяются над ним, и шар принимает вид груши.
Довольно большое, светло-желтое яйцо (почти равное по величине пшеничному зерну, только покороче его), лежит свободно на конце груши в просторной ячейке, стенки которой густо покрыты темной, зеленоватой, полужидкой кашицей, приготовленной для первых глотков новорожденной личинки.
Голубка в своем зобу приготовляет из зерен мягкую кашицу, в роде жидкого творога, которую она кладет клювом в ротик своего птенца; самка священного навозника делает то же самое: она переваривает в своем желудке самую отборную пищу и затем отрыгает ее в ту ячейку, в которую она собирается отложить яйцо.
Когда личинка вылупится, она находит перед собою легкий, нежный корм – как раз под силу ее слабому еще желудку, этот питательный корм укрепит ее силы для более трудной работы, когда ей придется приняться за более жесткую пищу, состоящую из стенок ее жилища.
Вот она и добралась до них и принялась их уничтожать... но личинка выказывает при этом замечательное благоразумие: никогда не принимается она грызть тонкую боковую стенку ячейки, – как будто знает, что здесь она может скоро прогрызть сквозное отверстие в своей колыбельке и выпасть из нее; едва вылупившись на свет, она уже по-видимому знает, чего ой не следует делать, и принимается за еду как раз с той стороны ячейки, которая обращена в глубину груши.
Через несколько дней она уже глубоко въедается в широкую часть груши; ее челюсти работают неутомимо, и скоро она становится толстой, жирной, и ее белое тело блестит как слоновая кость.
Если проломить теперь корку груши и попробовать заглянуть, что делается там внутри, немедленно появляется конец личинки и запечатывает дыру каким-то мягким, липким, коричневым веществом. Если удалять эту свежеположенную пробку, личинка вновь и вновь показывается и повторяет то же самое. Что это такое? Может быть, личинка употребляет для этого частицу своей пищи? О, нет, она далеко не такая мотовка! Это липкое вещество просто-напросто ее собственные нечистоты, которые она накладывает на поврежденное место заднею частью своего тела, устроенной для этого очень удобно – в виде широкой плоской лопатки, похожей на лопатку штукатура; наложенная замазка очень быстро сохнет и делается твердой как камень; этим же веществом склеивает личинка даже отдельные куски своей колыбельки-груши, если она случайно окажется раздавленной.
Личинка растет, ест и линяет. Через четыре-пять недель ее развитие заканчивается. Тогда она начинает усердно покрывать стенки своей колыбели той же самой замазкой из нечистот, которой она прежде чинила его; старательно обмазывает она его два-три раза, сглаживает все неровности и в конце концов устраивает очень прочный, будто отполированный с внутренней стороны сундучок, который не так-то легко разбить даже камнем.
Помещение готово. Личинка сбрасывает с себя в последний раз кожицу и становится прелестной, нежной и хрупкой куколкой. Трудно представить себе что-нибудь красивее ее! Полупрозрачная, светло-желтого цвета, она кажется сделанной из куска дорогого янтаря.
Проходит еще четыре недели, и куколка приобретет уже очертание взрослого жука, но только очертания, а не окраску: даже и тогда, когда жук выходит уже из куколки, его новый наряд долго еще поражает своими странными цветами: голова, ножки и грудь у него темно-красные, брюшко матово-белое, крылья полупрозрачные, желтовато-белые, и только через месяц, когда наряд жука окончательно отвердеет, темнеет он и делается черным.
Но вот наш жук и окреп, и в нем пробуждается желание выйти на свободу; но для этого ему нужно сломать стены своей тюрьмы, а это не так-то легко сделать: ведь стены эти крепки, как кирпич, – хватит ли на это сил у молодого навозника? А это зависит от погоды.
Если погода выдастся сухая, напрасно будет он биться в закаменелые, крепкие стены своей темницы, – он не в силах будет проломить ее и должен будет ждать, пока благодетельный дождь не смочит землю и не размягчит лежащую в ней его грушу.
Только тогда священный навозник разламывает ее на куски, покидает свою пещеру и спешит выбраться на поверхность земли.
Ему нужно прежде всего насладиться светом и теплом; долго и неподвижно, словно очарованный, сидит он под лучами солнца, греется и обсушивает свои крылья.
Но пора ему подумать и о пище, и вот наш молодой священный навозник принимается в первый раз в жизни за работу; изготовляется первый шар, – сразу, никогда не учась этому мастерству, он делает его по всем правилам искусства; затем вырывается ямка, и жук спускается в нее со своим шаром, чтобы там, на свободе, съесть свой первый хлеб, приготовленный своими собственными руками.
