Способы выведения птенцов
Автор: Н.А. Рубакин, 1909 г.
Есть птицы, которые совершенно незнакомы со строительным искусством и которые не умеют сооружать никаких гнезд. Есть птицы, которые вовсе не насиживают яиц и обходятся без этого.
Птица, не строящая себе гнезда и не насиживающая яиц! Как ни странно звучат эти слова, но существуют на свете и такие птицы. И их даже не мало. Таковы, например, наши кукушки, аргентинские и американские коровьи скворцы, австралийские талегаллы и латимы, африканские страусы и некоторые другие птицы. Все эти породы не строят никаких гнезд, хотя и кладут яйца; но, кладя яйца, они не насиживают их, или почти не насиживают, предоставляя заниматься этим делом другим птицам или солнцу, или еще чему-нибудь.
Но каким же это образом не вымирают в таком случае эти птичьи породы? Это происходит потому, что насиживать яйца можно, во-первых, и без всякого гнезда, а во-вторых, и самое насиживание можно заменить кое-чем другим и к тому же без всякого вреда для яиц и для потомства.
Кукушки и американские скворцы упраздняют неприятную и утомительную для них работу насиживания таким способом: они просто-напросто сбрасывают ее со своей шеи и возлагают на птиц других видов.
Страусы предоставляют высиживание их яиц солнцу, солнечной теплоте; наконец, есть птицы, которые не делают даже и этого: они знают еще один источник теплоты, которым и пользуются в своих целях.
Со всеми этими приемами птиц весьма интересно познакомиться.
Как известно, куры прекрасно высиживают гусят. С другой стороны можно и яйцо курицы, как и всякой другой птицы подложить под утку и вообще под птицу чужой породы, и все таки из яйца выйдут отличные птенцы. Может насиживать яйца даже человек. Рассказывают про одну римскую императрицу, которая до тех пор носила у себя на груди яйцо лебедя, пока из этого яйца не вылупился птенчик. Насиживание может производить наконец и простая машина. В настоящее время придумано множество таких машин, и больших и малых, которые высиживают цыплят целыми тысячами.
Такие машины или снаряды для высиживание называются «инкубаторами». Они дают возможность выводить одновременно, во-первых, целые сотни цыплят, во-вторых, выводить их очень дешево, а в-третьих – в любое время. Такие инкубаторы представляют из себя более или менее большие ящики, в которые можно положить сколько угодно яиц, а затем равномерно нагревать их до теплоты куриного тела в течение двадцати или 22 дней. Самка, сидящая на яйцах, – та же грелка, и к такому-то нагреванию, равномерному и продолжительному и сводится насиживание. Развитие зародыша в яйце начинается при этом и идет само собой.
Птица, принимаясь за насиживание, повинуется потребности своего тела. Прежде всего ей. Снесенное яйцо, в глазах птицы, – это частичка ее собственного тела. Забота о яйце, – это забота о теле, о самом себе. Этим и объясняется почему птицы принимаются за насиживание яиц.
В этом гораздо меньше удивительного, чем, например, в том, что кукушка вовсе не насиживает своих яиц и относится к насиживанию не как обыкновенная птица.
Как известно, кукушка возлагает эту обязанность на других птиц.
В настоящее время известно до 67 птичьих пород, в чьи гнезда кукушка кладет свои яйца. Но особенным ее предпочтением пользуются гнезда малиновки, зяблика, камышевки, славки, плиски, щевриц и лесной завирушки.
Яйца кукушки окрашены не всегда одинаково, а в разных местностях различно. Этот замечательный факт объясняется тем, что в разных местностях преобладают разные птичьи породы. Говорят, что старая кукушка помещает свои яйца в такое гнездо, где они по цвету походят на яйца, уже находящиеся в гнезде. Это действительно подтверждается тем, что яйца кукушки всегда более или менее походят на яйца той птицы, в чье гнездо они положены.
Перед снесением яйца кукушка отыскивает подходящее гнездо. Для этой цели она летает и по густым кустарникам, и высоко над землею, залетает даже внутрь зданий, например, в овины и сараи.
Кукушка никогда не выбирает для своих яиц пустого гнезда, а непременно такое, где уже лежат яйца. Впрочем, далеко не все кукушки одинаково сообразительны. Вот что рассказывает один англичанин про кукушку: «Одна кукушка положила свое яйцо в старое, давно заброшенное гнездо. Очевидно, она не отличила этого гнезда от гнезд не заброшенных, какие ей именно и нужны».
Далее, не раз приходилось находить яйца кукушек также и в дуплах, и к тому же в таких неудобных, что из них птенчик кукушки, по причине своей крупной величины, не мог и выбраться на свет, тогда как другие птенцы, находившиеся в том же гнезде, превосходно выбирались из дупла через его узкое отверстие. Зная такие промахи кукушек, не приходится уже говорить об их особенном уме.
Рассказывают, что, кладя свое яйцо в чужое гнездо, кукушка разбивает одно из чужих яиц, словно для того, чтобы хозяева гнезда не заметили ее разбойничьей выходки. Так ли это бывает и с такой ли целью это делается, еще нельзя с достоверностью сказать. Известно, впрочем, что кукушка приносит свое яйцо в чужое гнездо, осторожно держа это яйцо в клюве.
