Лисонька

Автор: Е.К. Диц

– Папа, папа, – кричал Ника, вбегая в комнату, – что я видел сейчас! Какую прелесть!

– Да что же? – спросил его отец.

– Ах, папа, какая хорошенькая рыженькая лисичка! Ну, просто душка!

– Где же ты ее видел?

– Там, в деревне, у Степушки, у которого отец лесник. Ему отец уже давно ее принес. Он говорил мне, – она была вся серенькая, только кончик хвостика был беленький. Теперь же, папочка, она вся рыженькая, только кончик хвоста белым остался. Еще он мне говорил, что они ее теплым молоком с рожка поили, и все Степушка ее за пазухой носил и на солнышке с нею сидел.

– Надо бы и мне ее посмотреть.

– Да, папочка милый, пойдем. Он тебе ее покажет, наверное, покажет, а, может быть, еще и отдаст.

– Нет, мы ее не возьмем. Зачем? Он, верно, любит свою зверюшку, и ему было бы жаль с нею расстаться. Пойдем, покажи мне твою новую знакомую.

– Пойдем, пойдем, папа! Ты увидишь, какая у нее милая мордочка, и как она красиво, свернувшись клубочком, возле Степушки лежит.

И они отправились смотреть ручную кумушку. Ника всю дорогу говорил о лисичке. Он рассказывал, как Степушка при нем молоком с блюдца поил ее, как она по двору за ним бегала и как ловко клубочком сворачивалась,

Живо дошли они до Степушкиного дома, где увидели и самого Степу. Он сидел на завалинке, а рядом с ним сидела на задних лапках с поднятыми ушками желтая Лисонька. Как только она приметила подходивших папу с Никой, то сейчас съежилась, прижалась к Степе и сунула свою мордочку под его руку.

– Здравствуй, Степа! – сказал Никин папа. – Дай-ка мне на твою живую игрушку посмотреть. Маленький барин уж очень ею порадовался, вот и мне захотелось полюбоваться.

Ника уже тем временем присел и гладил Лисоньку.

– Смотрите, коли хотите, – проговорил Степа, – только я ее не отдам.

– Мы и не возьмем ее у тебя. Только покажи, да расскажи ты мне, когда и откуда отец тебе ее принес? Как ты ее так вырастил, что она от тебя не уходит?

– Да так вот. Видно, ей хорошо у меня, потому и не уходит.

– А давно ли она у тебя?

– Батюшка-то мне ее на Фоминой неделе принес. Еще махонькой совсем: во какой! – И мальчик показал руками величину сантиметров в пятнадцать. – Она никак и глаз-то открывать не умела, а теперь во какие глазища. Ну-ка, Лиска, покажи барину! – Степа взял при этом свою подругу на руки, встал с нею и повернул ей голову к Никиному папе.

– Да, хорошие и бойкие глазенки! А где же отец ее нашел? – спросил барин.

– Где? – да из лесу принес. Там, за ручьем, бугор большой; вот в бугре-то и нора была. Их, сказывал батя, там семь штук было. И все – как одна. Он матку с ружья, у самой норы, застрелил, а лисят всех обобрал. Вот мне одного живым и отдал. Всех-то трудно было выкормить. Молока горазд много пьют!

– А зачем же отец матку убил? – спросил Ника, лаская милого зверька.

– Как зачем? Ведь батюшка видал, как матка в этой же норе прошлым летом пятерых лисят вырастила. Он сам видел, как она им то тетерева, то рябчика, то утку таскала. А то, раз, видит батюшка, она полем бежит и что-то тащит. Далеко было, он не мог разглядеть, так вот с ружья выпалил. Убить-то ее не убил, а напугал. Она ношу-то свою в испуге бросила. Пришел отец на то место, – и что же? Семнадцать молодых дроздят у нее было оставлено. Нонечь он давно ее следил да караулил. И зимой еще старался, да все вывернется. А прошлым-то летом, – продолжал разговорившийся мальчик, видя, что рассказ его слушают и что он интересует городских жителей, – мы с сестрой за ягодами на тот же самый бугор-то ходили. Наши там неподалеку косили. И сколько же мы по бугру костей да крыльев и перьев нашли, – страсть! Батюшка даже охал, когда мы привели его и показали. «Экая, – говорил он, – плутовка, сколько дичи погубила; не даром барин бранил, что дичи убавилось. Да и сам ведь я примечал да и ее иной раз с птицей видал, но не думал, чтоб она, плутовка, столько таскала». А за ужином отец дедушке сказывал: «Ужотка я ей задам!..» – Вот нонечь и попалась!

– А нору отец разрывал?

– Да. Мы все туда ходили. Так ходов-то там, – страсть сколько из-под земли. Весь бугор изрыт, словно трубы проложены али коридоры какие. А уж на самой-то глуби – там словно большущий котел. Дно все сеном да пухом выложено. И птичьих-то костей и заячьих, и перьев, и шкурок повсюду натаскано.

– Чем же ты свою Лиску теперь кормишь?

– Да пока еще молоком. А теперь батюшка обещал ей мясца покупать; а то, пожалуй, кур да цыплят душить станет.

Налюбовавшись кумушкой, Ника с папой попрощались со Степой.

– Прощай, Степушка, – сказал барин. – Спасибо тебе, что показал нам твою лисичку. Приходи с ней к нам в гости; мы ее мясом угостим.

– Ладно, приду. Она ведь у меня на шнурочке ходит.

С этими словами Степа достал из кармана ремешок с веревочкой, надел его лисе на шею и пошел провожать Нику. По дороге он бегал, прыгал через канавы, и Лисонька ловко и быстро делала то же самое.

Придя домой, Ника спросил отца:

– Папа, неужели это все правда, что нам говорил Степа про бугор, нору, кости и перья?

