Жила-была стрекоза
Автор: Надежда Каракаш, 1903 г.
Жила-была на озере стрекоза. Была она красавица и звали ее «барышней». Тоненькое тельце ее отливало на солнце, как синий атлас, юбочка была у нее кружевная, блестящая, головка широкая, точно в модной прическе, глаза большие, синие, на выкате.
Резвится она целый день без устали: то понесется, то остановится в воздухе, как ястреб, и трепещет едва заметно прозрачными крылышками, то вдруг бросится вперед или вбок, то носится кругами над водой, точно в вальсе, то схватится с подругой и танцует вдвоем, то исчезнет из глаз в вышине. Как ястреб, она высматривает добычу и стрелой бросается с высоты на бабочку, хватает ее ртом, на лету съедает и торопится дальше, чтобы поохотиться еще и еще. Она ловит над озером комаров и мух; а если к ней подлетит в это время другая стрекоза, то она бросается за ней, и начинается драка.
Так жила стрекоза целое лето и без устали охотилась. К осени вздумала она яички класть.
Был тихий, теплый день. В озере, как в зеркале, отражались темные сосны. Синее небо смотрелось в гладкую воду, прибрежные камыши не шевелились.
Тоненькая, легкая красавица стрекоза, с большими выпуклыми глазами, пролетела над озером к тому узкому краю, куда впадала вся заросшая камышами и водяными лилиями речка, и опустилась на высокий, гладкий тростник. Она крепко обхватила его всеми шестью цепкими ножками, подняла четыре прозрачных крыла, кончиком своего длинного тонкого тельца начала приподнимать кожицу тростника, накалывать под кожицей дырочки и класть в каждую из них маленькое желтоватое яичко. С верхушки тростника она потихоньку опускалась все ниже и ниже, дошла до воды, опустилась под воду и под водой все продолжала накалывать дырочки и класть яйца по стеблю до самого дна. Потом она потихоньку вылезла из воды, стряхнула с крылышек воду и вспорхнула. Она хотела по-прежнему полетать и погреться на солнце, поохотиться за комарами, но вдруг почувствовала смертельную слабость и опустилась на широкий листок водяной лилии.
– Должно быть, я слишком устала, – сказала она себе. – Кажется, я умираю. Она подумала о своих будущих детях, оглянулась кругом и увидала в воде какое-то странное существо: его лицо было прикрыто длинной губой, точно маской; оно смотрело через нее на добычу, и как только та подплывала, – вытягивала губу, хватала, как щипцами, и пожирала.
– Послушай, – сказала стрекоза этому странному уродцу, собрав последние силы: – мне кажется, я умираю. Ты видишь на тростнике эти желтые точки, – это мои будущие дети; мне не на кого их оставить, и я сама не знаю, зачем я положила их в воду: наверно, и они будут такие же легкие, воздушные существа, как я. Хоть ты и мало похож на нашу породу и кажешься мне не слишком добрым, но пожалей меня и моих детей: кто может им заменить мать? Прошу тебя, – больше мне не к кому обратиться, – позаботиться о них.
Стрекоза глубоко вздохнула, затрясла прозрачными крылышками и умерла на широком темно-зеленом листке водяной лилии.
Толстый, буроватый уродец, с шестью ножками и маленькими глазами, действительно, был не из добрых: все мелкое озерное царство боялось его, потому что он никак не мог утолить свой ненасытный голод, и всех хватал без разбора, даже маленьких рыбок. Но он подумал, что надо исполнить волю умершей стрекозы, и стал охотиться вокруг тростника, где были яички.
– Что же я буду с ними делать, когда они выйдут из яиц и начнут играть в воздухе, как всю жизнь играла их хорошенькая, стройная мать? – думал уродец. – Хоть и у меня на спине крылья, но они коротки и слабы, и не могут поднять на воздух мое тяжелое, толстое тело.
В это время над водой пролетала быстрая, заботливая ласточка. Как и стрекоза, она с открытым ртом летала над озером и ловила насекомых. Она летала так низко, что задевала острым крылом по воде, – и проворный уродец заметил ее.
– Послушай, послушай! – закричал он: – ты высоко летаешь, и наверно знаешь, что будет с этими яйцами? Умирающая мать поручила мне их, и я не знаю, что с ними делать. Не могла подыскать им подходящую няньку! – прибавил он с досадой. – Хорош я буду, когда эти стрекозы выйдут из яиц и полетят на воздух!
– Не знаю, не знаю! мне некогда! закричала ласточка и пролетела мимо. Но у нее было доброе сердце, ей стало жаль осиротелых детей и она снова вернулась, черкнула крылом по воде, взглянула блестящим черненьким глазком вглубь озера, увидала уродца и закричала:
Хорошо, я подлечу к солнцу и узнаю, что с ними будет.
– Долго ждал ее серый уродец, а между тем все плавал вокруг яичек и все хватал и ел червей и насекомых.
Наконец прилетела быстрая ласточка.
– Я летала высоко, я узнала, что с ними будет! – прощебетала она: – они будут такие же некрасивые личинки, как ты! У них вырастет три пары ног и такая же маска, какой ты всегда закрываешь лицо; они будут также плавать в воде, отбрасывать маску и ловить ею червей и насекомых, и все, все в озере будут их бояться и ненавидеть, как боятся и ненавидят тебя...
– Не может быть, не может быть! – закричала обиженная личинка и начала извиваться от злости. – Меня ненавидят, но разве я виновата? Разве я желаю кому-нибудь зла? Я только есть, есть, есть хочу!.. – продолжала личинка и тут же откинула маску, схватила черного головастика, разжевала и проглотила.