Нередко находят и по два, и по три кукушечьих яйца в одном и том же чужом гнезде. Почему же это случается? А потому, что эти яйца принесены сюда тремя разными кукушками, почему-то выбравшими для себя одно и то же чужое гнездо. Замечательно, что те птицы, в гнезда которых кукушки положили свои яйца, не выбрасывают их. Бывает даже как раз обратное: сама кукушка выбрасывает все яйца владетельницы гнезда, оставив там только свои. И все-таки эта последняя не поступает таким же способом с яйцами самой кукушки, а заботится о них, как о своих.
Кукушка кладет довольно большое число яиц. Кладка яиц идет с довольно длинными перерывами, в течение нескольких дней, начинается в половине мая, а идет до половины июля. Как известно, кукушка – птица довольно крупная, и тем не менее, сравнительно с ее ростом, ее яйца очень невелики. Объясняется это, надо полагать, тем, что кукушки переносят свои яйца в чужие гнезда при помощи клюва. Если бы кукушечье яйцо было очень велико, разумеется, птица не могла бы переносить его таким способом, – тогда ей приходилось бы оставлять свои яйца на земле, где бы не стала, насиживать их никакая другая птица. Несомненная выгода небольших по размеру яиц привела в конце концов вот к чему: за многие тысячелетия, величина яиц кукушки изменилась. Эти птицы стали нести вместо больших маленькие, потому что кукушкам, несущим яйца несколько меньших размеров, всегда было легче спасать свое потомство от гибели, – небольшое яичко можно перенести и на более далекое расстояние, то есть отыскать для него более подходящее гнездо.
Некоторые наблюдатели рассказывают, что иногда кукушки сами садятся на яйца в чужих гнездах. Значит, и среди кукушек еще не совсем заглох обыкновеннейший птичий обычай сидеть на яйцах. Впрочем, такие любительницы насиживания все-таки встречаются чрезвычайно редко среди кукушек.
Замечено также, что некоторые кукушки кормят своих птенцов, но и это встречается у них очень редко.
Из кукушечьего яйца вылупляется птенец, – «слепой подкидыш» с широкими плечами и вогнутой спиной. Он начинает быстро расти, делается сильным и крупным, и, благодаря такому своему росту и силе, а также неловким движениям, в конце концов начинает вытеснять из гнезда всех прочих птенчиков, которые и вываливаются оттуда и иногда убиваются на смерть. Говорят, что маленькая кукушка совершает такое преступление злонамеренно. Но ее крупный рост и подвижность могут привести к тому же преступлению и без всяких злых намерений с ее стороны. Такое злодейство оказывается чрезвычайно выгодным, как для самого птенчика кукушки, так и для всей ее породы. Оно спасает птенца от голодной смерти, потому что, быстро вырастая, он требует для себя много пищи. Для него не хватило бы еды, приносимой родителями, если бы остались в живых все другие детеныши. У некоторых пород кукушек приемные родители, хозяева гнезда, так малы, что не в силах удовлетворить прожорливости молодой кукушки. Иногда можно видеть, что какие-нибудь маленькие птички, например, белошейки, усерднейше собирают корм и кормят молодую кукушку, а та в четыре или пять раз крупнее своих приемных родителей.
Кукушка – не единственная птица, обладающая дурной привычкой класть свои яйца в чужие гнезда и пользоваться чужим трудом, лишь бы сложить со своих плеч неприятное бремя насиживания. На другом конце Света, в Америке, водится несколько пород так называемых коровьих скворцов, которые, подобно кукушкам, тоже кладут свои яйца в чужие гнезда. Таков, например, обыкновенный североамериканский коровий скворец, который кладет обыкновенно от 8 до 12 яиц. Как по величине, так и по цвету, яйца эти чрезвычайно разнообразны. Птица кладет их иногда по четыре и по пять штук в одно и то же гнездо. Чтобы очистить место для своих яиц, коровий скворец преспокойно выбрасывает из гнезда те яички, которые уже лежали там. Иногда, он поступает еще хуже: собственным клювом он в нескольких местах продалбливает скорлупу чужих яичек.
Впрочем, быть может, коровий скворец делает это тоже без злого намерения, нечаянно, и не клювом, а просто своими лапками, которые вооружены острыми когтями. Становясь ими на чужие яички, чтобы положить свое яйцо в гнездо, коровий скворец, весьма естественно, пробивает чужие яички. Эта птица не умеет носить яиц в своем клюве, как это делает кукушка. Через десять или одиннадцать дней вылупляются из яиц птенцы коровьего скворца. Обыкновенно это случается раньше, чем вылупятся из яиц птенцы тех птиц, которые трудились над постройкой гнезда. Непрошенные нахлебники растут чрезвычайно быстро. Уже спустя несколько дней, они выбрасывают из гнезда других птенчиков, а то и душат их. Если же этого не случается, то этим несчастным птенчикам приходится погибать голодной смертью, потому что прожорливый коровий скворец поглощает всю пищу, какую только успевают принести к гнезду его приемные родители. «Забавно смотреть, – говорит один очевидец, – как толстый, вполне оперившийся молодой коровий скворец следует за парой чирикающих воробьев, или малиновок, постоянно требуя пищи, назойливо издает свои просящие звуки и сохраняет спокойствие только тогда, когда его вечно разинутый клюв наполнен хоть чем-нибудь. Еще удивительнее видеть, как заботливо относятся маленькие птички к своему приемышу».
