Несчастная птица
Автор: А. Чеглок
Сколько удовольствия и развлечение доставляет мне наш сад! И в радости, и в горести, и просто без всякой радости и горя я отправляюсь под его ветвистые деревья и всегда хорошо провожу время.
Наш сад славится на всю губернию. Он занимает целых 15 десятин! В середине растут фруктовые деревья, а по бокам простые. В конце же сада, около озера, тянется густой, густой терновник. Не смейтесь надо мной, если я вам скажу, что мне больше всего нравится в саду этот терновник. Уж не говоря о том, что это самая надежная защита от всяких бед и напастей, которые частенько-таки рушатся на мою бедную и, как про нее говорят «бедовую» головушку, – нет, я его люблю за то, что в нем ютится масса разных птичек.
Нужно иметь много мужества и терпения, чтобы продраться сквозь его густые ветви и уж не обращать внимание на колючки, которые без всякого милосердия царапают руки, рвут одежду... Но зато сколько интересного – в этой заросли! Недавно я отыскал крохотное гнездышко, удивительно хорошо свитое! Много гнезд коноплянок, славок и других садовых птичек я нашел в нашем саду, но ни одно из них не понравилось мне так, как это! Снаружи оно казалось длинным мешочком, свитым из сухой травы и какого-то пуха между ними, – кажется вербы или осины, а внутренность его была словно выточена на станке и выложена перьями и конскими волосами.
Дядя сказал, что это гнездо садовой пеночки, и я скоро увидел и самих владельцев – крохотных, желтоватых птичек с черными глазками. Птички сильно беспокоились, когда я подходил к гнезду. В нем лежало тогда уже два яичка, – не больше кедровых орешков, слегка розоватых, с темно-красными пятнышками.
Потом число их стало увеличиваться. Я часто бегал к гнезду и вел счет яичкам. Сегодня в них было два, а там три, четыре, пять. Вдруг вместо ожидаемых шести, я нахожу семь! Не могла же пеночка снести в один день два яйца! Да седьмое яйцо и не такое, как другие: оно больше других – пожалуй с воробьиное, только голубоватое и с темными пятнами.
Я решительно не мог понять: каким образом в гнезде оказалось это яйцо? Сейчас же побежал в дом к дяде, с жаром начал рассказывать ему о необыкновенном случае и потащил его в терновник. Дядя не захотел идти туда, а сказал, что, вероятно, это яйцо кукушки. Этот ответ не только не разочаровал меня, но, наоборот, еще больше возбудил мое любопытство. Так вот каково яйцо кукушки! Сама почти с голубя, а яйцо как у маленькой птицы! Недаром же она так часто летает в нашем саду. Раньше я часто смешивал кукушку с ястребом: тот же длинный хвост, те же пестрянки, и тот же полет... Тот же крик маленьких птичек, когда они откроют кукушку. Вечно, с раннего утра и до позднего вечера, кукушки перелетают с дерева на дерево, иногда гоняются друг за другом, и всегда неумолчно раздается их однообразный крик. Я знал, что кукушки подбрасывают свои яйца в чужие гнезда, но думал, что они кладут их в гнезда крупных птиц, а не таким крохотным, как пеночки.
Неужели эти малютки могут выкормить кукушку? Нечего сказать, догадалась кому положить! Ведь у пеночек и своих детей будет 6 штук! И как только кукушка поместится в таком крохотном гнездышке? По простоте сердечной, я решил, что кукушка перейдет на сук, а пеночки останутся в своем гнезде. Все эти вопросы так занимали меня, что я с большим нетерпением ожидал, когда же наконец пеночки выведут детей.
Прошло две недели, и я осторожно пробрался к гнезду. Пеночки подняли страшный крик, подлетали чуть не к самому носу, падали на траву, притворяясь больными, но я все же заглянул в гнездо и увидел крохотных голых птенцов, а посреди них торчала огромная голова кукушки. Не знаю почему, я как-то сразу невзлюбил этого безобразного птенца, а впоследствии даже стал ненавидеть его. Часто приходил я к гнезду смотреть, как пеночки кормят детей и кукушонка. Пеночки поочередно подлетали к гнезду и, сунув в какой-нибудь желтый рот червячка или мушку, торопливо летели за новой пищей.
Как я жалел бедных птичек, которым нужно было выкормить шесть своих детей и еще прожорливого подкидыша! А подкидыш пищал по целым дням и старался все схватить в свою широченную пасть.
