Строители землянок у животных
Автор: Анри Купен, 1910 г.
I. Муравейники из земли, смешанной с другими материалами
II. Гнезда из одной земли
III. Термиты
IV. Птицы
Муравьи живут, как известно, большими обществами и устраивают обширные жилища, называемые муравейниками. Эти жилища – настоящие курганы. Они замечательны своими размерами, а внутреннее распределение их частей свидетельствует о выдающемся уме строителей. Прежде, чем приступить к описанию их, следует сделать не лишенное интереса замечание: муравьи умеют приспособляться к обстоятельствам и местности, в которой живут. Планы их жилищ не одинаковы, и та же самая порода муравьев в сухом месте строит гнездо под камнем, а в другом, – с сырой почвой, возводит купол из веточек и хвой. «Характерная черта муравьиных построек», – говорит Форель, – «это почти полное отсутствие неизменного плана. Муравьи прекрасно умеют видоизменять свои постройки сообразно обстоятельствам, извлекая из них наибольшую выгоду. Кроме того, каждый мастер работает за свой страх, по особому плану, и часто товарищи только тогда начинают помогать ему, когда поймут и одобрят этот план. Разумеется, дело не обходится без недоразумений; иногда один уничтожает работу другого. Вообще же, настойчивый работник, которому удалось найти наиболее выгодный способ постройки, в конце концов, хотя и не без борьбы, заставляет товарищей и даже всю колонию, принять его план. Но едва он достигнет цели, как появляется другой изобретатель со своими приверженцами, и первый теряется в толпе.
I. Муравейники из земли, смешанной с другими материалами
Большинство муравьев роет гнезда под землею и возводит над ними из земли, смешанной с разными посторонними веществами, купол, прорезанный галереями.
Среди муравьев, возводящих в лесах целые холмы, замечательные своей вышиной, следует назвать рыжего муравья, над которым Губер произвел свои интересные наблюдения. «Холм», – говорит он, – «который с первого взгляда кажется кучей беспорядочно набросанных материалов, на самом деле представляет, по своей простоте и устройству, остроумнейшее сооружение, предохраняющее муравейник от проникания воды, от непогод и вражеских нападений. Он способствует также поддержанию ровной температуры внутри гнезда. Куча разнообразных материалов, из которых он состоит, представляет почти всегда вид округлого свода, основание которого часто покрыто землей и мелкими камешками. Оно образует пояс, над которым возвышается в виде сахарной головы деревянная часть постройки.
Но это лишь внешняя оболочка муравейника; наиболее значительная его часть скрыта от наших глаз и тянется далеко в глубину под землей.
Галереи, в виде неправильных воронок ведут с вершины внутрь муравейника. Число их зависит от величины его и населенности. Входное отверстие довольно широко. Иногда с вершины идет один главный ход; часто их несколько, почти одинаковых, и вокруг них располагаются более узкие, почти симметрические галереи, идущие кругом бугра до его основания.
Эти двери необходимы для прохода многочисленного рабочего населения. Самые условия работы вызывают его наружу, а кроме того, рыжие муравьи, отличаются от других пород, больших домоседов, тем, что любят проводить время на свежем воздухе, и не боятся производить свои работы в нашем присутствии.
Отверстия в муравейниках всегда бывают настолько малы, что неприятелю или дождевой воде, очень трудно проникнуть внутрь.
Рыжие муравьи, ползающие днем целыми стаями по поверхности кучи, не боятся нисколько за внутренность муравейника. Но вечером, когда они забираются в глубину гнезда, и не могут видеть того, что делается наружи, какие меры принимают они от разных неприятных случайностей? Как не попадает дождь в это, со всех сторон открытое, жилище? Эти простые вопросы, по-видимому, не занимали до сих пор естествоиспытателей.
Пораженный этими соображениями в первый раз, когда я наблюдал рыжих муравьев, я направил все свое внимание на этот предмет, и сомнения мои вскоре разрешились.
Я заметил, что вид муравейника изменяется с каждым часом, и что диаметр обширных коридоров, где несколько муравьев за раз сталкивалось в средине дня, постепенно уменьшался по мере приближения ночи. Входные отверстия, наконец, исчезли. Муравейник был закрыт со всех сторон, и муравьи удалились во внутренние покои. Это наблюдение, обратив мое внимание на двери муравейников, значительно уяснило мне работы их обитателей, цели которых я сначала не понимал. На муравейнике всегда царит такое беспокойное оживление, столько насекомых таскают материалы по противоположным направлениям, что вначале все это представляется непонятной суетой.