В Южной Америке, в Аргентине, водится другой вид коровьих скворцов. Эти птицы часто оставляют свои яйца на земле, а иногда кладут их в старые заброшенные гнезда, подвергая таким способом свое потомство неминуемой гибели. Надо полагать, с этого и началась привычка класть яйца в чужие гнезда у тех птиц, которые почему-либо сами перестали заниматься насиживанием. Те из них, какие клали свои яйца в такие места, где некому было насиживать их, не давали потомства. Но те, кто хотя бы случайно стал класть свои яйца в гнезда еще не заброшенные, разумеется, оставил, благодаря этому, потомство после себя. Вследствие этого, в течение многих сотен тысяч, а то и больше лет, и выработалась у коровьих скворцов, как и у кукушек, их известная привычка, которая нисколько не мешает породам этих птиц жить да поживать на белом свете.
Кукушки и коровьи скворцы, так или иначе, все-таки не обходятся без насиживания, хотя и предоставляют его птицам других пород. Но есть на свете и такие птицы, которые обходятся совершенно без насиживания, и довольствуются лишь нагреванием яиц, и к тому же довольно странным способом.
Например, очень остроумный способ при нагревании яиц встречается у некоторых австралийских птиц.
Дело вот в чем.
Вам, вероятно, известно, что при гниении растительных и животных остатков, эти остатки нагреваются, в них сама собой развивается теплота. Так, например, подмоченное сено, начиная загнивать, нагревается; листья, упавшие с деревьев, преют; навоз, выброшенный из хлева или конюшни, бывает теплый. Наблюдается нагревание и при гниении трупов. Иногда нагревание, происходящее при гниении, весьма значительно.
Таким-то источником теплоты и пользуются некоторые птицы для вывода своих птенцов.
Из них прежде всего необходимо назвать австралийскую курицу латима или «кустовую». Водится она в густых кустарниковых лесах Маннинга и Кларанса. Когда наступает весна, птица эта начинает собирать в огромную кучу различные растительные вещества. Работа начинается за несколько недель до кладки. Птицы сгребают ногами и бросают позади себя листья и другие растительные остатки. Все листья, какие только можно найти, складываются в одну кучу; вокруг не остается ни одного валяющегося листка. Таким образом, набирается листьев от двух до четырех телег. Каждый год на прошлогоднюю груду насыпается новая, и вследствие действия сырости и воздуха, внутри кучи начинается гниение.
Тогда птица приступает к кладке яиц. Она кладет их на середину кучи, в форме круга. Яйца закладываются широким концом вверх. На них набрасываются новые груды листьев, и, вследствие развивающейся теплоты, начинается развитие зародыша внутри каждого яйца. Дело идет без всякого нагревания.
В это самое время самка держится постоянно где-нибудь недалеко от кучи. Если какое-либо яйцо случайно обнажится, птица снова закапывает его, впрочем, лишь настолько, чтобы к яйцу был закрыт доступ воздуху. Вылупившийся птенец остается часов двенадцать внутри холмика. Сам он не делает ни малейших усилий выбраться, а самец даже закапывает его, этим давая окрепнуть в теплоте.
Малео, австралийская птица той же породы, поступает еще проще. Она выкапывает яму, преимущественно у корня дерева или куста. В эту нору, идущую вниз косо, а не прямо, птица кладет свое яйцо и забрасывает землею. Солнце нагревает землю, и этого нагревание бывает вполне достаточно, чтобы началось развитие зародыша. Днем солнце нагревает почву, а в продолжение ночи почва хотя и охлаждается, но не настолько сильно, чтобы развитие остановилось. Таким способом птица предоставляет насиживание своего яйца земле и солнцу.
То же самое делает и большеног – птица, водящаяся опять таки в Австралии и принадлежащая к той же породе. На берегу моря многие путешественники встречали курганы, составленные из песка и раковин. С первого взгляда их легко счесть за могилы каких-нибудь дикарей, но на самом деле это ничто иное, как гнезда большенога. Яйца закапываются птицею; острый конец всегда обращен книзу. И в этом случае нагревание предоставлено солнцу.
Но есть птицы, которые труд нагревания отчасти уже берут на себя. Днем их яйца нагреваются солнцем, ночью же на них садится птица и, при помощи своего тела, поддерживает необходимую им теплоту. Теплота солнечных лучей и теплота тела птицы попеременно делают одно и то же дело.
К таким птицам принадлежит, например, страус.
Всем известен этот большой африканский бегун, перья которого пользуются таким почетом. Он живет в Северной Африке, от южных склонов Атласа до самого Нила; встречается он и в Южной Африке. Птица эта любит пустынные и степные места, в которых кое-где попадаются плодородные низменности.
