Звериный язык
Болгарская сказка
Жил-был Генчо-пастух, и было у него три печали-горести. Первая печаль - всю жизнь он на хозяина работал, а себе добра не нажил, вторая печаль - волки у него овец в стаде резали, а третья печаль - жена его, старуха, любопытством его донимала, и порой не было ему, бедному, житья!
Вот пошёл он однажды в лес и чует - откуда-то гарью тянет. Поглядел он и видит: горят кусты, трава тлеет, а на кочке моховой среди огня Золотая Змейка вьётся, корчится, выхода ищет, а выхода-то и нет - со всех сторон огонь.
И вдруг говорит Золотая Змейка человечьим голосом:
- С-с-с-паси меня, если у тебя сердце доброе!
Сердце у Генчо было доброе - протянул он ей свой посох, а Змейка сразу вползла к нему на плечи и вокруг шеи обвилась.
Испугался Генчо немного испрашивает:
- Ты меня уж не укусить ли собираешься?
- Нет, - отвечает Змейка, - не бойся. Только уж если начал дело доброе доканчивай: отнеси ты меня к моему отцу! Он над всеми змеями наибольший, он тебя наградит.
Понёс Генчо Змейку по лесной тропинке, куда она ему указала, и говорит ему Змейка:
- Не проси, не бери ты в награду ни серебра, ни золота, ни каменьев драгоценных! Проси только шипу змеиного, языку звериного - будет тебе от того счастье большое!
Пришли они к тайному месту посреди лесной чащи, и видит Генчо: стоят ворота, из живых змей сплетены. Посвистела, пошипела Золотая Змейка по-своему, распахнулись ворота на обе половинки, и открылся тайный ход прямо в змеиное царство. Стали они туда спускаться. Сперва всё темно было, потом свет забрезжил. А как дошли до поворота, совсем светло стало, и открылся им золотой дворец красоты неописанной.
А Большой Змеи на пороге их встречает, чуть не плачет от радости.
Рассказала ему Золотая Змейка всё, что приключилось. Большой Змей и говорит Генчо:
- Проси у меня, чего хочешь! Хочешь, сделаю я тебя первым богачом во всём государстве?
- Нет, - отвечает Генчо, - не надо мне богатства! Богач сладко ест, да плохо спит, всё за своё добро трясётся! А я спать люблю крепко - мне сны хорошие снятся!
- Тогда хочешь, я тебя царём сделаю, будешь всем царством править? - спрашивает Змей.
- Нет, - отвечает Генчо, - царя люди клянут, лихим словом поминают!.. Уж коли задумал ты меня наградить, научи меня шипу змеиному, языку звериному!
- Хорошо,- говорит Большой Змей, - не будет тебе отказу! Только знай: тайна эта большая! Если проболтаешься, хоть полсловечком себя выдашь, в тот же самый миг придёт твой смертный час.
- Не из болтливых я, - отвечает Генчо.
- Ну, тогда, - говорит Змей, - должен ты со мной три раза поцеловаться и будешь отныне знать-понимать шип змеиный, язык звериный!
Поцеловал Генчо три раза Большого Змея в пасть его змеиную, распрощались они, и пошёл Генчо домой.
Идёт он по лесу - и сердце у него радуется. Слышит он, о чём пташки в небе поют, о чём белки на ветках стрекочут, о чём пчела на цветке жужжит, и каждое слово понимает. Дошёл он до хозяйского поля. В том паю дуб стоял. А на дуб два ворона сели и заспорили, кто из них старше.
Первый ворон говорит:
- Я старше тебя: я знаю, где царя Траяна схоронили!
А второй ворон отвечает:
- Нет, я старше тебя: я знаю, где царь Траян клад схоронил!
Первый спрашивает:
- Где?
А второй отвечает:
- А вот на этом самом мосте!
Генчо весь разговор-то понял, да и место заприметил. Сходил он домой, принёс лопату и выкопал клад несметный. Пошёл он к хозяину и отдал ему клад: не хотел он богатства. А хозяин на радостях подарил ему земли клочок, да коней пару, да овечек стадо, и стал Генчо сам себе хозяин. Сам он в поле работал, сын его в горах овец пас, а старуха пироги пекла да мужа бранила, а он всё отмалчивался. Как старуха ни билась, ни выпытывала, откуда он про клад узнал, не сказал он ей об этом ни полсловечка.
Вот жили они, жили, и собрался Генчо на пастбище - сына проведать. Сел Генчо на коня, а жена его, старуха, на кобылу, и поехали. Только конь всё вперёд вырывается, а кобылка отстаёт. И слышит Генчо, конь над кобылицей подсмеивается:
- Ты что же отстаёшь?
А кобылка отвечает:
- Хорошо тебе ржать! Хозяин-то худ, а в хозяйке семь пуд!
Услыхал Генчо эти слова и как засмеётся!
А старуха спрашивает:
- Ты чего?