Теперь я ясно видел, что они закрывали свои галереи. Они приносят сначала крошечные бревнышки, плотно укладывают и даже слегка вколачивают их над входным отверстием. Потом приносят новые, которые кладут над этими в противоположном направлении. Веточки берутся все меньше и меньше, и под конец все закрывается кусочками сухих листьев или чем-либо иным. Разве это в малом виде не работа наших плотников, устраивающих кровлю здания. Природа, по-видимому, везде опередила нас в открытиях, которыми мы гордимся.
Вот наши муравьи в безопасности, остается один или два часовых снаружи или внутри за дверями, прочие же муравьи отдыхают и занимаются разными делами в полном спокойствии.
Мне очень хотелось узнать, что делается на муравейнике утром.
Я отправился однажды очень рано и застал его в том же положении, в каком оставил накануне. Несколько муравьев бродило на поверхности гнезда. Тем временем вышло еще несколько из-под маленьких навесов над входом в коридоры, и я увидал, что они принялись растаскивать ночные баррикады. Дело подвигалось успешно. Однако им понадобилось все же несколько часов, пока наконец все ходы были открыты, и закрывавшие их материалы разнесены в разные места по муравейнику.
Каждый день, в течение лета, утром и вечером я наблюдал те же явления, ту же картину, за исключением дождливых дней, когда двери оставались все время закрытыми. Если небо с утра облачно, муравьи, которые, по-видимому, это замечают, открывают только часть ходов и, едва начинается дождь, спешат их закрыть. По-видимому, они прекрасно знают, для какой цели устраивают эти временные затворы.
Чтобы понять, как образовалась крыша, посмотрим, что представляет собою первоначально муравьиное гнездо. Вначале, это только углубление, впадина, сделанная в земле. Часть его обитателей отправляется за материалами на наружный сруб. Они располагают их без особой правильности, но так, чтобы прикрыть отверстие. Другие муравьи приносят землю, вырытую из внутренней части гнезда. Эта земля, смешанная с древесными частицами, ветками и листьями, придает зданию некоторую плотность. Оно возвышается с каждым днем.
Муравьи оставляют свободными пространства для галерей, ведущих наружу, и так как они убирают утром загородки, закрывающие на ночь входы в них, то галереи сохраняются несмотря на то, что остальное здание возвышается. Оно принимает уже выпуклую форму, но мы очень ошиблись бы, если подумали, что оно все сплошь массивно. Крыша служит нашим муравьям еще для других целей. В ней будут заключаться многочисленные этажи, и вот каким образом они строятся. Я могу рассказать это подробно, так как наблюдал за возведением этажей через стекло, приставленное к муравьиной куче.
Муравьи роют и подводят подкопы в самом здании, и устраивают обширные залы, правда очень низкие и довольно грубой отделки. Но они отвечают намеченной цели. В них приносятся в известные часы дня личинки и куколки. Эти пустые пространства сообщаются между собой галереями. Если бы материалы, из которых построено гнездо, были только навалены друг на друга, то они осыпались бы от работы и передвижений муравьев, но земля, заключающаяся между слоями, составляющими кучу, разжиженная дождями и затвердевшая на солнце, связывает отдельные части муравейника в одно целое. Кроме того, она почти не пропускает воды, и я никогда не находил, даже после продолжительных дождей, чтобы внутренность гнезда промокала более чем на пол сантиметра, разве только если муравейник был разрыт, или насекомые его покинули. И так муравьи защищены от дождя в своих помещениях. Самое большое из последних находится почти в центре здания, оно гораздо выше остальных, и его пересекают только перекладины, поддерживающие потолок. Здесь сходятся все галереи, и собирается обыкновенно большинство муравьев.
Что касается до подземной части муравейника, то ее можно наблюдать только, если она расположена на склоне. Тогда осторожно разрыв кучу, можно увидеть весь внутренний разрез строения. Эти подземелья представляют этажи, состоящие из вырытых в почве горизонтальных келий.
II. Гнезда из одной земли
Жилища некоторых муравьев построены из чистой земли без каких бы то ни было примесей. «Если мы хотим», – говорит Губер, – «судить о внутреннем плане муравейника, то следует выбрать такой, который не был случайно поврежден, и форма которого не изменена условиями местности. Тогда достаточно небольшого внимания, чтобы заметить, что муравейники отдельных пород построены не по одной и той же системе. Так, куча или холмик, возведенный колонией бурых муравьев, представляет всегда очень толстые стенки из грубой и шероховатой земли, с резко разграниченными этажами и широкими сводами на крепких и прочных столбах. В нем нет ни дорог, ни настоящих галерей, есть только проходы в виде круглых отверстий. Везде – большие, пустые пространства, большие комья земли. Можно заметить, что муравьи соблюдают известную пропорцию между столбами и шириной опирающихся на них сводов.
Коричневый муравей, один из самых маленьких, в особенности замечателен совершенством своей работы. Тельце его красновато-коричневого цвета, головка немного темнее, усики и лапки светлее.
