Бобры: грызущие в осиннике
Мирный агрессор
Как всегда без четверти восемь дети Александра Лысенко из эстонской деревни Ярве отправились в школу, закрыв за собой дверь квартиры. Однако покинуть подъезд привычным путем им не удалось. У выхода школьников атаковал коренастый бурый зверь размером с небольшую собаку. По счастью, квартира Лысенко находилась на первом этаже, и дети выбрались на улицу через окно.
К удивлению жильцов подъезда, агрессивный гость оказался… бобром, неизвестно откуда проникшим в дом. То и дело бросаясь на людей, он сильно изгрыз палку, которой его пытались сдерживать. Разумного объяснения столь неадекватному поведению осторожного ночного и по сути мирного зверя не было. Может быть, удалившись от воды, он так сильно «расстроился», что принял подъезд за свое жилище и начал защищать его от любых посягательств? Усмирил бобра укол, что вкатили ему прибывшие по вызову сотрудники приюта для собак. Сердитому визитеру повезло: когда он пришел в себя, люди выпустили его у ближайшего водоема.
Менее удачно сложилась судьба его сородича, забредшего на молочную ферму в Гродненской области (Беларусь) и покусавшего там двух человек. Этого зверя признали бешеным и убили, а пострадавшим селянам провели курс вакцинации…
Вообще-то, за исключением подобных крайних случаев, сегодня отношение людей к бобрам как соседям по планете можно назвать ровно-уважительным. Пусть их нередко считают туповатыми работягами, зацикленными на лесоповале, но всё же нам импонируют такие бобровые черты, как трудолюбие, старательность и основательность. Но, конечно же, бобёр стал трудоголиком поневоле, а вовсе не от любви к работе. Без усердия, заложенного природой в его гены, этому зверю не выжить. Кстати, хотя человек знаком с бобрами уже десятки тысяч лет, знакомство это до сих пор по большей части шапочное: на уровне бобровых шапок и воротников. Между тем бобры — существа уникальные и заслуживают куда большего внимания и уважения к ним с нашей стороны.
Универсальный хвост и непромокаемая шуба
После капибары, или водосвинки, обитающей в Южной Америке, бобр — второй по величине грызун мира, а в северных широтах и вовсе самый крупный: его длина с хвостом достигает 1 метра и более, а масса зашкаливает за 30 килограммов. Не зверек, но серьезный зверь. При этом, как и капибара, бобр самым тесным образом связан с водной средой, за миллионы лет эволюции идеально приспособившись к своему образу жизни, что отразилось и в его облике: овальная обтекаемая форма, плотно прижатый к телу гладкий мех и, разумеется, уникальный хвост. Плоский, широкий и кожистый, он имеет универсальное значение. В первую очередь, это весло, помогающее грызуну быстро плавать и маневрировать под водой. Кроме того, хвост служит своему хозяину опорой на суше, когда он садится на перепончатые задние лапы. Он же и средство общения: громкий шлепок хвоста по водной глади может отпугнуть незваного пришельца или сообщить сородичам об опасности. А еще голый хвост участвует в процессе теплообмена, охлаждая зверя в жару.
Впрочем, для обитателей северных рек и озер куда актуальнее утепление в виде густого меха, надежно укрывающего тело. Мех бобра плотен, как ни у одного из пушных зверей. Зимой число волосков мягкого подшерстка на квадратный сантиметр бобрового живота достигает 27 тысяч, так что ледяная вода не проберет животное не то что до костей, а даже до кожи — подшерсток ее попросту не пропустит.
