У себя на даче
Автор: И. Любич-Кошуров, 1914 г.
– Ну, вот мы и опять в России, – сказал толстый старый грач своей грачихе.
Грача звали Архипом Архиповичем, а Грачиху Настасьей Петровной. Они только что возвратились из-за границы.
В России в одной березовой роще, у них было свое гнездо, и они намеревались опять поселиться в нем на лето... Они обладали прекрасным зрением и на лету еще издали ясно различили на самом горизонте голубоватую полоску рощи.
– Вон она, – сказал грач и, сделав вдруг несколько сильных взмахов крыльями, добавил: – Вон и старый дуб на опушке... Видишь?
– Вижу – откликнулась грачиха, – но что это там такое?.. Кра-кра!
Грач бросил на нее косой взгляд, и сам тоже крикнул:
– Кра-кра!
Однако, в голосе его слышалась некоторая раздраженность...
– Чего ты? – спросил он ее.
– Гнездо вижу! – сказала грачиха. – Вон оно; неужели ты его не видишь?..
Она умолкла на минуту, пристально вглядываясь в даль, и затем крикнула так громко, что грач даже вздрогнул:
– Конечно, это гнездо Ивана Ивановича!
Потом, пролетев еще несколько десятков сажень, закричала снова:
– А вон гнездо Никанора Петровича... Гляди, гляди, Архип Архипович! Видишь?..
Грач некоторое время продолжал лететь молча, затем проговорил, повернувшись к грачихе:
– И вовсе не Никанора Петровича, а Василия Васильевича.
Грачиха ничего не возразила. Она знала по опыту, что с грачом самое лучшее не спорить. В совершенном молчании пролетели они около пяти верст. Роща теперь стала еще виднее. Грачиха не вытерпела и радостно крикнула: «Кра-кра!» и сразу обогнала грача на полсажени.
Между тем начинало темнеть. На светло-синем небе смутно белел серп месяца. С земли поднимался туман и заволакивал даль серой дымкой...
– Летим, летим, – покрикивала грачиха, – а то, смотри, ночь недалеко, а нам нужно засветло добраться до дому...
– Успеем еще, – отвечал ей грач. – Или устала?
Он поглядывал то на солнце, спускавшееся все ниже и ниже и точно утопавшее в желтовато-красном свете зари, то на рощу, окутанную дымкой тумана. Роща была уже недалеко.
Вон старый корявый дуб на опушке, вон кусты орешника... Лужа блестит между кустами... Кое-где белеют клочки снега. Еще несколько взмахов крыльев, и наши путешественники тяжело опустились на верхушку дуба.
– Уф! – сказал грач.
– Уф! – повторила грачиха. Затем они посмотрели вокруг себя.
– Отдохнем тут, – сказал грач, – да и домой.
И, оглянув опять орешник, поднимавшиеся за ним голые стволы берез, он добавил:
– Ну, вон, гляди, видишь: разве это не гнездо Василия Васильевича?
Грачиха посмотрела по тому направлению, куда смотрел он и, подумав немного, ответила:
– Как будто действительно оно...
– Как же! – воскликнул грач. – Уж я не ошибусь, будь покойна... – Тут он откашлялся и крикнул: – Кра! Кра! Эй, Василий Васильевич!
В ту же минуту из гнезда высунулась большая круглая черная голова с кривым черным же носом... К сумерках Архип Архипович очень плохо различил эту голову и, во всяком случае, не мог разглядеть ее ясно... Но он уже теперь был вполне уверен, что видит перед собою своего прошлогоднего соседа по гнездам, грача Василия Васильевича…
– Кра! – радостно крикнул он. – Здравствуй, Василий Васильевич!
Он ожидал, конечно, что Василий Васильевич сейчас же ответит ему таким же приветствием... Вместо того, из гнезда раздался весьма недовольный и совершенно незнакомый ему голос:
– Улетай-ка ты, грач, отсюда, пока цел, а то я тебе такую трепку задам, что ты и не воображаешь!
Архип Архипович оторопел.
Во-первых, он совсем не рассчитывал на такой прием, а, во-вторых, в голосе таинственного обитателя гнезда Василия Васильевича слышался сильный вороний выговор.