Эти муравьи одни из самых искусных строителей. Их гнезда состоят из этажей, перегородки между этажами не более 1/2 миллиметра толщиной, и вещество, из которого они сделаны, настолько измельчено, что поверхность стен совершенно гладка. Этажи идут не горизонтально, а следуют уклону кучи; верхний этаж покрывает все остальные и т. д. до нижнего, соединяющегося с подземным жильем. Они устроены не по одному плану, но все расположены концентрически.
Если рассматривать каждый этаж отдельно, то увидим, что он состоит из зал, узких комнаток и длинных соединительных галерей. Своды зала поддерживаются столбами, тонкими стенками, или настоящими арками. Встречаются также большие площади, где скрещивается несколько улиц.
В больших комнатах и залах находятся взрослые муравьи, но куколки помещаются всегда в ячейках, ближе к поверхности, смотря по времени дня и температуре, так как муравьи наделены большой чувствительностью в этом отношении и, по-видимому, угадывают градусы тепла, нужного для их детей.
Муравейник заключает иногда более двадцати этажей в верхней части и столько же под землею. Сколько тончайших оттенков тепла дает такое расположение, и как легко муравьям регулировать его степени! Когда слишком жгучее солнце накаляет более чем нужно верхние этажи, они спускаются со своими малютками вглубь муравейника. Во время же дождя, когда внизу сыро, они перебираются наверх.
Не достаточно узнать внутреннее расположение жилища, интересно проследить; как могут муравьи производить такие сложные и тонкие работы, не имея другого орудия, кроме челюстей. Как они разрыхляют и разжижают землю? Употребляют ли они растительную слизь и смолу, или извлекают особый сок из собственного тела, подобно пчелам-каменщицам? Может быть, мне следовало бы произвести анализ этой земли, но я предпочел наблюдение, способ более медленный, но верный, при помощи которого я надеялся достигнуть тех же результатов.
Я решил наблюдать за одним муравейником до тех, пор, пока не замечу какого либо изменения в его форме.
Жители выбранной мною кучи днем сидели дома, или ползали по подземным галереям, выход из которых находился в нескольких шагах от кучи. На ее поверхности, однако, было два или три отверстия. Но в них никогда никто не показывался, так как они были обращены к самому солнцу, которого мои насекомые не любят. Муравейник был круглый и помещался в траве около дорожки. Он был совершенно не тронут.
Я скоро заметил, что когда было свежо и росисто, муравьи вылезали и бродили по своему гнезду, проделывая новые отверстия. Они появлялись по нескольку за раз, просовывали голову в отверстия, шевелили усиками, наконец вылезали и расползались по окрестностям.
Это мне напомнило странное мнение древних, полагавших, что муравьи работают ночью, во время полнолуния. Хотя луна и не влияет на их поведение, но мне показалось это замечание отчасти правдоподобным. Наблюдая моих насекомых ночью, я заметил, что они большею частью находятся наружи после заката солнца. Рыжие муравьи, напротив, выходят только днем, а на ночь законопачивают свое жилище.
Контраст оказался еще резче, когда через несколько дней, зайдя к моим муравьям во время теплого дождя, я застал их в самом разгаре строительных работ.
Как только пошел дождь, я увидел большое количество муравьев, вылезавших из-под земли. Они немного постояли, потом вернулись в муравейник и вскоре появились с маленькими частицами земли, которые положили на верху кучи. Я не мог понять, что из этого выйдет. Но, спустя некоторое время, я увидел, что со всех сторон начали воздвигаться маленькие стены с пустыми промежутками. В некоторых местах появились столбы, указывавшие уже на форму зал, ячеек и дорог, которые муравьи предполагали устроить. Одним словом, это был как бы черновой набросок нового верхнего этажа.
Я с любопытством следил за малейшими движениями маленьких тружеников и убедился, что они употребляют не те приемы, какие применяют осы или шмели при выделке наружного покрова своих гнезд.
Каждый муравей приносит частицы земли, которые он соскребывает со дна муравейника кончиками челюстей. Эти частицы настолько пластичны, что годятся для работы. Муравей кладет принесенную землю на надлежащее место, разминает ее челюстями и распределяет так, чтобы заполнить все неровности в стене. Сяжками усиков он ощупывает каждую крупинку земли, и уминает ее, нажимая передними лапками. Работа эта идет довольно быстро.
Сделав первоначальный набросок нового этажа, маленькие архитекторы укрепляют стены и перегородки, подбавляя к прежним материалам новые. Часто две стены будущей галереи возвышаются друг против друга на недалеком расстоянии. Когда они достигают 4–5 миллиметров в вышину, муравьи начинают выводить потолок. К верхнему краю стены прибавляются, почти горизонтально, частицы влажной земли, так что над каждой стеной образуется навес, который, расширяясь, встречается с навесом противоположной стены. Толщина потолка равняется 1/2 миллиметра.
