Белячок
Автор: А.М. Сливицкий, 1906 г.
Глава I
Глава II
Глава III
Глава IV
Глава V
Глава VI
Глава VII
Глава VIII
Глава I
В день своих именин Сережа сидел за чайным столом около бабушки. Он только что вернулся от обедни.
Вошла няня и доложила барину, что Григорий, лесной сторож, пришел. Отец вышел в переднюю. Дети робко взглянули на бабушку, нельзя ли и им убежать?
– Ну, ступайте уж к своему балагуру, сказала бабушка.
– С ангелом, Сереженька! – встретил Григорий имянинника.
Сережа кивнул головкой и спросил:
– А в мешке у тебя что? Лепешки?
– Лесной пирожок, Сереженька, принес вам, – отвечал Григорий, а сам глядит на барина: прикажет ли развязать?
– Показывай, показывай свой пирожок! – сказал отец.
Григорий раскрутил конец мешка, вынул оттуда кошелку, осторожно запустил в нее руку и... вытащил за уши маленького зайчика.
– Смотри какой! сказал Григорий, подняв зверька выше своей головы и повертывая его на все стороны: смотрите, Белячок!
Дети онемели... А зайчик висел на ушах и подрыгивал своими длинными задними лапами. Сердечко его страшно колотилось: с испугу он ничего не видел...
Спит он сегодня на утренней зорьке в высокой траве и видит такой веселый сон. Вдруг чувствует – кто-то схватил его... Не успел бедняжка опомниться, как сразу ослеп. Его посадили в темную кошелку и куда-то понесли... Вдруг его хватают за уши...
– Вот теперь съест! – ужаснулся зайка, и сердечко его смертельно затрепетало.
А Григорий все вертел бедняжку перед детьми да приговаривал:
– Белячок! Недельки три ему будет!.. Капустки давайте, а больше хлебца да овсеца: от хлеба здоровее будет, а то к зелени приучишь – зимой отощает... Ишь, дрыгает, ишь, дрыгает!.. Погладьте-ка его, погладьте, не бойтесь, Сереженька.
Дети поочередно гладили зайку, но так осторожно, как будто боялись обжечься.
– Какие у него длинные усы! – заметил Сережа.
– А хвостик махонький, – прибавил Григорий.
Однако бабушка ждала всех с чаем; отец приказал Григорию положить зайчика на время опять в кошелку, и трепещущий зверек снова очутился во мраке...
После чая дети принялись устраивать жилье для Белячка. Отец позволил поместить его в нежилой комнате нижнего этажа; комната была светлая, с каменным полом, дверью и окном. С помощью Григория работа кипела: пол усыпали песком, выложили дерном, оставив дорожки против окна и двери; в одном углу посадили даже можжевеловый куст и наложили под ним мягкого мха для подстилки; в дерн вставили две мисочки: одну для воды и молока, другую – для корма. Окно затянули проволочной сеткой, которую сам Сережа разыскал у грунтовых сараев.
– Хорошо ему будет, Григорий! – вскрикнул Сережа,
– На что же лучше, Сереженька: светло, прохладно.
– Ну, Григорий, неси же его поскорее!
Глава II
Окончив приготовления, дети с шумом выбежали из комнаты. Они порешили смотреть на зайчика в окно и спешили захватить места поудобнее. Именинник остался позади всех, но скоро вернулся Григорий и взял его на руки. Дверь в зайкину комнату была заперта; кошелка стояла открытою у самой двери; Белячка не было видно... Он сидел на дне кошелки совсем растерянный.
Все затаили дыхание... Григорий слышал, как у Сережи билось сердце.
Долго Белячок не мог опомниться.
– А ну-ка, выгляну отсюда! – подумал он наконец...
И вот из лукошка сначала показались уши, а потом и вся круглая, глазастая головка. Зайчик стал осматриваться: поднимал уши, то оба вместе, то порознь, и пресмешно поводил усиками...
– Я спасен! – думалось зайке и не верилось...
Он все вытягивался, вытягивался, пока не опрокинулось лукошко и чуть не прикрыло его собою: в один миг Белячок очутился под кустом. Он дрожал и с ужасом глядел на лукошко... Лукошко не шевелилось...
– Не хитрит ли оно? – подумал зверек...
Глядел, глядел – нет, не шевелится...
