Оборвашка
Автор: Клавдия Лукашевич, 1908 г.
На черной лестнице большого каменного дома поселилось много бездомных кошек. У этих кошек не было ни хозяев, ни приюта: они питались тем, что иногда из жалости выкидывали им добрые люди, а если что плохо лежало, уносили без спросу. Хорошо если воришка не попадался. Иначе беда! Кухарки обливали их кипятком, били и бросали в них чем попало.
Когда на лестнице было тихо, кошки сидели спокойно или на окнах, или на ступеньках и дремали. Но едва внизу слышались тяжелые шаги дворника, несшего вязанку дров, кошки испуганно срывались со своих мест и прятались.
На ту черную лестницу, о которой идет речь, выходила дверь в третьем этаже. Дверь эта была хорошо знакома кошкам. Так часа в три она отворялась. Из квартиры выходила низенькая полная старушка в широком капоте, с черной кружевной косыночкой на голове и накинутым на плечи темным байковым платком, за ней показывалась служанка с большой чашкой в руках.
Старушка облокачивалась на перила и, посматривая то вниз, то вверх по лестнице, кричала: – Кысь... кысь... кысь... кысь!..
Кошки бежали отовсюду, но только не со страхом, как при появлении дворника, а с доверием и радостью. Около пожилой барыни их собиралось штук семь-восемь, иногда более. Она гладила этих несчастных, кормила разными остатками и разговаривала со своей служанкой...
– Какие они все голодные! Смотри, Марьюшка, как хватают... Я думаю, кто не испытал голода, не может судить как это ужасно, как мучительно! А животных еще более жаль: всякий может обидеть...
– Что и говорить! Известно жаль, барыня. То-то кошки, я думаю, вам благодарны, только вот сказать не умеют...
– А ведь они теперь отъелись. Помнишь, как мы сюда переехали – какие худые были. Вон эта серая как растолстела.
– Еще бы, барыня, как не отъесться, у нас ведь харчи хорошие.
– А ты заметила, Марьюшка, что наша «Оборвашка» уже второй день не прибегает.
– Да, что-то не видно, барыня.
– Покричи-ка ее.
Марья громко стала звать кошку, но та, которую они называли «Оборвашкой», не явилась на ласковый зов. Это была самая несчастная кошка, какую можно себе представить: худая, маленькая и больная, ухо у нее было оборвано и во многих местах не хватало шерсти. Обе женщины кормили ее с особенной нежностью.
В то самое время, как Марья разыскивала Оборвашку, по лестнице поднимался господин сумрачный, худой и бледный. Он остановился перед старушкой и сурово спросил:
– Сударыня, это все ваши кошки?
– Нет, не мои. Это бездомные. Я их из жалости кормлю.
– Помилуйте, сударыня, да от них покою нет. Вы их тут повадили... Они по ночам так кричат, что спать не дают... А я человек больной, выносить этого не могу. Нет, я уж вас покорнейше прошу здесь у дверей кошачьей столовой не устраивать. Иначе я хозяину пожалуюсь...
И господин, громко хлопнув дверью, скрылся в соседнюю квартиру. Старушка сконфуженная прошла к себе, вслед за ней двинулась прислуга.
– Вот суровый, черствый человек!.. Что ему сделали мои кошки? Жалости в сердце нет! Такому все мешают. Ну и Бог с ним! Ты, Марьюшка, кошкам еду на двор носи. Не голодать же им из-за него!
– Кто и говорить! барин как есть презлющий! А смотрел-то, барыня, как на кошек, точно вот зверь. Известно, такому все мешают, – вторила Марья.
Прошло несколько дней. Пожилая барыня уже не кормила более кошек около своей двери, опасаясь неудовольствия сурового жильца, но она по-прежнему целый день собирала им остатки еды, и Марья созывала их на дворе.
Как-то раз вечером старушка пила дома чай. Она сидела одна и задумалась. Вдруг ей послышалось, что у дверей на лестнице какой-то шорох.
– Марьюшка, открой дверь... Посмотри, кто там. Разве ты не слышишь? Там кто-то есть.
Марья открыла.
– Барыня! Смотрите-ка. Диво дивное! Оборвашка котенка в зубах принесла. Да какого! Маленького... слепого...
– Кто такое?! – и барыня торопливо вышла в кухню.
– Она, она. Какая худая, несчастная! Покорми ее скорее, дай молока... Нет, она мяукает, бежит к дверям, просится уйти. Выпусти ее, Марьюшка.
Кошка убежала, через несколько минут вернулась, принесла еще котенка и убежала снова.
Барыня и Марья уложили котят в корзинку на мягкую подстилку и, приоткрыв дверь на лестницу, ждали кошку с третьим котенком, но она не приходила. Время шло, а кошки все нет и нет...
– Поди-ка, Марьюшка, поищи ее. Может, кто напугал, прогнал. Ведь это беда!? Кто станем мы делать с котятами?
– Ну, хороша мать! Вот-то противная! – ворчала Марья вернувшись. – Нет ее нигде, барыня. Бросила своих котят. Эта уж какая-то безжалостная.
Котята были маленькие, слабые, еле шевелились, пищали и есть ничего не могли. Было хлопот и беспокойства барыне и Марье возиться с ними целую ночь. Старушка то вливала с чайной ложки им в рот молоко, то обмакивала палец в молоке и пихала его в рот котятам, а те все жалобно пищали – вероятно звали мать.
На другой день утром Марья пошла на чердак вешать белье. Встревоженная, она тотчас же прибежала обратно.
– Барыня! Голубушка! Кто я вам скажу-то! Ведь Оборвашка околела. Там на чердаке в углу так и лежит...
У барыни слезы на глазах навернулись.
– Вот тебе и животное! Вот, Марьюшка, говори после этого, что только люди понимают!.. Ведь двери-то рядом... Нет, именно нам с тобой детей доверила. Ну постучись-ка она у сердитого жильца.
– Кто и говорить! Пропала бы и с котенком... Он бы ее, знаете, ногой...
– Чуяло материнское сердце: дай, мол, добрым людям детей снесу, – говорила Марья и сочувственно качала головой.
– Ну уж мы их не бросим, выростим, – сказала старушка.
– Где уж тут бросить!
Старая барыня с Марьей оставили подкидышей у себя и стали их заботливо растить. Старушка по вечерам выходила в кухню, ласкала котят и любовалась на их грациозные игры.
– Да, надивила меня Оборвашка! – говорила она, – Если бы кто другой рассказал, просто не поверила бы...
– Что и говорить! Поверить трудно, – отвечала ей всегда верная служанка.