Здесь – несколько вертикальных стен служат началом комнатки, сообщающейся с различными коридорами, посредством отверстий, проделанных в стенах. Там – настоящий зал, своды которого покоятся на многочисленных колоннах; дальше узнаешь рисунок площади, откуда расходится несколько дорог. Площади занимают самое большое пространство, а между тем муравьи нисколько не затрудняются сделать над ними навес. Работа начинается с углов, образованных стенами, и затем с верха каждого столба прибавляются в горизонтальном направлении частицы земли, которые соединяясь вместе, образуют навес над большой общественной площадью.
Эта толпа рабочих, устремляющихся отовсюду с частицами почвенного цемента для постройки, стройный порядок самой работы, царствовавшее между ними согласие, и энергия, с которой, они спешили воспользоваться дождем для увеличения своего жилья, представляли самое занимательное зрелище для любителя природы.
Однако, я испытывал некоторые опасения, что их здание не устоит от собственной тяжести, и что широкие потолки, подпираемые только несколькими столбиками, обрушатся под тяжестью дождевой воды, падавшей непрерывными крупными каплями. Но я скоро успокоился, увидев, что земля, принесенная насекомыми, слипается при малейшем прикосновении, и что дождь, вместо того, чтобы нарушить сцепление частиц, казалось, еще более увеличивал его. Мокрые земляные частицы, которые вначале держатся вследствие сцепления, ожидают только дождя, который спаивает их еще теснее и, так сказать, полирует, сглаживает поверхность потолков или открытых стен и галерей. Тогда шероховатости отдельных частиц исчезают, и получается ровная земляная поверхность, которой, чтобы окончательно окрепнуть, необходим только высушивающий солнечный жар.
Слишком сильный дождь, конечно, разрушает несколько ячеек, особенно если потолки их плоски. Но муравьи возобновляют их с замечательным терпением.
Эти различные работы производились во всех частях муравейника. В течение 7–8 часов был прибавлен целый этаж. Все потолки, соединившись между собой краями, образовали один общий потолок.
Окончив этот этаж, муравьи принялись за второй, но не успели его достроить. Дождь перестал, прежде чем потолок был доделан. Они продолжали, однако, трудиться еще несколько часов, пользуясь влажностью земли. Но поднялся сильный северный ветер и быстро просушил ее, так что частицы стали рассыпаться в порошок. Муравьи, убедившись в бесполезности своих усилий, прекратили постройку и, к моему изумлению, разрушили весь начатый и недостроенный этаж и распределили остатки его по последнему этажу муравейника.
Эти факты неопровержимо доказывают, что для соединения материалов между собою муравьи не употребляют ни смолы, ни иного цемента. Они разводят землю водой и пользуются, для укрепления своих сооружений, дождем, ветром и солнцем. В простоте этих способов я видел как бы внушенье самой природы. Однако мне хотелось произвести еще опыт, чтобы проверить точность этих наблюдений.
Через несколько дней я вздумал побудить их к постройке искусственным дождем. Я взял очень жесткую щетку, окунул ее в воду и, проводя по мокрой щетине рукой, стал пускать тончайшие брызги на муравейник. Муравьи изнутри заметили влажность крыши, высыпали наружу и поспешно принялись за постройку. Через несколько часов новый этаж, со всеми своими отдельными частями, был готов.
Я часто повторял этот опыт и всегда с одинаковым успехом. Весной, в особенности, муравьи дорожат дождем; даже ночью постройка не прекращается, и часто поутру я находил выросшие за ночь этажи.
Под землей муравьи вырывают еще более обширные помещения и по тому же плану, как и в надземной постройке.
Мне очень хотелось узнать, как такое большое количество муравьев может содействовать выполнению одного плана и сговариваться насчет хода работ; хотелось узнать, действуют ли они каждый самостоятельно, по собственному побуждению, или вследствие общего соглашения, все заодно.
Не думаю, чтобы мне удалось окончательно разрешить эти важные вопросы, но полагаю, что сообщаемые мною факты могут пролить некоторый свет на этот предмет.
Наблюдая муравейники, я убедился, что единственная возможность проникнуть в тайну их организации – это следить за отдельными муравьями, занятыми их постройкой. Мои дневники переполнены такими наблюдениями. Все они убеждают меня в том, что каждый муравей действует самостоятельно и независимо от своих товарищей. Первый, кому представляется легко выполнимый план, делает первый набросок, кладет почин; другим остается только продолжать начатое. Все они одинаково умеют проектировать, производить, полировать и выправлять свою постройку, в зависимости от обстоятельств. Вода служит им необходимым цементом, солнце и воздух помогают материалам их построек затвердеть. У них вместо резцов только челюсти, вместо циркуля – усики, вместо лопаток – передние лапки, которыми они замечательно искусно уминают мокрую землю.