Устройство тела страуса таково, что он не способен летать, но зато бегать он может чрезвычайно быстро.
Умственные способности страуса весьма мало развиты. Так, например, обладая неудержимою склонностью клевать все, что попадется ему на глаза, страус совершенно не способен разбирать, съедобно или несъедобно то, что попалось ему в клюв, и преспокойно отправляет в свой желудок все, что придется. Брэм рассказывает, что одна связка ключей несколько раз совершала путешествие через желудок и кишки страуса, выбрасывалась затем наружу вместе с остатками пищи, и затем снова проглатывалась, как нечто съедобное. Бершон в желудке страуса нашел около десяти фунтов разных вещей: песка, хвороста, тряпок, три куска железа, девять английских монет, медный шарнир, два железных ключа, семнадцать медных и двадцать железных гвоздей, свинцовые пули, пуговицы, звонки, кремни и т. д.
Все это говорит в пользу аппетита, но не в пользу ума этой птицы.
Страус устраивает гнездо чрезвычайно просто. Он делает с помощью своих двупалых, сильных ног круглое углубление в глинистой почве. Размеры углубления таковы, что его как раз можно прикрыть телом. Вокруг гнезда птица набрасывает нечто в роде вала, в который и упираются лежащие в гнезде яйца. Чтобы этих последних поместилось по возможности больше, птица ставит их на кончики.
Интересно, что в одно и то же гнездо кладут яйца не одна, а по нескольку самок, забота же о яйцах предоставляется на долю не самки, а самца.
Яиц в гнезде бывает довольно значительное количество, – до шестнадцати. Днем нагревание производится лучами солнца; птица на целые часы удаляется от своего гнезда. Ночью же на гнездо садится самец и теплотою своего тела продолжает нагревание.
На долю самца выпадает не только нагревать яйца, но и защищать их от нападений шакалов и диких кошек. Эти хищники – большие любители страусовых яиц.
С помощью своих толстых могучих ног страус выполняет защиту чрезвычайно успешно: нередко около гнезда находили убитых хищников.
Насиживание продолжается около шести недель. После этого из яиц выходят маленькие страусы. Это чрезвычайно потешные существа, похожие скорей на ежа, чем на птицу. Тело их покрыто перьями, весьма напоминающими иглы. Страус чрезвычайно любит своих детей и защищает их всеми силами.
Существуют довольно многочисленные породы птиц, буквально не делающие себе никаких гнезд, а кладущие яйца прямо на землю, даже без особенной защиты. Например, королевская цапля довольствуется небольшим углублением, которое не трудно найти на берегу. Гнезда куликов и рябков представляют из себя просто-напросто углубление в земле, найденное и вырытое самой птицей. Шелковая ласточка отыскивает такие же углубления... на горизонтальных ветвях деревьев! Это углубление и служит ей гнездом, разумеется, чрезвычайно неудобным, даже опасным для жизни птенцов, которые частенько и погибают, падая на землю. Кондор кладет два больших беловато-желтых с бурыми пятнышками яйца прямо на голую землю. Речные крачки помещают свои яйца на прибрежный песок и при этом так неосмотрительно, что при первом наводнении погибают многие тысячи яиц.
Вам вероятно известен «крокодилов сторож», – приятель нильского чудовища. Эта птица преспокойно расхаживает по спине крокодила и даже забирается в его открытую пасть, которую очищает от всяких докучных паразитов. Она же предупреждает крокодила в момент опасности, крокодилов сторож тоже не делает себе никакого гнезда, а кладет яйца прямо на песок. И несмотря на это, отыскать гнездо птички чрезвычайно трудно. «Долгое время, – рассказывает Брэм, – я следил в подзорную трубу за парочкою, из которой одна птица сидела на песке, а другая, как обыкновенно, бегала взад и вперед. Заподозрив, что сидящая занята высиживанием яиц, я хорошенько заметил место и стал медленно подходить к нему. К немалому моему удивлению, сидящая птица подпустила меня шагов на сто, затем осторожно встала со своего места, поспешно покопалась в песке и побежала к другой, вместе с которой и удалилась, по-видимому, совершенно равнодушно. Прийдя на самое место, вначале я не мог найти ничего и наконец, скорее случайно, нежели вследствие поисков, заметил небольшую неровность на песке, стал раскапывать ее, и в руки мне попались два яйца, совершенно покрытые песком. Если бы мать имела больше времени, то, по всей вероятности, закопала бы их так глубоко, что мне положительно не удалось бы заметить их».
Есть птицы, которые хотя и не делают себе гнезда, а живут все-таки в гнездах, – но только не в своих, а в чужих. В лесу немало птичьих построек и обитаемых, и покинутых. И те и другие могут годиться для жилья птенцам различных пород. В покинутых можно поселиться, не спрашивая ничьего позволения, а из обитаемых птица, руководящаяся принципом «сила выше права», может выгнать их хозяев.
И в птичьем мире, как в людском, произведение труда не всегда принадлежат самим трудящимся.
В мире птиц тоже существует захват чужой недвижимой собственности, точнее говоря, – захват произведений чужого труда, ведь собственностью следует называть только то, что произведено трудом, а принадлежать это, разумеется, должно только тому, кем именно оно произведено.