– Ведь это дети прекрасной, воздушной стрекозы! – прибавила она, немного успокоившись.
– Ну, вот, защебетала ласточка: – разве тот, кто озабочен только едой, может это понять? Я так и знала, что ты не поверишь.
Я не поверю? возразила личинка. – Я верю всегда, когда говорят что-нибудь путное.
– Видишь, видишь! – щебетала ласточка, глотая насекомых. – Зачем же ты просила меня узнать? Мне, сказало об этом светлое солнце. Я узнала и про тебя кое-что... но ты, все равно, не поверишь.
– Что такое? – резко спросила любопытная личинка и боком подскочила к ласточке, которая летала совсем низко.
– Я узнала, что ты не вечно останешься гадким уродцем; с тобою случится чудная перемена: ты выйдешь из воды и превратишься в прекрасную красавицу; ты будешь летать по воздуху, тебя перестанет ненавидеть водяное царство, ты будешь охотиться, как я, за воздушными насекомыми; все будут тобой любоваться, а взрослые люди назовут тебя своим другом.
– Полно, полно! – перебила личинка и обиженно свернулась кольцом: – Как тебе не стыдно смеяться над моим уродством! Все считают тебя доброй, а я вижу, что ты злая, насмешливая птица, и говоришь такой вздор, что никто тебе не поверит.
– Я так и знала! – обиделась ласточка, – но то, что я узнала от самого солнца, не может быть неправдой. Ты живешь только для еды, и высокое для тебя недоступно. Не спрашивай меня больше ни о чем. Прощай! Пора домой, мне надо подготовить моих детей к отлету.
Личинка выпрямилась и схватила водяного паука. Ласточка улетела, а личинка все плавала вокруг яичек и охотилась.
Сначала слова ласточки показались ей чистой насмешкой. Но прошло несколько дней, и из яичек вышли маленькие личинки, такие же как она сама, но гораздо меньше. Они тотчас начали ловить водяных насекомых и быстро расти. Первое предсказание ласточки сбылось, и личинке захотелось верить заманчивой, невероятной вести. Она продумала об этом целую зиму, а когда наступила весна, почувствовала такое беспокойство, что даже перестала есть.
Наконец она решилась.
– Только бы узнать, как там, – говорила личинка, и остановилась перед тростником, потом зацепилась ножками за ствол и поползла вверх. Вот уже уродливая голова показалась из воды, за ней короткие крылья, ножки и толстое тело. Личинка подвинулась еще несколько шагов и очутилась над водой. Как приятно дышать и как больно! Воздух нахлынул, белая кровь скорее задвигалась в жилах; прямой солнечный свет ударил в глаза, тело просыхает. Хорошо и страшно! Так страшно, что личинка не выдержала и поползла в воду. Но здесь уже и темно под водой, и плавать тяжело, и пища приелась. Не прошло и двух часов, как личинка снова поползла кверху.
Она уселась высоко на тростнике и крепко ножками уцепилась за ствол. Тепло в воздухе, сильно дышит она всем своим телом, смотрит мутными, водянистыми глазами на светлое солнце, откуда ласточка принесла ей чудную весть о возрождении, и все ярче, прозрачнее блестящее делаются ее круглые глаза. Сохнет под лучами солнца неуклюжее серое тело.
Чувствует в себе уродец новую, непонятную силу.
Вдруг какой-то треск оглушил личинку: это лопнула на спине ее кожа. С испуга она дернула головой, вытащила голову из старой оболочки и все вокруг вдруг стало ярче: солнечный свет, синее озеро, зеленый тростник и желтые кувшинки. Все это показалось ей так прекрасно, что она собрала все своп силы, чтобы освободиться от старой оболочки: затрясла ножками и крыльями и трясла до тех пор, пока они не вынулись из кожи, как из футляра; потом оперлась ножками в свою прежнюю, уже пустую голову и понемногу вытащила брюшко. Теперь она была свободна и сидела на своей прежней сухой и желтой шкурке; шкура вся была целая, точь-в-точь как прежняя личинка, и лопнула только вдоль спины.
Возрожденная личинка отдыхала от страшных усилий; освобождаясь, она поминутно думала, что оторвет себе ножки: но все обошлось благополучно: она была цела, хотя кожа была еще мягка и непрочна, крылья мокры и сморщены вдоль и поперек. Но вот они начинают расправляться, одна за другою исчезают складки и морщины, кожа сохнет и отливает блестящим атласом, ноги крепнут, крылья подымаются и стоят, как натянутая прозрачная вуаль; вся природа отражается в ее больших, блестящих, зелено-синих глазах. Вдруг она увидала комара, вспорхнула, догнала и съела. В ту же минуту раздались на берегу детские голоса:
– Смотрите, смотрите – стрекоза! Какая красивая! Это первая в нынешнее лето.
– Она ловит комаров.
– Вот умница! А я и не знал, что она хищная.
– Не знал? а разве у вас в школе не учили, что стрекоза истребляет насекомых, что она тоже из наших друзей.
Возрожденная стрекоза слушала и радовалась. Предсказание ласточки сбылось вполне.
Она прожила только одно лето. К осени она также положила яички, но не боялась за них. Она верила.
Когда наступили холода, она умерла, но ей не страшно было умирать:
– Нет, я не умру, – говорила она, глядя на солнце мутнеющими глазами: – из неподвижного яйца я сделалась личинкой; безобразный водяной уродец превратился в прекрасную воздушную стрекозу; а теперь я буду еще прекраснее и перейду в лучший мир.