Вот материальные и механические средства, данные им для стройки. Они могли бы, следуя одному непосредственному инстинкту, точно выполнять геометрический и неизменный план. Могли бы строить одинаковые стены, своды, излучины которых, заранее рассчитанные, требовали бы только рабского выполнения, и мы не особенно изумлялись бы тогда их мастерству. Но для того, чтобы возводить эти неправильные купола, со столькими этажами, чтобы распределять так удобно и различно заключающиеся в них отделения и выбирать наиболее благоприятное для работ время, в особенности же для того чтобы поступать сообразно обстоятельствам, пользоваться представляющимися точками опоры и судить о преимуществах того или иного действия, не нужно ли быть наделенными свойствами, значительно приближающимися к уму? И, быть может, природа, далеко не считая их за автоматов, позволила им провидеть разумную цель тех работ, к которым они предназначены».
III. Термиты
Термиты, или белые муравьи – прямокрылые насекомые, живущие громадными колониями в колоссальных жилищах называемых термитовыми гнездами. Обитатели термитового гнезда резко отличаются друг от друга. В каждом гнезде обыкновенно есть царь и царица, которые занимаются исключительно воспроизведением потомства, и содержание которых лежит на обязанности подданных. Во время кладки яичек, брюшко царицы принимает огромные размеры и походит на крупный огурец. Царь и царица имеют крылья, но под конец утрачивают их.
У других термитов не бывает крыльев. Это рабочие и солдаты. У солдат большие широкие головы с длинными, острыми на концах челюстями. Их обязанность защищать гнездо. Рабочие строят жилище и поддерживают его в надлежащем порядке. В гнезде, кроме того, есть еще яйца, куколки и личинки; последние, по-видимому, тоже принимают участие в домашних работах.
Разные породы термитов гнездятся различным способом. Некоторые вырывают гнездо в земле, другие селятся в дуплах сгнивших деревьев, иные делают огромные гнезда на ветвях, или насыпают гигантские курганы. Эти курганы, похожие на стог сена с несколькими верхушками, очень плотны, так что бык может пройти по ним не раздавив их. Они достигают значительной вышины. Термиты употребляют для своих построек только землю, разведенную смолой. Дождь не может повредить их постройки, и даже упавшее дерево не разрушает их.
Нравы термитов мало известны, так как они живут в жарких странах, где наблюдать их очень трудно. Наиболее известная порода – это ратные термиты (Termes bellicosus), встречающиеся от Абиссинии до Восточного берега Африки; они живут и на западном берегу под той же широтой. «Для того чтобы оценить все мастерство, которым природа наделила термитов, говорит Катрфаж, нужно разорить по частям гнездо ратных термитов, как сделал Смитман. Когда их колония располагается на равнине, то сначала появляются и быстро вырастают две конические башенки, потом число их постепенно увеличивается. Пространство земли, заключенное между этими башнями, указывает на размер предпринятых подземных работ. Мало-помалу диаметр этих башенок увеличивается, основание расширяется, через некоторое время они соприкасаются и сливаются вместе. Пространство, разделявшее их, быстро исчезает, и, менее чем через год, гнездо представляет снаружи холм, неправильной конической формы, с вершиной в виде круглого купола. Наружные своды купола покрыты несколькими продолговатыми выпуклостями. Гнездо имеет 5–6 метров в диаметре у основания, и почти столько же в вышину.
Если, принимая в расчет рост строителей, мы сравним эти холмы, возведенные насекомыми, с самыми гигантскими сооружениями, воздвигнутыми рукой человека, то перед результатом этого сравнения мы должны будем почувствовать себя глубоко униженными. Пирамида Хеопса, в момент окончания постройки и до начала своего засыпания песками, имела 146 метров 20 сантиметров в вышину. Следовательно, она была в 90 раз выше человека. Но постройки термитов превосходят вышиною длину строящих их насекомых в 1000 раз. Чтобы только сравняться с ним, пирамида Хеопса должна была возвышаться над землей на 1600 м и быть выше горы Пюи де-Дом.