Но не все птицы принимают это справедливое правило. Так, например, всем известный кобчик не всегда строит себе жилище, а иногда отнимает его у сороки. Эта последняя, разумеется, не отдает его добровольно, и из-за гнезда поднимается настоящий бой, иногда очень жестокий. Рассказывают даже, что кобчики часто призывают на помощь других птиц своего вида.
Хищничеством занимаются не только хищные птицы. Касатки, если найдут чужое гнездо, подходящее к их вкусу, без церемонии выгоняют настоящих хозяев и поселяются в гнезде сами. Топорик, маленькая смешная морская птица, живущая в северных странах, имеет обыкновение селиться под землею, но не имеет обыкновение выкапывать нору всегда своим собственным трудом. Она отыскивает уже готовые норы пеструшек. Пеструшка не дозволяет захватить своих владений без сопротивления, и поэтому птица и зверек вступают в жестокий бой для решения спора. Почти всегда победа остается за топориком.
Кроличья сова подобным же образом поступает с луговыми собачками, с тою только разницею, что она не выгоняет, а... пожирает настоящих хозяев гнезда!
Наш воробей тоже не безгрешен в хищничестве подобного рода. Он нередко занимает гнезда ласточек, даже тогда, когда там находятся не только яйца, но и птенцы. Воробей самым разбойническим образом убивает птенцов на глазах матери, выбрасывает их наружу и преспокойно устраивается в новом помещении.
Еще чаще селится эта птичка в чужих покинутых гнездах. В этом случае она далеко не разборчива; ее удовлетворяет и скворечница, и нижняя часть аистова гнезда, и гнездо ласточек. Вообще в птичьем мире сплошь и рядом случается, что птица избавляет себя от труда постройки, поселяясь в чужом покинутом гнезде. При этом гнездо немного исправляется и приспособляется к нравам и привычкам нового жильца.
Так поступают соколы, чеглоки, ибисы и многие другие птицы. Каролинские утки в марте месяце начинают отыскивать себе место для гнезда. И самец и самка летают вместе по лесу и исследуют каждое отверстие в коре дерева. Самка исследует внутри, а самец сидит настороже снаружи, нежно перекликается с нею и предупреждает криком о приближающейся опасности. Особенным предпочтением у этих уток пользуется гнездо королевского дятла, расположенное всегда в дупле. Отыскав его, утки устраивают внутренность дупла по своему вкусу и поселяются в нем на много лет, при случае храбро защищая его от других своих сородичей.
Если же уткам не удается отыскать гнезда королевского дятла, то они довольствуются покинутым гнездом белки.
Гнездо этого зверька пользуется любовью многих птиц, например, голубя-вяхиря, который только приплющивает его сверху и закладывает несколькими прутиками.
Птицы пользуются покинутым гнездом не только других птиц и млекопитающих, но даже гнездами насекомых. Так, в Австралии водится довольно большая птица из отряда легкоклювых, так называемая «голубая альциона». Англичане называют ее потешной кличкой «Ванька-хохотун», потому что крик этой птицы действительно похож на хохот. Альциона имеет обыкновение селиться, между прочим, в гнездах древесных муравьев.
Подобно альционе, поступает бразильская птица сурукуа. Она выкапывает себе углубление в термитовых гнездах, которые расположены на деревьях. «Я видел, – говорит один путешественник, – самца сурукуа, который, прицепившись к стенке гнезда точно дятел, старался выколотить клювом отверстие, тогда как самка сидела смирно на соседнем дереве и, по-видимому, ободряла самца своими взглядами».
Некоторые птицы, вместо того, чтобы сооружать какие-либо постройки, пользуются готовыми убежищами, которые предоставляет им в изобилии сама природа.
Различные углубление в скалах и дупла деревьев – весьма удобные жилища для птиц. Немудрено, что из-за них поднимается даже борьба между птицами. Например, в старых башнях, старых деревьях и тому подобных местах галки стараются вытеснить сов.
Из птиц, гнездящихся в дуплах, без сомнения, самая интересная птица – носорог. Это – чрезвычайно некрасивое и странное существо, изображение которого вам, вероятно, уже приходилось видеть. Самое замечательное в ней – это ее большая голова, снабженная огромным тяжелым клювом. На клюве имеется особый окрашенный в красный цвет нарост, благодаря которому птица и получила название носорога. Клюв птицы представляет собою такое страшное оружие, которого боятся даже хищники.
Птица-носорог водится в гористых лесах Индии, от крайнего юга до Гималаев и от Малабарского берега до Ассама и Малакки. Способ размножения этой птицы чрезвычайно характерен. Носорог-самка отыскивает подходящее дупло и кладет туда пять-шесть яиц.
Лишь только яйца положены, и самка села на них, самец принимается за работу. Он летает, собирая в клюв небольшие комочки глины, и, слепляя их своею слюной, замуровывает самку в дупле.
Впрочем, он замуровывает ее не совсем, а оставляет небольшое отверстие, в которое сидящая на яйцах самка может только просунуть свой клюв.
В таком положении самка и остается во все время насиживания. На долю самца выпадает тоже немало работы: он должен кормить самку. И носорог усердно летает за ягодами и плодами и передает их самке.
