Заяц-русак
Серия книг «Друг животных», 1909 г.
Солнце давно уже село. Потухла короткая летняя зорька; какие-то тени реют над полем. Это совы и полуночники прилетели из леса на смену луню...
Целый день дремал русак, забившись в ямку на меже, под кусточком; наконец, он вылез из своего логовища, потянулся раз-другой, почистил мордочку, встал на дыбки, повел длинными ушами и отправился в рожь поужинать.
Наши зайцы – серые, буроватые русаки живут больше в полях, водятся они и в лесах да кустарниках, но с виду лесные зайцы все же несколько отличаются от настоящих полевых.
Полевого зайца с поля выгонит разве дождь, а то он все в поле: весною он грызет там озимь, пока она не начнет колоситься, а выкинет озимь колос, зайцы перебираются в яровое поле. Когда же поднимется и яровой хлеб и пойдет в колос, заяц отправляется на огород, за капустой, за репой и другой огородной снедью.
Капуста и репа для зайца – настоящее лакомство, но особенно лаком он до петрушки.
Позднею осенью, когда хлеб сожнут, заяц перебирается опять в поле, которое после пахоты успело уже зарасти травою, или где еще не выдергали лен, коноплю.
Но вот закружился в поле снег, лег покрывалом на землю, полевые травы приникли под ледяною корою, зайцу нечем стало поживиться в поле, – и тогда берегите свои сады: кора яблонь, груш, молодой акации и других деревьев сильно страдает в это время от заячьих зубов. Настанет оттепель, заяц снова возвращается в поле, раскапывает подтаявший снег и лакомится озимами.
Заяц больше ночное, чем дневное животное: весь день спит он, или дремлет в своем логовище. Это логовище – просто продолговатая ямка, вырытая как раз по длине зайца, несколько расширенная на заднем конце: вытянет заяц передние лапки, положит на них голову, прижмет длинные уши, задние ноги подожмет и как раз придется по ямке; зимою он роет ямку глубже, чем летом, так что из ямки еле торчит его мордочка. Иногда заяц роет ямку прямо в снегу и даже охотно дает засыпать себя снегом. Лежит заяц весь день в логовище и спит с открытыми глазами, а вечером выходит на кормежку. Заяц никогда не идет прямо к своему логовищу или к тому месту, где он собирается устроить новое, а сначала пробежит на некоторое расстояние дальше того места, где он собирается залечь, возвращается, снова делает несколько прыжков в сторону и повторяет это несколько раз, пока не бросится, наконец, сильным прыжком в то место, где он хочет залечь. Всю ночь, до самой зари, блуждает заяц за кормом, а ранним утром любит поиграть.
Где зайцев много, там они протаптывают целые дорожки в поле, проходя каждый день по одним и тем же знакомым местам кормиться; но и тут от беды не спасешься: порой наткнется на такую дорожку лиса, понюхает заячьи следочки, прогуляется по дорожке, да и заляжет в сторонке. Подстережет она беднягу зайца и поужинает им... Недаром так труслив заяц, недаром всего боится.
В Сибири у крестьян существует такая побасенка про заячью трусливость: «Сидит заяц под кустом и думает печальную думу: «что я за несчастный такой! Недругов у меня, что на дереве листа, что песку на речном берегу; люди, собаки, кошки, волки, куницы, ласки, лисицы, орлы, филины, ястребы, вороны, сороки – всякий норовит меня съесть! Поневоле трусливым будешь! Ветер пролетит, лист шелохнется, и замирает уж мое заячье сердце. Эх ты, жизнь моя горемычная! Пойду утоплюсь я лучше в быстрой речонке!..»
Поскакал заяц к речке. А речка светлая, прозрачная... Ветер притих, не скользит по воде, и не страшит зайца рябью речною...
Пришла тем временем овца на водопой. Заяц овцу не приметил и прыгнул к воде.
Услыхала овца шорох, насторожила уши, потом прижала их, да как пустится бежать! Оглянулся заяц, а вдали только овечий хвост мелькает.
«Эге! – думает, – есть значит на свете зверь еще трусливее меня. Так я поживу еще!» – и прошла у зайца охота топиться.»
Впрочем труслив заяц не без разбору. Боится он того, что для него и в самом деле опасно или же того, что ему еще незнакомо. Выставьте пугало в поле; пока зайцу невдомек, что это такое стоит, он будет бояться и на поле не пойдет, а как скоро приглядится к пугалу, так и внимание на него обращать не станет.
Старые, опытные зайцы прекрасно знают, чего им бояться, где есть для них опасность и где нет.