– Все, милый друг, правда. У нас тут, где лесов много, так и дичи много; лисицы преимущественно ею кормятся. Там же, где лесов мало, а больше поля да луга, – там лисицы питаются мышами, сусликами, жуками и другими насекомыми; этим они приносят даже пользу, потому что как полевые мыши, так и суслики очень портят хлебные поля. Вообще лисица ест все, что ей попадется: и мясо, и рыбу, и жуков разных, и даже любит бруснику и виноград.

У здешних лисиц мех гораздо лучше, чем у тех, которые живут в более теплых странах. Потому шкурки их тут дорого ценятся, и из них выходят прекрасные шубы. Цветом тоже они бывают различные, и самые лучшие считаются те, у которых больше черного меху. Есть даже совсем черные лисицы, но те очень редки. Лиса – очень умное, ловкое и хитрое животное. Зимою, даже летом, она ловко пробирается в сараи, где ворует кур и уток. Придет, уйдет и никто ее даже не увидит. Недаром сложилась поговорка: «хитра, как лиса». Вот видишь – и Степин отец не мало времени следил за своей лисой, пока она ему ни попалась. Обыкновенно за ними охотятся больше зимой, потому что тогда следы их видны на снегу. Лисиц ловят тоже в капканы и западни, куда для приманки кладут кусок мяса или рыбы. Но все это надо делать очень осторожно и умеючи, а то Лиса Патрикеевна сейчас поймет, что это дело рук человеческих, на приманку и не пойдет. Ночью обыкновенно она бродит, ищет себе корма, а днем забирается в чащу леса и смирно там лежит.

Ника со вниманием и с удовольствием слушал все, что папа ему говорил про лисичку-сестричку. Он просил папу позволить ему каждый день к Степе ходить, чтоб играть с лисой. Папа ему это позволил и сам иногда ходил с ним любоваться на зверька, совершенно уже привыкшего к доброму Степе.

Однако лиса подросла уже порядочно, и не мог Степа ее больше за пазухой носить, а стал ее к поясу привязывать, когда за ягодами и за грибами ходил. Ночью стало ей жарко в избе, – надо было ее в сарае оставлять. Степе жаль было ее привязывать на ночь. Вот раз она подрыла землю в сарае и ушла. Ушла, но днем вернулась. Рад был Степушка и говорит Нике: «Моя лиса теперь совсем привыкла. Вот в лес бегала нонечь, а опять пришла и все время на крыльце лежит».

Однако на другой день много шуму в доме наделала лиса: он ее запер с вечера в сарай; она же опять подрылась и забралась в хлев, там передушила трех кур с петухом, перетаскала их в сарай и славно ими поужинала. Ах, как мать Степина была огорчена, когда пришла утром в хлев и не нашла своих курочек! Она сначала думала, не хорек ли забрался. Позвала мужа, стали искать: не оставил ли где-нибудь хоть одну лежать, тогда на нее надо капкан поставить, наверное, придет еще за ней. Но вот отец находит несколько перышек по тропиночке к сараю. Тут сейчас он понял, кто напроказничал. Пошел в сарай и, действительно, нашел одни только остаточки своих кур. Отец побранил Степу, зачем не привязывает лису на ночь. «И зачем я ему такую забаву дал? Только греха нажил», говорил отец. Мать плакала, сердилась, бранила Степу и лису, и на мужа ворчала.

– Любил, Степка, ты яички печеные, – теперь дожидайся, когда получишь... – говорила мать.

Степе было жаль кур; жаль было и лису, что на нее все в доме ворчали. И самому стыдно было, что Лиска его так нашалила. С горя взял он свою подругу и пошел с нею в лесок. Но сегодня Степа приметил, что Лиска уж очень на птичек заглядывается, чего раньше не делала.

На ночь он ее в сарае привязал, но плутовка перегрызла веревочку и ушла в ошейничке.

На утро все подивились и подумали: видно, совсем ушла! Мать даже порадовалась. Однако к обеду объявилась Лиска и спокойно улеглась в сарае на свое место, – поспать.

К вечеру разнесся слух по деревне, что в соседнем селе, на крайнем дворе, у крестьянина утка с утятами ночью пропала. Она жила на прудке возле самого дома. А поутру мужики, как на работу выходили, лису у дворов видали.

– И так она шибко, – говорят, – в поля убежала! Уж не Степки ли Назарова лиса? Да нет! – Далеко больно! – говорили люди.

«Эх, – подумал Степка, – опять, кажись, моя проказница набедокурила!»

К ночи он ее на ремешок привязал, но на утро опять уж не было кумушки. На этот же раз лиса ушла и больше не вернулась.

Пожалел Степа свою Лисоньку. Весь день поджидал мальчик, но напрасно. «Ну, да Бог с ней! Видно, с дикой кумушкой встретилась, та ее далеко завела и, наверно, уговорила, что от деревенских людей и собак лучше подальше жить».

За ужином дедушка сказал Степе, который скучно сидел за столом один, без рыженькой подруги: «Не скучай, Степа! Не даром русская пословица говорит: «Как волка ни корми, а он все в лес глядит». Так же и лиса твоя. Нетрудно выкормить малого зверька да к себе приучить, пока разум мал. Много и я их, всяких, выращивал. Были у меня и медвежата, и волчата, и зайцы, и хорьки. Только бы сыт, да тепло ему, – он и молчит. А как только в силу попал да разуму набрался – и прощай!.. На свободе, на воле, в лесу, под ясным небом привольнее гулять...

– Так же ведь и человека – все на родину тянет, как бы хорошо у чужих людей ни жилось. Вот и Лиске твоей захотелось в песчаном бугре пожить, а не в сарае, – подтвердила Степина мать.