– А ты кто сам-то? – крикнул Архип Архипович. – Зачем ты забрался в чужое гнездо?..
Но в эту минуту из гнезда вылетела огромнейшая ворона и яростно набросилась сперва на него, потом на грачиху...
Конечно, если бы Архип Архипович и его супруга не утомились за дорогу, они сумели бы постоять за себя, но в данный момент Архип Архипович был слабее воробьенка.
Что же касается до его супруги, то, кажется, дунуть на нее как следует, и она так и хлопнулась бы на землю.
Одним словом и Архипу Архиповичу и Настасье Петровне после первой же схватки с вороной пришлось, как потом деликатно выражался Архип Архипович, «из наступления перейти в отступление».
Правда, наступление было со стороны вороны, но мы простили Архипу Архиповичу эту маленькую неточность...
Да дело вовсе и не в том… Дело было вот в чем...
Собственное гнездо Архипа Архиповича, куда они решили благоразумно скрыться от преследования вороны, оказалось тоже занятыми другой вороной... Здесь, на вершине высокой березы, опять произошло небольшое сражение, и Архипу Архиповичу опять пришлось искать спасения в бегстве.
Архип Архиповичу таким образом, остался без крова... Ему негде было преклонить голову...
– Придется, – сказал он своей грачихе, – переночевать на дворе.
И они, точно, провели эту ночь в роще, под открытым небом...
На утро грачиха проснулась с головной болью; она, должно быть, простудилась. Архип Архипович был мрачен и неразговорчив, все только отрывисто каркал: – Кра! Кра!.. – и бросал грозные взгляды в сторону своего гнезда...
– Однако, – обратилась к нему грачиха, – как же нам быть?
– Погоди, – ответил грач, – я жду, не подлетят ли еще грачи... Мы-то, кажется, прилетели первые...
И он опять закаркал угрожающе и отрывисто:
– Кра! Кра!
Он, действительно, поджидал только, чтобы прилетели его товарищи и соседи по гнездам... И когда, несколько часов спустя, вдали показалась стая грачей, он полетел им навстречу и закричал изо всех сил:
– Сюда! Сюда!..
И все манил грачей крыльями. А грачи кричали ему издали:
– Летим! Летим!..
Быстро пронеслись они над полем, над лугом, перелетели болото и, наконец, с шумом и криком опустились вокруг Архипа Архиповича на ветви дуба...
– Нас с грачихой выгнали из гнезда! – сказал Архип Архипович...
– Кто? Кто?.. – закаркали грачи.
– Ворона!
– Судить! Судить! – закричали грачи, – судить ее...
Нужно здесь сказать, что грачи строго следят за тем, чтобы кто-нибудь из их общества не оказался в таком же положении, без своего угла.
Иногда случается и так, что какой-нибудь грач выгонит из гнезда своего же брата-грача... Тогда над грачом-обидчиком учреждается настоящее следствие и затем суд... Судят обыкновенно старые грачи, но приговор суда исполняется всем обществом. Грача-обидчика либо изгоняют из общества, либо заклевывают до смерти... Такая же участь ждет и всякую другую птицу, нарушившую законы общежития.
Ворону тут же и схватили...
Правда, она отбивалась крыльями, клювом, когтями и кричала при этом, что она не виновата ни капельки, но на слова ее не обратили большого внимания, а на удары клюва и крыльев отвечали такими же ударами. Потом ее подвели к судьям...
– Кра! Кра! – закричали судьи. – Вон ее! Гнать ее отсюда!
И все грачи, сколько их ни было, тоже закаркали:
– Гнать, гнать ее!
И ее, правда, выгнали из рощи... Выгнали также и других ворон, завладевших грачиными гнездами.
И грачи после того долго каркали и толковали, как вообще хорошо жить дружно и стоять одному за другого.
– Вот мы как их проучили, – говорили они один другому, – потому мы хоть и миролюбивые птицы, а все вместе – постоим за себя!..
Архип Архипович поселился опять в своем прошлогоднем гнезде, и мне рассказывал весной один деревенский мальчуган, что грачиха вывела двух грачат, удивительно похожих на старого грача и таких же, как он, горластых.