При одной усадьбе держали много собак. На несколько часов в сутки их сажали на цепь. Зайцы соседнего леса и приметили это. Как только, бывало, посадят собак на цепь, – зайцы в огород и спокойно принимаются за капусту. Собаки рвутся на цепи, злятся, а зайцы грызут себе капусту, чуть не перед самым их носом и в ус не дуют!
Взойдет солнце, зайцы бегут на песчаное место, на сухую полянку, кувыркаются, бегают, скачут один через другого. Но все это делается молча (голос, заяц подает только тогда, когда он сильно перепугается). Так забавляются зайцы в утренние часы, что, случается, и не заметят, как подкрадется к ним самый злой враг их – лиса. Впрочем к старому зайцу и лисе подобраться не легко, очень он чуток! Слух у зайцев вообще хорош на диво; и нюхом (обонянием) они не обижены; вот только зрение у них похуже, хотя тоже не дурно.
Молодой заяц играет, всей душой игре предается, а старый играет не заигрывается; редко он лисы вовремя не услышит и не успеет убежать от нее.
Старый заяц и бежит не зря. Молодой заяц, почуяв опасность, выпрыгивает из логова сильным прыжком; старый же, напротив, сначала скорее крадется, чем бежит.
Когда заяц выходит из норы с навостренными, поднятыми ушами, с загнутым хвостом, осторожно – это верный знак, что перед вами старый, лукавый и хитрый заяц, как говорят опытные охотники. Такого зайца и борзыми собаками затравить нелегко.
Заяц будто знает, что его легко разыскать по следу. Собака вынюхивает след, человек же видит его, особенно при глубоком снеге «на пороше».
Задние ноги у зайца длиннее передних; он упирается о них и бежит вприпрыжку, потому след от задних ног всегда глубже и впереди следа от передних ног. Да и самые следы не одинаковы, потому что на передних ногах у зайца по пять пальцев, а на задних только по четыре. Пока охотники, собаки далеко, заяц старается «запутать» погоню. Он путает свой след. Пробежит, повернется и пустится по старому следу назад. Присядет на задние лапы, по-собачьи, вытянет их во всю длину, поднимется на них; поднявшись, пробежит несколько шагов и с высоты осматривается в разные стороны. Затем начнет крутить по полю. Следы ложатся такими петлями, что и не разобрать, как заяц бежал.
Иногда он со всего разбега прыгнет в сторону, да еще норовит прыгнуть в куст. След сразу прерывается; но знаешь – куда заяц девался?
Если же собаки близко, зайцу остается только бежать от них во весь дух. Но опытный заяц хитрит и на бегу: всячески старается затруднить погоню.
Мчится он прямо. Вдруг, на всем скаку, круто повернет вправо или влево. Собаке с разбегу так круто повернуть труднее, она чуть приостанавливается. А зайцу это и на руку.
Или вот бежит заяц вдоль одной стороны забора, потом огибает забор и возвращается вдоль другой его стороны. От погони его отделяет только толща забора. Собаки не видят его, но чуют, что он близко; мечутся у забора и теряют время.
Один охотник травил зайца борзыми. Собаки совсем нагоняли зайца; вдруг он проскользнул под околицу; собаки перескочили через ворота и вновь погнались за зайцем. Однако бедняга заметил, что из-за прыжка собаки поотстали. Как только стала погоня его настигать, повернул он быстро назад и... опять под ворота. Собакам пришлось вновь перепрыгивать и вновь они отстали. Долго длилась такая гонка взад и вперед. Наконец собаки устали, и заяц улизнул.
Заяц редко бежит от собак в открытые ворота; он норовит перескочить через изгородь; да еще не там, где изгородь гладкая, ровная, а там, где она усеяна шипами, колючками, где собакам перескочить труднее.
Вода по дороге – заяц в воду! Хоть не любит он воды, да что поделаешь, на собаку назад не побежишь! К тому же вода омоет заячьи лапки, и собакам не так легко будет вынюхать заячий след. Из воды заяц в камыш! Собаки поотстали... но чуют, ищут его, и вот, вот найдут. Озирается заяц... увидал на лугу стадо. Недолго думая к стаду. Среди большого стада собакам его не достать: тут корова на собаку рогами уставилась, там другая сердито смотрит...
Среди овечьего стада собаке взять зайца еще труднее. Собаки по заячьему духу узнают, где он прошел, но дух от овец сильнее, чем от зайца, он заглушает запах зайца, и собаки теряют заячий след. Да еще баран на защиту подоспеет: упрется ногами в землю, голову нагнет, собакам рогами грозит...