Ценная шуба требует соответственного ухода. Из воды бобр все-таки выходит далеко не сухим — длинные остевые волосы намокают по полной программе, и грызун не жалеет времени и сил на их расчесывание и приглаживание. У него даже специальные гребешки для этого имеются — видоизмененные когти на втором пальце каждой задней лапы, деталь маленькая, но существенная. А вот еще несколько. Открытые глаза нырнувшего бобра зашториваются прозрачной пленкой, своего рода третьим веком, улучшающим его зрение под водой. Одновременно плотно смыкаются уши и ноздри, а при необходимости бобр способен не всплывать на поверхность за воздухом до 15 минут — рекорд среди полуводных млекопитающих…
Наряду с рыжей лисицей, серым волком и бурым медведем бобры — одни из самых широко распространенных по свету зверей. В историческое время область их обитания охватывала всю нетропическую лесную зону в Европе, Азии и Северной Америке. Судя по ископаемым останкам, первые бобры появились на Земле не менее 25-30 миллионов лет назад. Некоторые виды были размером с медведя и весили 200-300 кг. Из Азии представители современного рода Castor проникли в Европу, а в Америке появились спустя 500-800 тысяч лет. Сегодня в мировой фауне их только два вида — евразиец речной бобр (Castor fiber) и североамериканец канадский (Castor canadensis). До недавнего времени их считали единым видом, но исследования на уровне хромосом твердо доказали — они разные.
Архитектор от рождения
Главное, чем славятся бобры помимо своего меха, это их строительные способности. Бобры — усердные архитекторы и зодчие мира животных. Причем строят не только гидротехнические (плотины) и жилые (хатки) сооружения. Устраивая запруды, заливая водой огромные пространства, они не просто преобразуют природу в соответствии с собственными потребностями, но созидают процветающие экосистемы с характерными для них флорой и фауной. Со времени последнего оледенения ни одно млекопитающее, за исключением, конечно, человека, не повлияло на формирование ландшафта в северном полушарии так сильно, как неутомимые бобры, не имеющие ни малейшего понятия о восьмичасовом рабочем дне, выходных, отпусках и профессиональных союзах…
В норме бобровая семья насчитывает 10-14 членов и не более того, даже если корма в избытке. Это количество подразумевает супружескую пару с потомством текущего и прошлого года. Хотя раз на раз не приходится — в иной год ни одного потомка не прибывает, а то вдруг родители позволят старшим задержаться еще на сезон… Согласно наблюдениям над европейскими бобрами, они создают стабильные семейные пары, однако в случае гибели одного из супругов он может быть заменен дочерью или сыном из этой же семьи, либо пришлым взрослым бобром.
Как правило, бобры селятся на лесных озерах, старицах и медленно текущих реках, где устраивают либо норы, либо хатки. При наличии крутых берегов живут в норах, хатка же появляется там, где рыть нору бессмысленно, — на низких заболоченных берегах или на отмелях. Иногда ее ставят на краю водоема, иногда на островке среди воды. Выглядит хатка, как куча скрепленного илом хвороста высотой 1—3 и диаметром до 10 м, внутри которой находятся столовая и спальня. Попадаются и полухатки — прикрытые ветками норы с обвалившимся потолком. В целях безопасности вход в любой тип жилища всегда располагается под водой. Для того чтобы он, не дай бог, вдруг не обнажился, бобры поднимают уровень водоема, сооружая свои знаменитые плотины из сучьев, веток, стволов деревьев и камней, скрепляемых глиной, землей и илом. Нередко они строят не одну, а несколько плотин, составляющих единую систему. А еще бобры выкапывают каналы, по которым сплавляют корм и стройматериалы из леса и уходят от опасности.
Две бобровые хатки никогда не бывают одинаковыми, хотя все они, как и плотины, строятся по «типовому проекту». Причем никто бобра строительному ремеслу и основам гидротехники не обучает. Все навыки и «альбом проектов» заложены в его генах от рождения, так что выкормленные из соски ручные бобрята мастеровиты ничуть не менее диких собратьев.
В зависимости от параметров водоема бобровая плотина может протянуться от нескольких метров до нескольких десятков. Крупнейшие из такого рода сооружений (в США) достигали 700 и даже 1200 метров! Естественно, это результат работы не одного поколения животных. Важно и то, что бобры не просто строят плотины, а внимательно следят за их состоянием. Если появляется течь, тонкий слух улавливает малейшие изменения в журчании воды, и звери приступают к ремонту, забыв про всё на свете. Работоспособность у них потрясающая. Известен случай, когда двое бобров всего за ночь ликвидировали промоину 1х5 м, возникшую во время паводка. К сожалению, полезный для выживания «ремонтный» рефлекс оказался ахиллесовой пятой речных строителей, но об этом позже.