«16-го февраля 1858 года, – рассказывает Тикель, – я узнал от одного жителя селения Карен, что поблизости большой носорог гнездится в дупле дерева. Тотчас же отправившись туда, я заметил, что дупло было расположено в стволе почти прямого дерева, и было замуровано толстым слоем глины, за исключением небольшого отверстия, сквозь которое самка могла просовывать клюв, чтобы принимать от самца пищу. Один из деревенских жителей с большим трудом взобрался на дерево, вгоняя в него бамбуковые клинья, и начал затем расчищать глину. Прилетевший в это время самец издавал громкие хриплые крики, летал из стороны в сторону и подлетел, наконец, очень близко к нам. Туземцы, по-видимому, боялись его, ожидая, что он непременно нападет на нас, и мне с трудом удалось удержать их от убийства самца. Когда дупло было достаточно раскрыто, туземец засунул туда руку, но был так жестоко укушен самкой, что едва не свалился с дерева. Только обвернувши руку тряпками, ему удалось вытащить птицу, – в высшей степени жалкое существо, отвратительное и грязное. Спустивши птицу вниз, посадили ее на землю, где она прыгала вокруг и угрожала клювом приближавшимся к ней. Наконец она влезла на небольшое дерево, где и уселась; пустить в дело свои крылья, чтобы лететь, она не могла, так как члены ее слишком окоченели от долгого сиденья в дупле. В глубине дупла, лежало одно грязное светло-буроватое яйцо на подстилке из гнилой древесины, коры и перьев. Кроме того, дупло было наполнено огромным количеством гниющих ягод».
Такой замечательный способ насиживания, при котором гнездо превращается в тюрьму, по-видимому, объясняется следующим обстоятельством.
Во время насиживания самка теряет большую часть своих хвостовых и маховых перьев. Благодаря этой потере, она уже не в силах летать. Если бы птица упала из гнезда, то попасть в него опять она не могла бы. Замуровывая самку в дупле, самец предохраняет ее таким образом от падения из гнезда.
Способность летать появляется у нее снова только ко времени вывода молодых.
Наш дятел тоже устраивает свои гнезда в дупле, с тою только разницею, что то дупло, в котором он селится, в большинстве случаев, – его собственного приготовления. Птица отыскивает деревья, уже порченые, с гнилою сердцевиною, и с помощью своего клюва начинает работу. Заметим кстати, что клюв птицы не настолько крепок, чтобы долбить здоровые деревья, и обвинение дятлов в порче леса совершенно напрасны и незаконны.
Вход в гнездо дятла идет наклонно. Он открывается в сравнительно широкую вертикальную каморку, на дне которой и лежат яички.
Над долблением такого гнезда трудятся одинаково и самец и самка, с утра до вечера, сменяя друг друга через разные промежутки времени.
Как ни скрыто гнездо дятла, но в Америке оно не безопасно от нападения черной змеи, которая пожирает и яйца, и детенышей.
Птицам, гнездящимся в дуплах, грозит опасность не только от внешних врагов, но и со стороны самого дерева. Дело в том, что растение живет, питается, растет. Каждому известно, как быстро нарастает кора на пораненных местах ствола и ветвей. Случается, что кора так разрастается над отверстием, ведущим в гнездо, что затворяет ход в него. Гнездо, таким образом, погребается в полости дерева, словно в могиле.
Пещеры, углубление в скалах, развалины замков и других зданий тоже служат готовым жильем многим птицам. Ими пользуются преимущественно птицы ночные, – совы, филины, сипухи. Другие птицы сами роют для себя гнезда в земле.
Гнезда, вырытые в земле, не подвергаются такой опасности, как устроенные в дуплах. Среди птиц есть чрезвычайно искусные минеры, или копальщики.
Маленькая американская птичка – пещерный поползень вырывает узкий цилиндрический коридор. Этот коридор делается в твердом песчаном грунте, так что невольно удивляешься силе и уменью этой маленькой птички. Пещерный поползень так неразборчив, что иногда начинает прокладывать свой коридор в глиняной стене, которою туземные жители окружают свои сады и дома. Эти стены во многих местах словно пробуравлены круглыми отверстиями.
Всем известна маленькая хорошенькая птичка стриж. Не многие, увидев ее клюв, подумают, что она способна прорывать ходы в значительно твердом песчанике. А между тем это так. Стриж роет ходы в таком песчанике, который противостоит даже самому острому ножу.
Летая по окрестным обрывам и песчаниковым скалам, стриж отыскивает подходящее местечко, пробует клювом твердость песчаника и приступает к работе. Он начинает работать по кругу, употребляя ноги как стержень; вертясь при этом все вокруг и вокруг, он работает клювом и выкапывает в конце концов довольно правильную круглую ямку. Ямка достигает до двух с половиною футов длины и идет немного вверх. На конце находится небольшое расширение.
Если на пути встретится камень или корень дерева, то стриж оставляет начатую норку и принимается за устройство новой.
Птички эти обыкновенно селятся обществами, и их гнездовые места бывают пронизаны массою отверстий. Так, за Ораниенбаумом, около деревни Малых Ижор, в глинистом обрыве вырыт стрижами целый подземный городок.
