Кто любил мышку?
Автор: Клавдия Лукашевич, 1910 г.
В большом подвале был переполох: собралось все мышиное царство. Мыши бегали, суетились, пищали, спорили и скреблись изо всех сил. Подвал был огромный, темный и холодный. Только где-то в глубине через маленькое решетчатое окно пробивалась полоска света и терялась тут же вблизи окна... А дальше была тьма непроглядная. В одном углу подвала были сложены дрова, в другом – какие-то ящики, бочки, старое железо и разный хлам, а посередине солома и рваные тюфяки. Под этой-то соломой, под этими тюфяками было теплее всего, и жили мыши. Днем они обыкновенно дремали, спали, вели тихие беседы, а по ночам выходили на трудный промысел.
Это случилось в пятницу... Рано утром в подвал, не помня себя, вбежали две испуганные мыши, Быстроглазка и Быстроножка, и закричали громким голосом:
– Беда! беда! Страшное несчастие! Скорее, скорее сюда!
Мыши со всех концов подвала – из-под соломы, из-под тюфяков – бросились на этот зов.
Быстроглазка и Быстроножка были перепуганы до полусмерти и, припав к полу, едва дышали.
– Что с вами? Что случилось? Говорите скорее... Не мучайте... Какое несчастие? – посыпались со всех сторон мышиные вопросы.
– Погиб наш король Грызун, королева Грызунья, наш старый умный дед Длинный ус и еще четырнадцать самых храбрых и смышленых мышей...
– Как? Где? Отчего? Какое несчастие! Какое горе! – в один голос воскликнули все мыши и больше не могли говорить. Они собрались в кружок и горько заплакали, заскребли лапками и зубами...
Люди, жившие наверху, над подвалом, слышали этот шум и писк и говорили: «Фу, какая гадость, сколько развелось мышей! Как они скребутся! Как они пищат! Надо их уничтожить.»
Но всякое горе бывает не вечно. Мыши поуспокоились и стали расспрашивать Быстроглазку и Быстроножку, что и как случилось.
– Ненависть людей к нам доходит до крайних пределов. Больше так жить нельзя! Надо что-нибудь придумать и нам, – сказала Быстроглазка. Это была хорошенькая серенькая мышь, с длинным хвостом, с черными, похожими на бусинки, живыми, веселыми глазами, очень вертлявая и веселая.
– Люди наверху придумали для нас ужасную, коварную ловушку. Представьте себе: с виду прелестный домик, с окнами, дверями, наверх ведет лесенка, наверху, конечно, кусок сала. Взбираешься по лесенке спокойно, ничего не подозревая... Только хочешь понюхать... даже не есть... а только понюхать кусок сала... Ну, какой им от этого вред?! И вдруг под ногами что-то проваливается и бац... прямо в воду...
– Так погиб король Грызун, королева Грызунья, дедушка Длинный ус и все остальные четырнадцать храбрых мышей, – сказала Быстроножка. Она бегала быстрее всех в подвале и хорошо знала все мышиные дела и все ближайшие окрестности их жилья.
– Не ходите, мыши, на второй этаж, в правый флигель... Там-то на кухне и стоит этот ужасный красивый домик...
– И в первый этаж тоже нельзя ходить: там хотя есть чем поживиться, да завели двух котов... – сказала серьезная, сумрачная мышь Поскребуша.
– А в третьем этаже по всей квартире разбрасывают такие вкусные булочки... Но только их съешь и капут, – пропищал маленький мышонок.
– Чем же мы будем питаться? Где будем искать добычу? Как будем жить? Все нас гонят, не любят, бранят, истребляют!? В этом подвале не житье мышам: и холодно и голодно... Как жить!? Что делать? – горевала старая мышь Вещунья и качала своей старой головой.
– Люди, и кошки, и собаки, и все нас не любят... – проговорили несколько голосов.
– Бабушка, а за что люди нас не любят? – спросил мышонок Вертун.
– За что? За что? Спроси их сам... А я не знаю. Вот в одной квартире, во флигеле налево, как крикнут «мышь», так барышня без чувств падает, и ее водой прыскают и капель дают... Ну, что может сделать маленькая мышь большой барышне?.. И она ее ненавидит, боится... Ведь это же обидно, право! – сказала старуха Вещунья.
– А в первом этаже нянька тоже очень боится мышей... Недавно мы с сестрицей нечаянно попали в детскую и никак не могли выбраться из-под дивана. Нянька нас и увидела. Что только там произошло!? Нянька схватила швабру, вскочила на диван и колотила шваброй по полу целый час, точно спасаясь от нападения разбойников. Дети взлезли кто на столы, кто на стулья... Крик, шум... И нас-то перепугали не на жизнь, а на смерть... Еле ноги унесли, – сказала Быстроглазка...