Предлагаю читателю представить вместе со мной любопытный чертеж, на котором английский писатель изобразил один из этих холмов в продольном разрезе. Вот прежде всего стены, твердые как кирпич, и толщиною от 60-80 см. Более или менее правильно цилиндрические галереи проделаны в этих стенах. Они увеличиваются в диаметре ближе к основанию, где наибольшие достигают 35 см в ширину, и уходят в землю на глубину 1 1/2 метра. Галереи эти служат одновременно и шахтами, так как материал на постройку взят из них, и спуском для воды. Во время наводнения они принимают и уносят глубоко под землю воду, которая таким образом не попадает в населенные кварталы. Другие галереи вьются вкось по всем направлениям, перекрещиваются между собой и проникают в башенки. Они служат дорогами для рабочих, занятых каменными работами. Все это еще не город. Это только ограда, или, употребляя менее возвышенный, но более точный образ, это корка пирога, начинку которого составляют жилища. Но пирог начинен не весь. Под куполом находится большая пустота, занимающая всю ширину холма и треть его высоты. Пол этой пустой полости плоский и без отверстий. Несколько галерей, проделанных в главной оболочке, выходят в это пространство, другие останавливаются на разных высотах и продолжаются в виде рельефных перил, прислоненных к стенкам, как лестницы внутри купола Парижского Пантеона. Это леса, по которым рабочие добираются до любой части свода. Что касается до пустого пространства, то оно служит воздушной камерой, необходимость которой понятна, так как днем здесь царит палящий зной, а ночи очень свежи. Эта воздушная камера поддерживает во всем здании ровную температуру и предохраняет от резких колебаний ее находящиеся ниже помещения с яичками.
Мы осмотрели стены, подвалы и пустоты в здании, пойдем теперь в жилые помещения. На уровне земли находится «дворец монархов», о которых мы сейчас расскажем. Этот дворец – большая продолговатая ячейка с плоским дном, и потолком в виде свода. В старых термитовых гнездах «дворец» достигает 25 см в длину. Стенки его очень толсты, особенно внизу, и прорезаны круглыми дверями и окошками через равные промежутки. Вокруг этого святилища, на расстоянии 34 см во всех направлениях, простирается настоящий лабиринт круглых или овальных комнат со сводами, соединяющихся одна с другой непосредственно или через широкие коридоры. Это служебные комнаты, предназначенные исключительно для рабочих и солдат, приставленных к царственной чете.
По бокам поднимаются до самой крыши магазины, упирающиеся в стены внешней оболочки. Это большие неправильные камеры, всегда наполненные смолой и сгущенным соком растений, превращенными в такие мелкие частицы, что только с помощью микроскопа можно определить их настоящее происхождение. Галереи и маленькие пустые каморки соединяют между собой эти полные магазины и обеспечивают пользование ими.
Царская ячейка и ее служебные апартаменты защищены толстым сводом, верх которого служит полом большой площади в середине холма, на которой стоят массивные столбы вышиной до 1 метра. Столбы придают этому обширному залу вид внутренней части собора. На них покоятся камеры – питомники, заключающие в себе будущее население термитового гнезда. Они отличаются от прочих частей здания устройством и назначением. Везде в дело употребляется одна глина, и остов питомника состоит тоже из нее. Но большие камеры, где вылупливаются яички и находятся молодые личинки, разделяются на громадное количество маленьких каморок, перегородки которых устроены из древесных частиц, склеенных смолой. Питомники бывают разных размеров, некоторые – величиною с детскую голову.
Все они покрыты глиняной оболочкой, вентилируются с помощью дверей, выходящих в соединительные коридоры и галереи. Благодаря помещению между воздушной камерой и обширной площадью, о которой мы только что говорили, питомники соединяют все наилучшие условия относительно постоянства температуры и совершенства вентиляции.
Возвратимся теперь к царской ячейке и взломаем ее оболочку. Она заключает только одну чету, предмет самых напряженных, усердных попечений и забот, но покупающую свое величие ценой пожизненного заключения, так как двери и окна дворца, достаточно широкие для прохода рабочего или солдата, слишком узки, чтобы пропустить царя и еще менее царицу. Последняя лежит в центре царского покоя и прежде всего поражает глаз наблюдателя. Как мало она похожа на изящное насекомое с тонкими крылышками и стройной талией, которое было бы длиннее рабочего термита в три или четыре раза, и тяжелее в тридцать! Крылья исчезли, голова и щиток остались такими же; брюшко же, наоборот, приняло чудовищные размеры и стремится расти еще больше. У старой самки оно в 2000 раз больше всего тела и достигает 15 см в длину. Такая самка имеет вес 30 тысяч рабочих, и предосторожности, принимаемые для предупреждения ее побега, совершенно излишни, так как она, благодаря чрезмерной тучности, не может сделать ни шага. Что касается до самца, то он тоже утрачивает крылья, но не меняется ни в форме, ни в размере. Однако, и он мало пользуется своими способностями к передвижению и, прижавшись обыкновенно к огромному брюшку своей подруги, довольствуется исполнением обязанностей мужа царицы.
Солдаты и рабочие обращают очень мало внимания на царя, но очень заняты царицей.