Дня на два мне пришлось уехать из имения в город, и целых три дня я не видел гнезда. По приезде я сейчас же отправился в сад навестить своих пеночек. Но увы! В гнезде оказалась только одна безобразная кукушка. Я подумал, что, при такой тесноте в гнезде, пеночки как-нибудь выпали из него, и начал искать в траве маленьких птенчиков. Тут же, почти под самым гнездом, я нашел двух птенцов, а третий висел на колючке и уже был мертв. Бережно я водворил их в гнездышке, отодвинув немного кукушку, которая занимала собою уже все гнездо. Ей это видимо не понравилось, и она начала сейчас же ворочаться, так что птенчики сначала оказались между ее крыльями, потом на ней... Толчок – и бедные малютки полетели на землю. Я так возмутился этим поступком, что чуть не выбросил из гнезда эту мерзкую птицу. Опять я поднял птенчиков и положил в гнездо; опять кукушка заворочалась, и опять птенчики чуть не упали на землю. Теперь уж мне стало ясно, куда девались остальные. Наверно хорек или еще кто-нибудь успели уже их скушать! Оставлять в гнезде этих двух детенышей не было смысла; а выкидывать кукушку мне не хотелось: я решил взять их с собой и попробовать выкормить самому.
Но, к моему большому горю, на другой же день они у меня издохли, вероятно, вследствие падение из гнезда. Между тем, кукушка быстро вырастала и едва помещалась в гнезде. Бедные птички, несмотря на потерю всех своих детей, по-прежиему усердно таскали обжоре червячков, и смешно было смотреть, как эта огромная, безобразная птица с криком разевала свой рот и трепыхала крыльями, а маленькие пичужки, головки которых совсем входили в ее широкий рот, заботливо кормили ее.
Милые, славные птички! Они отечески пеклись об убийце их собственных детей и выкормили таки эту огромную, прожорливую птицу, быть может даже для того, чтобы на будущий год эта самая кукушка, пользуясь их добротой, опять подбросила к ним в гнездо свое яйцо!
– Знаешь, дядя, я теперь непримиримый враг кукушек: по-моему, это самая скверная птица.
– Раньше ты не так сурово отзывался о них, – ответил мне дядя.
– Да, раньше, когда я не знал их! А разве не возмутительно, что они подкидывают другим птицам свои яйца? Да и дети их, – мало того, что попали в чужое гнездо, они еще и вышвыривают хозяйских детей! Ты сам же говорил, что они всегда так делают.
– Но подумай: могли ли бы пеночки выкормить и кукушку, и всех своих детей?
– Так из-за этого их собственные дети должны погибать? Разве это хорошо? Все птицы вьют гнезда, – отчего же кукушки не хотят этого делать?
– Раньше я тоже возмущался и не любил кукушек за то, что они не заботятся о своих детях. Но вот, как-то летом после обеда, я пошел на сенокос. Косари еще спали, и я, глядя на них, тоже развалился под ракитой. Небо было ясное, солнечный свет просто ослеплял глаза, кузнечики громко стрекотали в траве, но птички попрятались под тень и не оживляли природы своим пением. Жара расслабляла, все отдыхало, и у меня тоже невольно начали смыкаться ресницы. «Ку-ку-ку-ку»! раздался неподалеку крик кукушки, потом послышалась ее красивая трель, вроде хохота. Кукушка села как раз над моей головой, и начала куковать. Сначала я рассердился... «Ах, противная птица, – и жара-то тебя не берет! Что бы прилететь минутой позже!.. А теперь, пожалуй, не заснешь. Уходи, улетай прочь, мерзкая птица, я не хочу видеть тебя и слышать твое однообразное кукованье»! А потом, раздумав, я стал жалеть кукушку. И правда, – разве ее не жаль?
Никто не любит кукушки, никто не знает, как тяжело ей... Все бранят ее, гонят. А разве этот однообразный стон скорби не надрывает душу? Не говорит он разве для чуткого сердца о страданиях бедной птицы? И мне, среди дремоты, показалось, что птица как бы заговорила сама.
– Отчего ты не пожалеешь меня? Я ведь слишком, слишком жестоко наказана за свой легкомысленный поступок. Я все расскажу тебе, чтобы ты не думал обо мне так, как другие.
«Давно, давно это случилось. – Птицы собрались на совет к Юпитеру, решать разные недоразумения. И вот, во время этого совета, мне пришла в голову шальная мысль нарядиться в перья ястреба и попугать птичек.