А он, не подумай, возьми да и брякни:
- Это я над конём да над кобылкой!
А старуха спрашивает:
- Что ж ты в них смешного нашёл?
А Генчо уже спохватился да поскорее язык и прикусил:
- Да нет, говорит, это я так - смешинка в рот попала!
Вот приехали они под вечер на пастбище, поужинали и спать легли. А кругом волки воют. Слышит Генчо, воют волки, разговаривают:
- У-у-у! У-у-у! У-у-уговор, собаки, помните? Вы нас не троньте: мы трёх овец зарежем, двух себе возьмём, а третью вам оставим - жирную-ю-у-у!
А стадо стерегли три собаки. Две молодые, здоровые, а третий пёс - старый-престарый. Всю жизнь он Генчо служил и за его добро со всеми грызся, так что у него только два зуба остались - один сверху, один снизу. И сын Генчо, пастух, молодых собак кормил досыта, а старому псу один объедки доставались, кости сухие - ему и не угрызть.
И вот молодые собаки волкам отвечают:
- Гам! Гам! Ладно, волки! Мы брехать будем, гам-гам-гам поднимем, а вас не тронем. Только вы нам овечку пожирней оставьте! Вы нам - мы вам! Вы нам - мы вам!
А верный старый нёс говорит:
- Я вам! Я вам, серые разбойники! Только троньте хозяйских овец! У меня ещё два зуба остались - задам я вам! Я вам!
Понял тут Генчо, отчего у него овцы пропадали. Сам встал и сына поднял, разогнали они волков и всю ночь сами стадо стерегли. А утром Генчо сыну говорит:
- Молодых собак надо на живодёрню отвести, новых заведём, а старого пса я к себе на двор беру - пусть отдохнёт да отъестся, а то от него тут одна кожа да кости остались!
Пёс визжит от радости, прыгает вокруг Генчо, руки ему лижет. А старуха говорит:
- Тут дело нечисто! То ты клад нашёл, то над конём да кобылкой смеялся, а теперь новое дело удумал: здоровых собак, молодых на живодёрню вести, а старого пса к себе на двор! Это ты неспроста! У тебя какой-то секрет есть!
Генчо молчит. А она не отстаёт. Всю дорогу пилила да зудила: расскажи да растолкуй. Домой приехали - опять зудит да пилит: растолкуй да расскажи!
И так она его одолела, что сказал ей Генчо:
- Милая моя жёнушка! Верно, есть у меня одни секрет, да никак я его открыть не могу, потому что если хоть пол словечка скажу, сразу настанет мой смертный час!
Ну, тут старуха еще пуще вздурила! Совсем любопытство её одолело! То зудила да пилила, а тут прямо поедом его ест!
Генчо и думает: «Скажу - помру, а не скажу - все равно она меня загрызёт!»
Вот и сказал он ей:
- Милая моя жёнушка! Так и быть - видно, придётся мне свою тайну открыть. Только верь: помру я в тот же самый час. Надо будет меня похоронить честь-честью, поминки сделать, соседей позвать. Иди пеки пироги, обед поминальный готовь, а я тем временем себе гроб сколочу!
Старуха рада-радёхонька: как же, секрет сейчас узнает! Побежала она тесто ставить, а Генчо молотком стучит, гроб себе сколачивает.
Слышал всё это старый верный пёс, сидит он грустный-прегрустный, на хозяина глядит жалостно. Пожалел Генчо пса, кинул ему хлеба кусок, а пёс вздохнул и отвернулся - даже нюхать не стал.
А в это самое время проходил по двору петух. Увидел он хлеб, подскочил живёхонько и давай клевать.
Бот старый пёс и говорит петуху:
- Бесстыжий ты обжора! Хозяин наш умирать собирается, а тебе только бы зоб набивать! Уходи отсюда, пока я тебя не укусил: мне на твою жадность глядеть противно!
Удивился петух:
- Как, как, как умирает? По какому случаю?
Пёс ему всё и рассказал, о чем Генчо со старухой говорили.
Петух слушал, слушал, да и говорит:
- Кукареку! Туда и дорога дураку!
Пёс зарычал:
- Это ты про хозяина? Да я тебя разорву!
А петух говорит:
- Ты не бесись. А как иначе про него скажешь? Старуха дурит, а он, чем её в разум привести, сам в петлю лезет! Это ж курам на смех!
Слышит это Генчо, а сам и думает: «А ведь петух - он дело говорит! И верно, курам на смех». И кричит он старухе:
- Готовы ли пироги?
- Готовы, готовы, - отвечает жена.
- Ну, тогда обедать давай!
- А секрет-то какой? - говорит старуха.
- А секрет мой такой: будешь спрашивать, что тебя не касается, - услышишь то, что тебе не понравится!
А старуха была догадлива: ни о чём больше и спрашивать не стала.
Перестала с тех пор она его любопытством донимать, и зажил с ней Генчо так счастливо, что ни в сказке сказать, ни пером описать!