– Злые, бессердечные люди! Сколько горя, обид приносят они мышам всю жизнь. Никто, никто нас не пожалеет, не покормит, не приласкает. Жизнь наша всегда полна страха, опасностей, людской ненависти, – серьезно и огорченно проговорила старая мышь Вещунья.
Все мыши замолчали и печально думали свои думы... Молчание длилось не долго: его прервал пискливый мышиный голосок. Он прозвенел в подвале, как тонкий звук расстроенной флейты.
– А я знаю кого-то... кто любит, жалеет и даже кормит мышей.
В подвале раздался мышиный смех:
– Хе-хе-хе! Хи-хи-хи. Кто же это? Кто? Человек? Собака или кот? – посыпались насмешливые вопросы.
– Это, кажется, человек. Наверно не знаю... Но он похож на человека, – ответила мышь. – Это была лохматая, бурая мышка, с оборванным ушком, с коротеньким хвостиком, тоже оборванным.
Хохот в подвале раздался еще громче.
– Хи-хи-хи! Хе-хе-хе! Не слушайте вы ее, лгунью и хвастунью... Разве может быть такой человек, который бы любил мышей? – прокричал кто-то из мышей громко и сердито.
– Это и видно, что ее очень любят. Оттого у нее и хвост, и ухо оборваны, – смеясь выкрикнул мышонок Вертун.
– Оттого у нее и хвост короткий, что ее кормят... И шерсть в клочьях, – проговорила, заливаясь смехом, Быстроглазка.
– Я никогда не лгу... Правда прежде всего... И я говорю правду... «он» меня любит и ласкает... – обидчивым тоном проговорила мышка...
– Кто он, кот!? Видно, «он» лаская и хвост тебе оторвал, – смеясь, сказал Вертун.
– И не хвастунья я... «он» меня кормит и жалеет... и говорит ласковые слова, и даже поет песни. Я не лгунья... А вы не верите... – сквозь слезы проговорила мышка.
– Это, должно быть, человек!.. Ишь, как ее отличают... Верно, она больно умна, красива. Не чета нам, мышам, – заговорили разом все мыши.
– За то ее и кот ласкает, и собака жалеет, и человек кормит. Хи-хи-хи! Хе-хе-хе! – прокричала мышь Быстроножка.
– Не верим, не верим! Она лгунья! Она хвастунья!.. – закричали все мыши и стали смеяться, дергать товарку за рваное ушко, за хвост, за лапки.
– Если не верите, если не верите... то я вам могу это доказать... Если на то пошло... могу доказать... Могу... Вы сами увидите, что я говорю одну правду! – кричала маленькая мышка и стала в гордую позу на задние лапки, а передние подняла кверху...
– Тише вы, мыши, тише... Не шумите... Замолчите! – наконец строго сказала старая мышь Вещунья.
Она взлезла на пустой бочонок, спустила хвост и медленным голосом важно прибавила:
– Надо быть справедливым прежде всего... Надо каждого выслушать. Надо верить... Может быть и правда эту мышку Короткохвостку кто-нибудь любит и жалеет... может быть, даже и кормит... и песни ей поет. Может быть и нас там полюбят и накормят. Ведь в подвале нашем ой-ой, как плохо насчет еды... Да и несчастье с королем Грызуном и королевой Грызуньей мало обещает хорошего в этом доме... Кто знает?.. Хоть это и странно... и непонятно... А может быть, она и не лжет.
В это время Вертун не удержался и прыснул со смеха.
– Бывало это когда-нибудь... как же... ждите... при царе Горохе, – прошептал он.
Мрачная мышь Поскребуша дернула его за хвост и хриплым голосом сказала:
– Когда бабушка говорит, ты не должен смеяться.
Мышонок пискнул и замолчал.
– Продолжайте, бабушка, – вежливо сказала Быстроглазка и испуганно взглянула на Поскребушу.
– Кто же это тебя любит и кормит? – важно спросила Вещунья Короткохвостку.
Та сидела перед мышами на задних лапках, обиженная, но смотрела на всех ясным, правдивым взглядом...
– Я не знаю, кто это, – отвечала мышка... – «Он» похож на человека... он такой добрый, такой хороший. Он всегда меня ждет, ласкает, называет нежными именами, всегда дает мне еду и поет песни. Правда, правда!
– Где он живет?
– Далеко... вон там, – она указала лапкой на какой-то темный дом.
– Чем же и как ты нам это можешь доказать?..