Одежда ястреба-перепелятника как нельзя лучше пришлась на меня! Я сняла свое роскошное оперение, нарядилась в пестренькие перышки ястреба и полетела над кустами. Полет мой напоминает ястребиный, и поэтому переполох между птичками вышел ужасный. Никто не ожидал опасности во время переговоров, и многие от перепуга разбили свои яички. Конечно, они скоро узнали, чья это проделка, и когда я прилетела назад, то меня поймали и повели в этой же одежде к Юпитеру, на суд. Обвинителей явилось много. Юпитер сначала лишил меня моего роскошного наряда, а потом сказал, что я буду носить именно тот наряд, в который сама вырядилась.
Но цепочкам, славкам, камышевкам и трясогузкам показалось это наказание очень легким, потому что они ведь сами носят простенькую одежду. И начали они опять просить Юпитера, чтобы он выдумал мне наказание построже.
Их злоба дошла до того, что они хотели далее моей смерти. Но этого нельзя было сделать, потому что одни мы, кукушки, едим косматых гусениц на деревьях и этим спасаем леса и рощи от порчи. Тогда для меня придумали жестокое, ужасное наказание.
– «Раз уж мы через кукушку разбили свои яички, попортили свои гнезда, говорили они, то пусть же у нее самой никогда не будет гнезда!»
И Юпитер вынужден был в конце концов сделать по их желанию. Он сказал мне: с этого времени ты не станешь вить гнезд и высиживать яиц. Твои дети не будут знать ни отца, ни матери. Но их жестокость не останется без возмездия, и вся тяжесть воспитание твоих детей падет на них.
Тяжело, больно мне было услышать такое страшное наказание, но вся тяжесть и горечь его была впереди. По привычке я попробовала было свить весною теплое гнездышко и положить яичко, но нестись каждый день, как все птицы, я уже не могла: второе яичко я снесла только через 6 дней, когда первое было уже насижено.
С этих пор я и стала нестись через 5–8 дней. Наказание стало исполняться! С болью в сердце я взяла в клюв одно яичко и подбросила тайком в гнездо трясогузке, а второе – к малиновке.
Может ли быть что-либо мучительнее для матери, как не потеря своих деток? Как болело мое сердце за будущность моих деток! Будут ли о них заботиться, могут ли такие маленькие птички накормить досыта большого птенца? Тихо, тихо, как ночной вор, я подлетала к гнездышкам, куда клала свои яички, но суровые воспитатели каждый раз замечали мое присутствие и с яростью начинали меня гнать... Ни разу не пришлось мне приласкать моих несчастных сироток. Даже когда мои птенцы стали вылетать из гнезда, и то строгие воспитатели прогоняли меня от моих собственных детей. С каким нетерпением я ждала той минуты, когда мой первый птенец начнет летать один! О, тут-то я и объясню ему все, все... и хоть поздно, но он узнает ласки и любовь родной матери. Я отыскала дерево с толстыми косматыми гусеницами, чтобы угощать ими моего несчастного птенца.
Желанный день наступил... С бьющимся сердцем я подлетела к своему сыну. Но увы, – вместо ласковых слов привета, из моего горла выскочило глупое: ку-ку. Этот звук так испугал птенца, что он так и шарахнулся от меня в сторону. Я полетела за ним: хотела остановить, объяснить... но из моего горла вылетало только ку-ку. Этот день был для меня гораздо тяжелее дня наказания! С горя я забилась под куст и горько проплакала целый день. Уж и так все птицы ненавидят меня и с яростью гонят отовсюду, а теперь вот и мои дети... Дети, дети! Из-за моего легкомыслия вы тоже будете влачить такую же одинокую, бесприютную жизнь, всеми гонимые и всеми ненавидимые. У вас не будет гнезда, вы не узнаете ни материнских забот, ни радостей, вы будете знать только одно горе. Всем птицам каждая весна приносит радость; все начинают вить себе гнездышки, нести яички, выводить детей... Сколько забот, хлопот, но зато сколько и радостей приносят родителям дети! Одни мы, кукушки, лишены итого, и за это же нас еще и презирают все!»
– Петр Петрович, а Петр Петрович, что нам теперь – Ивкину лужайку косить? – услышал я спросонья голос приказчика. А из дальних ракит тихо доносилось унылое ку-ку. – Вот какой я видел сон, закончил дядя свой рассказ.