Стамески во рту
Силе и выносливости бобров можно только позавидовать, особенно если учесть, на какой неаппетитной (с нашей точки зрения) диете сидят эти грызуны: кора, листья, ветки. Любимый бобровый корм — осина, хотя другие виды тополей, а также ивы бобр обгладывает почти с таким же удовольствием. Однако для того чтобы добраться до главного лакомства — сочной серовато-зеленой коры на верхушке молодой осины, он, не задумываясь, повалит целое дерево. А вот на грубую нижнюю кору, особенно на старых деревьях, польстится лишь в случае крайнего голода. Заметную роль в питании бобра играют корневища и побеги водных и наземных травянистых растений, в целом же его летнее меню включает до нескольких сотен видов окрестной флоры.
На зиму бобры организуют себе запасы, складируя ветки и куски стволов на дне вблизи норы или хатки, ведь лед делает их походы в лес неосуществимым предприятием. С силой прижимаясь верхними резцами к выбранному дереву, острыми «стамесками» нижних бобр отсекает от него стружку и щепу. При этом он плотно сжимает губы позади зубов, и щепки летят куда угодно, только не в рот дровосека, отплевываться ему не приходится. Такое устройство рта позволяет бобру даже есть под водой, не захлебываясь.
Бобр — грызун в самой полной мере. О мощи его челюстных мышц говорят следующие цифры. Тонкую осину он подгрызает за 4-6 минут, а на дерево диаметром в 12 см тратит 40 минут, причем без особой спешки, в перерывах от души лакомясь корой. Более толстые стволы требуют работы в течение ночи или нескольких. Иным бобрам достает терпения повалить дерево диаметром до полутора метров. Не случайно у американцев есть выражение «работать как бобр». Чаще всего ствол бывает подгрызен с одной стороны, но зверь может обработать его и вкруговую, так что оставшийся пенек напоминает острие карандаша. Когда с упавшего дерева срезаны все ветки, бобр «распиливает» его на несколько кусков длиной до метра и, ухватив зубами, также оттаскивает их к воде, а затем доставляет вплавь туда, куда надо.
Рабочий инструмент бобра растет на протяжении всей его жизни — до 30 лет. Остроту резцов он сохраняет, затачивая их друг о друга во время отдыха или во сне (кстати, когда люди изобрели самозатачивающееся лезвие, они назвали его не абы как, а «бобровый зуб»). Одновременно таким путем грызун ограничивает рост резцов. Так что, вопреки распространенному мнению, отсутствие в рационе бобра твердого корма (например, в неволе) не приводит ни к притуплению, ни к чрезмерному разрастанию его выдающихся зубов апельсинового цвета…
«Рыба», покрытая мехом
Несмотря на многочисленные исследования биологии и поведения бобров, мы знаем о них далеко не всё. В былые же времена скрытный ночной образ жизни порождал о них всевозможные толки и домыслы, даже в среде тогдашних ученых. Сегодня можно смеяться над тем, что некогда бобров наделяли человеческими качествами, но в XVIII веке люди всерьез полагали, будто бобры расхаживают на задних лапах, носят бревна на плечах и сажают деревья. А, например, в академическом издании, выпущенном в Швеции в 1887 году, поместили рисунок, «наглядно объяснявший», как бобры доставляют тяжелые грузы из леса к воде: один зверь лежит на спине, обхватив передними лапами несколько жердей, а другой тащит его за зубы, используя товарища как санки!..
Согласно преданиям коренных жителей Сибири и Северной Америки, бобры — это и вовсе бывшие люди, поскольку ничем иным строительные способности зверей не объяснить. Индейцы именовали их «лесным народцем». А предки нынешних хантов и манси не сомневались: бобры понимают человеческую речь, и на всякий случай, оказываясь близ бобровых поселений, не поминали грызунов дурным словом.