Свободное пространство вокруг нее постоянно наполнено несколькими тысячами усердных слуг, вращающихся вокруг нее в одном и том же направлении. Одни кормят ее, другие подбирают яйца, которые она кладет без перерыва, так как в данном случае, как и у пчел, царица прежде всего мать своих подданных. Только у термитов ее плодовитость, действительно, поразительна, и если бы не громадность количества рабочих, потребных для совершения работ, произведенных только одной колонией, то трудно было бы поверить тому, что Смитмен, по его уверениям, проверял неоднократно.
По-видимому, это чудовищное брюшко ни что иное как громадный яичник, многочисленные ветви которого заключают такое несметное число зародышей на пути к развитию, что в каждую данную минуту имеется зрелое яйцо. Сквозь сделавшиеся тонкими и прозрачными покровы, можно видеть, то в одном месте, то в другом, сокращающиеся каналы. Благодаря этому механизму, самка термитов, может быть, сама того не замечая, несет более 60-ти яиц в минуту, то есть свыше 84.000 в день. Смитмен думает, что это ужасающее размножение продолжается круглый год с одинаковым усердием.
Мириады яиц быстро подбираются и уносятся в питомники. Вскоре из них выходят личинки, похожие на рабочих, но гораздо меньше ростом и белые, как снег. Личинки живут еще некоторое время в тех камерах, где они родились. Они являются предметом самых нежных забот, и сами стены даже превращаются термитами в грядки, доставляющие им пищу.
Благодаря влажному теплу, которое постоянно царит в центре термитового гнезда, перегородки из смолы и дерева, образующие питомник, покрываются микроскопическими грибками, вроде наших моховиков, и молодые термиты находят в этой грибной плесени пищу, приспособленную к их первым потребностям. Личинки проходят первую стадию превращения и принимают вид рабочих или солдат. Только первые развиваются до степени совершенных насекомых. К сезону дождей у них вырастают крылья, и в грозовой вечер самцы и самки миллионами вылетают из своих подземных убежищ. Но их воздушная жизнь кратковременна. Через несколько часов крылья вянут и отпадают. На другой день земля усеяна, этими несчастными. Неспособные к бегству, они делаются добычей тысяча врагов, подстерегающих этот ежегодный наплыв провианта. Очень немногие спасаются от избиения. Несколько пар, подобранных случайно подоспевшими рабочими и солдатами, водворяются в их жилища и становятся, обыкновенно, повелителями своих спасителей. Вскоре, заключенные навсегда в царской ячейке, они образуют ядро нового гнезда и занимаются только увеличением числа своих подданных.
Все путешественники упоминают о племенах, поедающих муравьев, – нужно бы сказать: термитов. Действительно, к числу врагов, подстерегающих ежегодную эмиграцию этих насекомых, следует отнести и человека. Индейцы поджигают термитовые гнезда и останавливают на пути выхода из гнезда крылатые особи, которых они таким образом выгоняют. Менее предприимчивые африканцы собирают только попавших в воду. Первые смешивают насекомых с мукой и делают из этого теста нечто вроде лепешек. Африканцы же высушивают их, и поджаривают как кофе, и едят целыми пригоршнями, находя их очень вкусными.
Как ни странной кажется эта пища, но она по-видимому приятна даже и на европейский вкус. Путешественники единогласно находят термитов вкусным блюдом и сравнивают их с костным мозгом. Смитмен находит, что это кушанье тонкое, здоровое и питательное. По-видимому, он предпочитает их даже знаменитым червям капустной пальмы, которые фигурируют в Индии на самых роскошных обедах в виде изысканного лакомства.
Бесполые термиты сохраняют в продолжение всей жизни отличительные свойства, стяжавшие им название солдат. Их насчитывается едва пятая часть всего населения колонии, и они составляют обособленный класс, который один писатель прошлого века сравнил с дворянством в государстве, где личинки являются разночинцами. В обычное время они живут в праздности, составляя внутреннюю охрану и ограничиваясь наблюдением за рабочими, у которых пользуются явным авторитетом.
В военное время они не щадят себя и умирают, в случае надобности, за общее благополучие. При первом ударе заступа, разрушающем галерею, прибегает ближайший часовой. Тревога распространяется, и в мгновение ока толпа сражающихся покрывает бреши, поворачивая во все стороны толстые головы и с шумом щелкая челюстями. Если они схватят какой-нибудь предмет, то ни за что его не выпустят и скорее дадут вырвать себе все члены, но не разомкнут челюстей. Если им попадет рука или нога нападающего, то кровь выступает сейчас же. От укусов термитов негры, не носящие одежды, вскоре обращаются в бегство, а европейцы выходят из битвы в сильно запачканных кровью панталонах.
