Язык обезьян
Серия книг «Друг животных», 1909 г.
Сто лет тому назад один американский ученый, Гарнер, выпустил свою книгу «Язык обезьян». Книга эта вызвала очень много толков, о ней заговорили во многих странах, во многих газетах и журналах; но надо сказать, что толки эти сначала были не в пользу книги: большинство отнеслось к ней с недоверием и насмешкой, досталось и книге, и автору ее, поднимали на смех, вышучивали на все лады чудака-американца, взбиравшегося на деревья в жарких лесах Камеруна, чтобы записывать разговор шимпанзе...
Но один из самых известных профессоров зоологии, Вильям Маршал, перевел эту книгу Гарнера на немецкий язык и стал с жаром распространять ее повсюду. Очевидно, он не нашел в ней ничего смешного. Тогда на книгу Гарнера опять обратили внимание, стали читать ее серьезно и увидели, что смеяться было совсем не над чем. Оказалось, что Гарнер совсем и не ездил в жаркие леса Камеруна, чтобы изучать там язык обезьян.
Вот история его открытия. Раз как-то Гарнер был в зоологическом саду Чикаго и стоял перед большой двойной клеткой обезьян. В обоих отделениях жили вместе злой мандрил и множество маленьких обезьянок, которые до безумия боялись старика. Гарнер заметил, что обезьянки из одного помещение давали знать в другое посредством особенных возгласов о том, что делал мандрил. Как-то раз ему показалось, что они крикнули: «он спит», и такой сигнал часто повторялся впоследствии. Гарнер сделался внимательнее и принялся за расследование дела.
Отсюда видно, что дело идет не о каком-нибудь сложном разговоре, состоящем из ряда предложений, но лишь о сигнале. Такие сигнальные звуки мы встречаем у множества животных, живущих обществами. Общественные животные выставляют обыкновенно часовых, которые громким свистом возвещают о приближающейся опасности. Нет ничего легче, как изменять этот предохранительный сигнал и изменять его таким образом, чтобы он означал: «опасности нет». Звук, который маленькая обезьянка издавала при виде спящего врага, был ни более и ни менее как такой сигнал, возвещавший о том, что опасность миновала.
Вы скажете, пожалуй, что с таким обезьяньим языком мы ни на волос не подвинемся дальше того, что нам до сих пор было известно о живущих обществами животных. Тем не менее Гарнер прав, говоря, что даже такой ничтожный факт заслуживает изучения. И вот во время своих наблюдений он напал на новую, чрезвычайно оригинальную мысль.
Он поставил фонограф перед обезьянами, чтобы записать издаваемые ими звуки.
Как фотографическая пластинка запечатлевает туманное пятно, которое человеческая сетчатая оболочка не может видеть непосредственно, так и фонограф в данном случае записывал звуки непонятной обезьяньей «речи» и передавал их всякий раз, когда этого хотели.
Тогда достали незнакомую обезьяну, заставили говорить фонограф, и обезьяна стала отвечать на услышанные ею звуки.
Начало для опытов было сделано. Тревожный сигнал всегда вызывал поразительный эффект, хотя иногда оттенки этих сигналов менялись; тихий означал небольшую тревогу, громкий и пронзительный – настоящий сигнал об опасности; наконец, спокойный как бы означал: «это для нас безразлично». Аппарат воспроизводил также смех обезьян и простой звук, когда они звали кого-нибудь. Один из звуков Гарнер толкует как слово «есть», но обезьяны употребляли его также вместо приветствия, и, кроме того, оно служило повелительным «дай»! Более постоянный оттенок имело слово «пить». Существует ли у них слово «погода», Гарнер не мог вполне установить; хотя одна из обезьянок всегда издавала какие-то особенные звуки, когда дождь стучал в окно.
Несравненно важнее этих отдельных фактов некоторые общие наблюдения Гарнера. Звуки, например, всегда передавались другим обезьянам со специальною целью что-нибудь сообщить им. Что решающее значение в этом случае имело исключительно слово, а не сопутствующее им выражение лица и движение, доказано было фонографом, звуки которого были поняты другими обезьянами. Когда, фонограф издавал какой-нибудь звук, обезьяны останавливались и прислушивались, а затем повторяли тот же звук.
Замечательно то, что обезьяна, сидевшая в одиночестве и не имевшая никого по соседству, не «говорила». В высшей степени интересно также то, что обезьяны разных видов не понимали сначала друг друга, потому что говорили, очевидно, на разных языках. По прошествии некоторого времени они как будто бы выучивались понимать друг друга, но собственно они никогда правильно не выучивались чуждому им диалекту. Обезьяны шептались потихоньку, когда не хотели, чтобы их слышали.
Если найдутся еще и другие ученые, которые пойдут по одному пути с Гарнером, то в скором времени у нас будет маленький словарь, составленный из известного количества звуков, которые дадут нам возможность познакомиться с языком обезьян и понимать его.
Комментарии ()