След бобра четко отпечатался в мировой топонимике. На географических картах найдем сотни географических названий в его честь — Боброво, Бобрик, Бобр, Бобруйск, Бобрава, Бобрица, Бобрищи, Бобровец, Бобрышево, Бивер, Бивертейл и т.д. и т.п. Даже там, где стараниями охотников о бобрах сегодня остались только воспоминания.
Охотиться на бобра человек начал с пещерных времен, по достоинству оценив его мех и мясо, а также остроту полезных в хозяйстве бобровых зубов. Добыть этого зверя не составляло особого труда, достаточно было слегка подпортить плотину и встать на ней с дубиной в ожидании хвостатого ремонтника. И всё же на протяжении тысячелетий такой пресс не оказывал особого влияния на численность мировой популяции бобров, поскольку зависящий от природы человек брал из нее ровно столько, сколько нужно, чтобы всегда оставалось на завтра и послезавтра. Примерно 1000 лет назад в Восточной Европе — на Руси, в Польше и Литве — сформировалась профессия бобровников, обладающих особыми знаниями людей, которым давалось исключительное право добывать бобра в княжеских землях. Более того, бобр в те времена практически стал если не полудомашним, то управляемым животным. Из поколения в поколение передавая лишь им ведомые секреты селекции, бобровники умели формировать мини-популяции зверей, различающихся цветом меха и не давали им смешиваться.
В Европе издавна существовало множество рецептов по приготовлению блюд из бобрятины. Вне всякого здравого смысла западная Церковь отнесла живущего в воде бобра к рыбам, как, кстати и капибару. Чистейшее фарисейство, однако мясо этих грызунов и по сей день разрешено есть во время поста…
Проклятие «коричневого золота»
Усовершенствование капканов и развитие огнестрельного оружия дали толчок «бобровой лихорадке», которая вспыхнула во время освоения Северной Америки. На большей части Европы о бобрах к тому времени успели подзабыть, и потому приплывшие к новой земле колонисты были буквально сражены многочисленностью «лесного народца». Сказать, что бобров там было много, значит не сказать ничего. По рассказам первопроходцев, проникших в район Великих озер, им казалось, что здешняя земля сплошь состоит из бобровых прудов, плотин и болот. Учетов тогда, ясное дело, никто не проводил, но зоологи полагают, что в 1600 году Северную Америку населяло от 60 до 100 миллионов бобров, не меньше. Охотиться на них было почти так же легко, как собирать грибы. Желающие разбогатеть на пушном промысле потоком хлынули в леса, и началась бойня без оглядки на завтрашний день.
«Коричневое золото», как называли бобровые шкурки, служили мерилом цен на другие меха и товары. Так, пара ботинок равнялась одному бобру, охотничье ружье уходило за 10-12, одна медвежья шкура приравнивалась к трем бобровым… Вокруг бобров вертелись, взлетали на гребень и с треском рушились судьбы тысяч и тысяч людей — охотников-трапперов, наемных солдат, авантюристов, геодезистов, мехоторговцев, миссионеров... Мало кто из животных с такой силой воздействовал на ход человеческой истории, как бобры. Достаточно вспомнить, что бобровые угодья оказались причиной англо-французской войны 1756-63 гг. за обладание Канадой. И вряд ли погибавшие на полях тех сражений солдаты догадывались, что отдают жизнь за то, чтобы некая торговая компания получила эксклюзивный доступ к заселенным пушным зверем территориям…
Кроме мяса и шкуры бобров в дело шли «касторовая шерсть» — вычесанный подшерсток, из которого изготавливали лучшие сорта фетра, а также знаменитая «бобровая струя», или кастореум, — желеобразная масса бурого цвета, секрет парных желез, расположенных у основания борового хвоста. Одно время это вещество считалось едва ли не панацеей, универсальным средством против любых болезней. В Сибири в начале XIX века за один фунт струи платили колоссальную сумму — 500 рублей. Сегодня кастореум применяется только в производстве очень дорогих духов как естественная отдушка и фиксатор запаха, причем разработана методика прижизненного получения этого секрета на бобровых фермах, но тогда он стал еще одной причиной, приведшей бобра на грань полного истребления.