Сражаясь, солдаты изредка постукивают в землю, и рабочие отвечают на этот сигнал особым шипением. Если атака остановлена, термиты-каменщики выходят толпой с готовой уже землею. Каждый по очереди подходит к поврежденному месту, кладет свою часть земляной замазки на смоле и удаляется, не стесняя своих сотрудников. Новая стена, на глазах наблюдателя, быстро растет. В это время солдаты уходят, и остается только тысячи две рабочих. Один из них, по-видимому, наблюдает за работами. Стоя у строящейся стены, он медленно поворачивает голову по сторонам, и каждые 2–3 минуты ударяет в крышу. Всякий раз ему отвечают шипением, выходящим со всех сторон здания, и рабочие проявляют удвоенную энергию. В случае возобновления атаки, рабочие мгновенно исчезают, и солдаты появляются на своих постах и, шаг за шагом, очищают поле битвы от врагов. Рабочие же заделывают проходы и галереи и стараются спасти монархов. С этой целью они засыпают служебные комнаты, так что, когда Смитмен добрался до центра гнезда, то не мог найти царской ячейки, затерянной в бесформенной массе глины. Но близость дворца выдавало самое скопление рабочих и солдат, собравшихся здесь и дающих себя давить, не сходя с места. В самой ячейке их тоже находилось несколько тысяч, оставшихся около царственной четы и замуравленных вместе с нею. Смитмен говорит, что и в неволе они продолжают свою службу и окружают заботами царицу: кормят ее, подбирают яички и, за неимением питомника, складывают их за комком глины, или в углу помещения, служащего им тюрьмою.
Для того чтобы видеть термитов, надо почти всегда разрушить их гнездо. Случайно, иногда, можно встретить поселение, меняющее место жительство. Это удалось однажды Смитмену, но обыкновенно термиты не передвигаются без прикрытия. От каждого гнезда, наземного или подземного, какой бы породе термитов оно ни принадлежало, простираются на далекое расстояние подземные галереи. Даже древесный термит строит длинный желоб, доходящий до земли и служащий центром для его крытых дорог. У всех видов термитов, впрочем, сходные привычки. Их бесчисленные отряды постоянно находятся в поисках за каким-нибудь органическим телом для пищи, и эта особенность делает их такими опасными врагами человека, что Линней не поколебался назвать их «бичом Индии».
IV. Птицы
К строителям курганов можно причислить и красивого розового фламинго (Phoenicopterus roseus), которым все любуются в зоологических садах. Эта птица устраивает себе гнезда в неглубокой воде. Своими длинными ногами, она собирает тину в конусообразную кучу, в виде сахарной головы, и перемешивает ее с водяными растениями. Наверху этого холмика, высотою от 30-ти до 50-ти сантиметров находится небольшая впадина, куда самка кладет яйца. Она высиживает их, подгибая ноги, и таким образом, садясь на гнездо. Самец и самка сидят попеременно.
Но настоящие строители курганов – это большеноги (Megapodius).
«Гнезда большеногов очень разнообразны по форме, объему и употребленным на постройку их материалам. Обыкновенно они расположены по берегу моря и сделаны из песка и раковин; некоторые содержат глину и гнилое дерево. Жильбер нашел одно, в 5 метров вышины и 5 метров 33 сантиметров в окружности; другое имело 5 метров в окружности. Возможно, что эти гигантские гнезда – работа нескольких пар и что каждый год они увеличиваются и чинятся. Яйца лежат на глубине 2-х метров.
Туземцы рассказывали Жильберту, что эти птицы кладут по одному яйцу в углубление, засыпают его землей и сравнивают поверхность. По свежим следам, находимым на верхушке и по бокам кургана, можно узнать, когда большеног сделал в нем впадину. Земля, покрывающая впадину, очень неплотно насыпана; если втыкать палочку, то она входит тем легче, чем свежее углубление. Нужно известное умение и очень большое терпение, чтобы добраться до яиц. Туземцы выкапывают руками очень много песка, чтобы пролезть в яму, и выбрасывают потом песок между ног.
Но их терпение часто подвергается жестокому испытанию; им приходится иногда рыть до 2-х – 2 1/2 метров, не находя яиц, страдая все время от жары и москитов. Яйца поставлены вертикально, толстым концом кверху; размеры их различны, но все они похожи по форме. Продольный диаметр равняется 10-ти сантиметрам, а поперечный – 6-ти сантиметрам. Цвет их меняется в зависимости от окружающей среды. Те, что находятся в черноземе – однообразного красновато-коричневого цвета; яйца же, лежащие в песке – грязно-желтого. Эта окраска зависит от особой тонкой оболочки, покрывающей яйцо; под нею скорлупа совершенно белая. По словам туземцев, птицы несутся ночью и с промежутками в несколько суток» (Гульд).