Гнездо нелета (одного из пингвинов) может быть названо самым интересным и замечательным гнездом, какое вырывают птицы.
Нелет, как и все пингвины, – чрезвычайно неуклюжее существо. Но, несмотря на свою неуклюжесть, это весьма ловкая и подвижная птица. Море – стихия нелетов. Они плавают так быстро, что за ними не угонится самое быстрое судно. Птицы плавают обыкновенно обществами. Все стадо находится в беспрерывном и разнообразном движении: то одна, то другая птица погружается в глубину, ныряет замечательно глубоко, показывается впереди и старается догнать остальных товарищей. Плавая таким образом, они ловят различных рыб, которые и составляют их пищу.
На суше нелеты двигаются тоже, в случае опасности, с чрезвычайною ловкостью; но обыкновенная их походка весьма потешна. Устройство ног заставляет их ходить вертикально; они делают шажки очень маленькие и, переставляя одну ногу за другою, беспрерывно поворачиваются то вправо, то влево вокруг своей вертикальной оси. Но, в случае опасности, они бросаются на грудь и скользят по песку с помощью своих коротеньких крыльев и широких лап чрезвычайно быстро.
Нелеты живут обществами в несколько десятков тысяч птиц. «Находящиеся на земле птицы, – рассказывает один наблюдатель, – располагаются в порядке, словно полк солдат, и при этом не только рядами, но и по возрастам: молодые находятся в одном месте, линяющие – в другом, высиживающие самки – в третьем, невысиживающие – в четвертом. Распределение это поддерживается так строго, что всякая птица, не принадлежащая к известному отряду, не будет туда принята».
Нелет, несмотря на свою неуклюжесть, роет замечательные гнезда. Во время размножения, он вытаптывает себе от самой воды прямые тропинки по траве, которые до такой степени гладки и чисты, как будто они устроены человеком. Эти тропинки идут по ровному месту и пересекаются почти под прямым углом. Вся местность, таким образом, разделяется на более или менее правильные четырехугольники. Каждый четырехугольник служит гнездовьем для одной пары птиц. Нелет вырывает яму фута в два или три глубиною; яма идет немного вкось, так что образуется нечто вроде маленькой печки. В нее ведет довольно широкий, но очень низкий вход.
Внутри гнездо сообщается с соседним гнездом с помощью особого подземного хода, так что, как замечает Брэм, «птицы и под землею могут делать друг другу визиты».
Таким образом, гнездовье нелетов представляется целым городком, в котором проложены улицы, т. е. тропинки. Вокруг всего городка идут такие же тропинки. Порядок в городке царит замечательный. В каждом гнезде помещаются рядом самка и самец. Лишь только самка оставляет гнездо, этот последний садится на яйца и продолжает насиживание. Это необходимо потому, что нелеты весьма беззастенчиво воруют друг у друга яйца. У некоторых видов нелетов более сильные птицы отнимают яйца у слабых. Находили даже в одном и том же гнезде птенцов, принадлежащих двум различным видам нелетов.
Чтобы закончить нашу беседу о птицах, роющих себе гнезда, расскажу вам об одной очень маленькой австралийской птичке. Называется она, по причине своего пестрого, блестящего оперения, алмазною птицей.
Это чрезвычайно живое и красивое существо имеет в длину всего три с половиною дюйма. Несмотря на свою столь незначительную величину, птица выкапывает себе на отвесных обрывах или на плоской земле коридор. Конец коридора расширяется, и здесь птица начинает вить себе гнездо. Несмотря на то, что ей приходится работать в темноте, алмазная птица делает себе очень красивое и хорошо построенное гнездо. Для этого она употребляет почти исключительно полоски внутренней коры камедных деревьев. Гнездо имеет вид шара.
Алмазная птица – единственная из роющих птиц, которая и роет, и вьет себе гнездо. У всех остальных яйца кладутся или прямо на землю, или на какую-либо довольно грубую подстилку.
В мире птиц, как и между человеческими племенами, существуют и дурные и хорошие строители. Все человеческие постройки, начиная с простого шалаша австралийца и кончая дворцом венецианских дожей, можно бы было расположить, смотря по искусству строителей, в один ряд, и расположить таким образом, что переход от построек самых искусных к самым неискусным будет незаметен. Простейшее жилище, это – пещера, дупло, расщелина или навес скалы, или зеленые своды леса. Так живут некоторые папуасы; так жили ныне уже вымершие тасманийцы. Немного хитрее и искуснее тот дикарь, который не довольствуется кущей дерева, а срубает ветви и делает из них искусственный навес. Еще хитрее тот, который сплетает срубленные ветви и делает из них плетеную хижину, как это мы видим у многих племен негров. Далее, есть плетеные хижины, обмазанные глиной. Отсюда один шаг до построек из кирпичей, в роде марокских домов или древних ассирийских сооружений. История искусства показывает нам непрерывный ход усовершенствований в архитектуре. Кирпич заменяется мрамором, или идет в дело рядом с ним и гранитом, и переходные формы от простого каменного дома до роскошного мраморного дворца или собора мы видим на каждом шагу. Разумеется, от птичьего гнезда до какого-нибудь дворца – расстояние немалое. Но не так далеко от плетеного шалаша какого-нибудь папуаса до птичьего гнезда...