Возвращение с края бездны
К началу ХХ века ареал бобра сократился катастрофически, особенно в Старом свете. Достаточно сказать, что к 1918 г. на всей огромной территории бывшей Российской Империи осталось не более 800-900 зверей. Они уцелели на реках Березина, Сож, Припять и Тетерев в бассейне Днепра, вдоль рек Воронеж и Усмань в бассейне Дона, на реках Конда и Сосьва в Зауралье и в верховьях Енисея на территории Тувы. Четыре последних бобровых очага, четыре свечи на ветру. К счастью, они не потухли. С 1922 года правительство СССР повсеместно запретило охоту на ценных грызунов, а пять лет спустя были организованы три специальных бобровых заповедника — Воронежский, Березинский и Кондо-Сосьвинский. Численность бобров начала мало-помалу возрастать, а затем появилась возможность отлавливать избыточное поголовье и расселять его по всей стране.
Американцы и канадцы также спохватились вовремя. Бобров у них оставалось гораздо больше, и восстановление популяции потому шло скорейшими темпами. К тому же там научились не только успешно разводить бобра в условиях звероферм, но и вывели несколько цветовых вариаций клеточных бобров.
В 1961 году в СССР был возобновлен регулируемый бобровый промысел. Сегодня на территории бывшего Союза насчитывается более четверти миллиона речных бобров. Правда, западносибирский и тувинский подвиды всё еще остаются исчезающими и внесены в Красную книгу России, зато за судьбу европейского пока повода беспокоиться нет.
Один — ноль в пользу «канадцев»
Впрочем, всё хорошо до разумных пределов. Быстрое восстановление бобровой популяции, особенно в Америке, оказалось на руку далеко не всем. Плотины, встающие на пути ежегодной миграции форелей и лососевых, оказываются препятствием для ценных рыб. Вызванные ими разливы могут затапливать большие площади строевого леса и смывать дороги. Случается, бобры перегрызают телефонные кабели, совершают набеги на сады. Не раз приводила к серьезным последствиям и непродуманная акклиматизация грызунов-лесорубов. Так, в 1946 году для развития пушного промысла Аргентина завезла 25 пар бобров из Канады. На всякий случай их выпустили не в материковой части страны, а на острове Огненная Земля. Зверьки прижились, и через 45 лет их было уже в тысячу раз больше. Однако активная деятельность бобров повредила столько дорог, лугов и полей, что люди и думать забыли о прежних благих намерениях, а радость по поводу обогащенной фауны сменилась тревогой, что мохнатые «террористы» сумеют переплыть Магелланов пролив и перебраться на материк.
В 1937 году канадских бобров выпустили в Финляндии, где не было своей бобровой популяции, а позже и в Швеции. В отсутствие конкуренции звери быстро расплодились и расширили зону своего обитания, проникнув в Карелию и Ленинградскую область. По данным охотоведов, численность канадских бобров на севере России перевалила за 20 тысяч особей, и они явно стремятся двигаться к югу. Как исторически молодой вид, канадские бобры отлично адаптируются к новым условиям и без труда вытесняют европейских сородичей из их привычных местообитаний, а эта беда куда хуже залитых земель…
Сегодня почти всюду, где они есть, бобры переживают новый расцвет. За пределами Канады, США и бывшего СССР «лесной народец» сохранился во Франции, Германии, Польше и Норвегии, а также в Северной и Западной Монголии и в китайской провинции Синьцзян. Известные осторожностью и ночным образом жизни зубастые дровосеки всё чаще появляются среди людей и даже при свете дня. И уже трудно поверить, что совсем недавно они считались редкими животными, едва не исчезнувшими с лица нашей планеты без следа…
Обыкновенный, или речной бобр
Канадский бобр
Текст и фотографии: Андрей Коткин