– Могу, могу... Вот придет вечер, я вас туда сведу. И вы сами это увидите... – торжественно проговорила мышка.
– Ладно, ладно, – отвечала старуха Вещунья.
– Хорошо, посмотрим, – хором недоверчиво проговорили все мыши.
А Вертун не утерпел и опять хихикнул. Мышка Поскребуша снова дернула его за хвост. Он пискнул, умолк, и в подвале все стихло.
Наступил вечер. Все погрузилось во мрак. Смолкли звуки дневного шума. В подвале стало как-то особенно мрачно, тихо и холодно. Только под тюфяком слышались движение, шорох и суета. Это мыши собирались в поход. Впереди всех пошла Короткохвостка. Она в этот вечер должна была доказать мышам невиданное и неслыханное чудо – что есть кто-то на свете, который любит, жалеет и даже кормит простую, серую, подпольную мышку. Молча, стараясь не пищать, ничего не грызть, не скрестись, шли мыши за Короткохвосткой. Сначала они долго-долго двигались по подвалу, затем пролезли в какую-то щель и двинулись по дымовой трубе. Это было очень трудно и опасно. Мыши, несмотря на цепкие когти, падали и обрывались. Свалилась раз даже такая опытная мышь, как Вещунья. Но вся мышиная компания ее вытащила, и все снова двинулись в путь... Затем они полезли по карнизу, под полом, по стене, по потолку, опять по стене. Шли долго-долго...
– Скоро ли? – спросила, наконец, уставшая Быстроглазка.
– Скоро ли? – спросила Быстроножка.
– Когда же наконец? – мрачно спросила и Поскребуша.
– Никогда! – пискнул было насмешливо Вертун, но вдруг опомнился и спрятался за бабушку.
– Теперь скоро... Вот, вот... мы и пришли, – сказала Короткохвостка; она остановилась в углу, около маленькой, едва заметной щели...
– В эту щель нам не пролезть! – крикнул Вертун. Но гибкое, мягкое тельце Короткохвостки вытянулось, казалось, в веревочку, и она, как змейка, юркнула в щель. За нею все мыши. Их было восемь.
Они очутились в углу маленькой мрачной комнаты со сводами. Где-то наверху, почти под потолком, было маленькое окно с решеткой. В комнате стояли койка, стол, стул и больше ничего. На столе горела лампа. Около стола сидел человек в халате с всклоченной черной головой, с большой бородой... Лицо у него было мрачное, изнуренное и бледное, даже какое-то злое.
Мыши испуганно взглянули на него. «Этот тебя любит!?» – спросила Вещунья Короткохвостку... Та, молча, закивала головой, тихо пробралась в угол ближе к мрачному человеку и заскреблась...
Он вдруг очнулся, лицо его расплылось в добрую улыбку, в мрачных глазах сверкнула слеза, и он проговорил ласково и нежно:
– Моя милая мышка, моя Короткохвостка, ты опять пришла утешить узника?
Голос его глухо отозвался в пустой каморке. Он взял со стола кусок хлеба и нагнулся к полу.
– Мышка, мышка, где ты? Иди, иди сюда... – звал он ее, точно собачонку, и накрошил на каменный пол хлеба.
Короткохвостка робко приблизилась и стала есть хлеб. Мрачный человек повернулся. Короткохвостка испуганно юркнула под койку. Но серый человек усмехнулся и, улыбаясь, еще ласковее сказал:
– Милый мой, серый зверек... Глупый ты трусишка... Я не сделаю тебе зла, не причиню вреда.
Короткохвостка опять приблизилась и стала есть. У мышей текли слюнки. Вертун был очень голоден, не выдержал, выскочил из-под койки, схватил кусочек и бросился восвояси.
– Ах ты, плутовка... Ты привела с собой приятеля. Очень рад, – проговорил человек и протянул руку, чтобы приласкать мышку, и запел ей песню тихим голосом. Эта песня тихо и печально раздавалась в маленькой каморке.
Но в это время в двери звякнул железный засов. Лицо заключенного стало опять печально и мрачно... А мышки с писком бросились к щелке и, толкая друг друга, скрылись в ней.
Ночью в подвале опять собрались мыши, и старая бабушка Вещунья, взобравшись на кадку, проговорила:
– Двадцать лет живу на свете и первый раз вижу человека, который любит мышей.
– Спасибо тебе, Короткохвостка, за то, что ты нам его показала, – проговорила Поскребуша.
– Надо верить, надо верить! – пискнула Короткохвостка, а Вертун больше не хихикал; он сидел на задних лапках и передними умывал свое сытое рыльце.