Изучение простых построек уясняет нам, почему существуют постройки сложные. Сложными они сделались лишь мало-помалу, – в течение очень большого промежутка времени, – многих десятков тысяч лет. Их усложнение шло по мелочам, мелочь прибавлялась к мелочи, и в конце концов из самых ничтожных мелочей накопились очень крупные перемены.
То же самое случилось и в мире птиц. Существует незаметный переход, начиная с замечательной постройки птицы-ткача и кончая обыкновенной ямкой или углублением, в которое кладет свое яйцо какая-либо птица, совсем не делающая гнезда.
Иному, разумеется, с первого взгляда кажется чудесным и непонятным, как это могла птица сразу, своим умом дойти до такой замечательной постройки. Но ведь сразу на свете ничего не бывает; то, что делается как будто сразу, в действительности подготовлено целым рядом долго накоплявшихся мелочей. Все изменяется постепенно мало-помалу, а едва-едва заметные изменение не кажутся нам ни чудесными, ни невероятными. У каждого такого изменения всегда есть своя причина, которую мы можем отыскать, изучая и размышляя; изменения эти совершаются лишь при некоторых условиях, которые можно более или менее точно и научно выяснить и определить. Причина изменений, как уже было сказано, лежит и в той обстановке, где живет птица, и в самой птице, в устройстве ее тела и ее духовной жизни, наконец, в истории всего органического мира.
Разумеется, нельзя воображать духовную жизнь птицы совершенно такою же, какова, например, духовная жизнь человека. У птицы нет человеческих мыслей, чувств и желаний, а есть другие, более простые явления духовной жизни. Они хотя и однородны с человеческими по существу, но многие человеческие объяснение все же не всегда приложимы к ним. Птица соображает и принимает во внимание многое, когда строит свое гнездо. Но мы не имеем никакого права говорить, что она при этом рассуждает так же, как человек. Голова птицы по своему устройству даже и не может вместить в себе такой же большой запас знаний, приобретенных от своих сородичей и вынесенных из собственных опытов и наблюдений, какой вмещает голова человека. Наши соображения, рассуждения, взвешивания не имеют места в птичьей голове. Птица во время своей деятельности не отдает себе такого отчета, какой даем себе мы. Она идет по той колее, которая проложена длинным рядом поколений, и действует так, как ею воспринято от других птиц ее же породы путем подражания, или получено по наследству, вместе с таким-то устройством тела. Даже в самых важных моментах своей жизни птица не сбивается с этой колеи.
Эта безотчетная, более или менее бессознательная «птичья» деятельность сохранилась отчасти и у людей, но только в мелочах. Припомните, что и вы, и всякий другой человек не отдаете себе никакого отчета в миллионах разных мелких поступков, которые вы совершаете, ничем не руководствуясь, и поступая бессознательно или полусознательно, по заранее выработанному образцу, и к тому же выработанному не вами самими...
Вот как, приблизительно, нужно смотреть на птичье «уменье» строить замечательные гнезда.
Мы видели, что многие птицы совсем не вьют себе гнезд, а кладут яйца прямо на голую землю.
Первый шаг вперед в строительном искусстве представляют те птицы, которые делают для яиц хотя маленькую ямку в земле. Все же эта ямка – работа, направленная к осуществлению некоторой идеи. Дальше этих птиц ушли те, которые выбирают для устройства своих ямок такие места, где можно сделать ямку не в песке, а в траве, и сгребают траву в кучу. Еще дальше в строительном искусстве ушли те птицы, которые нарочно делают подстилку для яиц, а для этого собирают все необходимые для нее материалы из разных мест. Подстилкой может служить гнилое дерево, мох, пух и т. д.
Еще дальше ушли те птицы, которые собирают для подстилки материалы не как-нибудь, а определенным способом, – например, вниз кладут материалы погрубее, а поверх этих те, что понежнее. Но гнезда и таких птиц, собственно, – еще не гнезда, а просто-напросто примятая, сжатая масса мягких материалов.
Так, наш жаворонок делает себе гнездо прямо на земле. Это гнездо может служить типом только что описанного рода гнезд.
Но уплотнять материалы можно ведь различными способами. Плохо сплоченные материалы могут только лежать на земле, – их может разнести ветром. Чтобы этого не случилось, необходимо прикреплять его к чему-нибудь, – к камню, к кустарнику, к дереву, к древесной ветке. Но для того, чтобы гнездо вышло плотным и крепким, и чтобы оно могло висеть на дереве, нужно эти материалы спутать и перевить так, чтобы гнездо представляло из себя единое целое, – настоящую постройку.
Таким образом, окидывая одним общим взглядом все птичьи постройки, мы незаметно переходим от птиц, строящих на земле, к птицам, которые сооружают гнезда на ветвях.
Нам незачем перечислять всех птичьих построек. Надеемся, что перед читателем из вышеизложенного достаточно уяснились смысл и значение птичьего искусства.