Чтобы спастись от опасности, заяц, не задумываясь, губит подчас даже своего брата-зайца. Бежит бедняга от собак по лесу и видит, другой заяц притаился в своем логове. Мех у приятеля, как у всех русаков, цветом, подходит к цвету земли, потому зверька в логове и приметить трудно. Но заяц, что от врага спасается, увидал его. С разбегу выталкивает он приятеля из дому, а сам прижимается к земле в чужом жилье.
С разгону перескакивают через плута собаки, несутся дальше и не замечают, что гонятся уже не за ним, а за другим зайцем.
Но вот опасность миновала. Дрожа и задыхаясь, заяц пробирается к своему логовищу. Но и тут не решается он бежать домой прямо. Он опять «путает след», делает «петли», чтобы сбить с толку недруга, если он еще – кто его знает? – вернется.
В середине марта у зайчихи родятся дети. От марта до августа она приносит детей раза три-четыре; по два, по три, даже и по пять зайчат за раз. Оттого-то зайцы и не переводятся, несмотря на то, что их истребляют такое множество. Зайчата родятся с открытыми глазами. Дней через шесть мать уже оставляет их почти без присмотра. Только время от времени возвращается она к месту, где родила детенышей, и хлопает ушами на какой-то особый лад. Чуткие зайчата слышат этот призыв бегут со всех сторон и сосут материнское молоко. От недругов мать беспомощных зверушек обыкновенно не защищает. Только иногда старая зайчиха отбивает их от ворона или хищной птицы, которая послабее. Когда же приближается враг более опасный, зайчиха бежит, спасая собственную жизнь. Еще менее заботятся о детях зайцы-самцы.
Мало заботится о зайчатах мать, бьет их отец, остается им держаться теснее между собою. Вместе выходят они по вечерам искать корму, вместе возвращаются утром на дневной покой. Но логовище каждый роет для себя отдельное. Молодая семья неохотно оставляет ту местность, где она народилась. Только месяцев через шесть-семь расходятся зайчата в разные стороны, и начинается для каждого порознь своя жизнь, полная ежеминутных тревог.
Нечего и говорить, что в первые месяцы жизни зайцев гибнет очень много. Особенно много гибнет ранних мартовских выводков: гибнут они раннею весною не только от врагов, но и от холода и бескормицы.
Вообще зайцу редко удается прожить на белом свете больше семи-восьми лет. Не попадется он ни лисе, ни человеку, ни иному врагу, проживет и дольше, но сколько именно может прожить заяц на воле, пока не умрет от старости, как долог заячий век неизвестно. Нельзя судить о «заячьем веке» по тому, сколько лет заяц проживет в неволе у человека. Неволя хоть кому века сократит, и заяц неволю выносит не охотно.
Говорят: «как волка ни корми, он все в лес глядит». То же можно сказать и о зайце. Зайца легко приручить, если поймать его молодым, но к дому, ко двору своего хозяина заяц привыкает очень редко. Пока нет случая бежать, он покоряется человеку, отзывается на хозяйский зов, берет пищу из рук, научается разным штукам; но едва подвернется случай, заяц дает тягу.
Впрочем надо сказать, что не у всех зайцев одинаковый нрав: иной – недоверчив, злобен, пуглив; иной всегда весел, всем доволен, другой скучен, угрюм. Кто присматривался к зайцам, воспитывал их, тот может различить нрав зайца даже по выражению его мордочки.
Один наблюдатель рассказывает удивительные вещи об ученом зайце, который жил у него. «Заболел один из моих зайцев, – рассказывает он, – хворал он три дня. Я отделил его на это время от других товарищей, сам кормил его. Заяц выздоровел. Нельзя себе представить, с какою благодарностью он относился ко мне после этого: он лизал мне руки и сверху и в ладонь, лизал каждый палец особо, как бы стараясь не пропустить ни одного местечка. Так делал он два дня подряд. Потом перестал.
Случилось через месяц ему снова захворать, и я опять его вылечил. Как только заяц поправился, язык его снова заходил по моим рукам. Заяц мой был очень послушен. Каждый день, после обеда, я стал брать его с собою в сад. Скоро он так полюбил эти прогулки, что с нетерпением ждал урочного часа. Приглашая меня идти в сад, он барабанил лапками по моему колену, как будто напоминая: пойдем же, пойдем! Если ни взгляды, ни лапки не помогали, он брал в зубы полу моего сюртука и тянул меня изо всей силы за собою. Казалось, со мною он был счастливее, чем со своими товарищами».