– Верно я его убил!.. Ага! вперед не трогай меня, вот тебе!
Он медленно скакнул: раз, два и поднялся на задние лапки...
– Убит! убит!..
И опять: скок, скок... и еще, – ближе, ближе – лукошко не шевелится... Он толкнул его мордочкой – совсем мертвое.
– Ага! – обрадовался зайка, а сам скорей опять под куст...
Посидел, успокоился, встряхнулся, взбил помятую шерсть и начал умываться: вылизал грудку, бока, лапки, захватил лайками одно ухо, загнул его ко рту и вымыл, также и другое...
А у Сережи от пыли давно уже щекотало в носу: именинник крепился, крепился и вдруг чихнул. Зайчик до того испугался, что стал как безумный прыгать кверху, чуть не до потолка, вскочил на подоконник... «Ха, ха, ха, ха!» – раздалось в его ушах... Он кубарем свалился на пол, сделал несколько быстрых скачков по комнате, задел страшное лукошко и наконец очутился опять под кустом. Насторожив уши, он долго, долго прислушивался; но тишина была мертвая... Солнышко сильно пригревало его; зайка помахал по воздуху передними лапками, быстро подвернул их под себя и точно замер с полузакрытыми глазами... Григорий шептал:
– Глядите, Сереженька, задремал глазастый, задремал... Это он спать будет...
Зайка разнежился: перевалился на бочек и растянулся на солнышке во всю длину...
Глава III
После обеда Сережа подкрался к зайкиной комнате: сквозь щель двери он с радостью увидел, что пленник кушает: во рту Белянка шевелился свежий сочный листок, а на рыльце его виднелись следы молока. Значит, на досуге зайка отведал всего понемногу.
Тут сошла вниз бабушка. Она сказала:
– О, как ему здесь хорошо: точно зимний сад!
Она потребовала себе стул и уселась возле окна; потом приказала принести ей работу...
Вдруг в комнату вбежала бабушкина собачка Мимишка, страшная игрунья. Зайчик сразу заметил Мимишку. В один миг уши его поднялись, как палочки, и он сделал такую мину, будто хотел провалиться сквозь землю.
– Укусит, укусит! – закричал Сережа.
Но Григорий, стоя на дворе, под окном, успокоил его:
– Не бойтесь, Сереженька, не укусит; они сейчас играть начнут.
Белячок начал вдруг постукивать задними лапками, забрался в угол, закинул уши назад и ожидал. Мимишка подбежала к нему, но он приподнялся и ударил ее лапками. Собачка отскочила, завизжала, залаяла, но подойти к зайчику уже боялась.
Она пошла теперь на мировую: вытянулась на брюшке и, виляя хвостом, стала потихоньку подползать к Белячку; подползла и давай осторожно и нежно лизать его. Тот все бил ее своими лапками, однако с каждым разом тише и тише... Вдруг перепрыгнул через Мимишку и медленно поскакал вдоль стен... Мерными скачками кружил он по комнате, а собачка ни на шаг не отставала от него и подталкивала его мордочкой, и нюхала, и лизала. Однако, на пятом круге собачка утомилась: поглядела на зайку, вздохнула, подошла к бабушкиным ногам и, свернувшись клубочком, скоро уснула.
– Что, уморил он тебя, шалунья? – сказала бабушка.
А Белячок, подскакав к кусту, опять забарабанил лапками, словно торжествовал свою победу; наконец совсем расхрабрился: весь вытянувшись и тихо ступая, он подошел к Мимишке и понюхал сонную собачку в самую мордочку...
Глава IV
Григорий стал прощаться. Уходя, он обещал показать, какую траву следует рвать для зайчика. Дети побежали за ним. Бабушка занялась чулком: она внимательно следила за спицами, изредка повторяя:
– Ты спишь, Белячок?.. Спи, спи. И Мимишка спит.
И так бабушка все приговаривала, пока сама не задремала... Заслышав голоса, она встрепенулась и принялась за работу. Вернулся отец с детьми, а за ними Григорий с целой охапкой разной травы и несколькими ветками дикой малины. Бабушка вязала, Мимишка спала. Белячка не было видно.
– А где же зайчик? – спросил отец.
– Он спит в углу, – ответила бабушка, не оборачиваясь.
Но ни в одном углу зверька не было.
– Куда же он девался? – спросила бабушка.
Сережа догадался заглянуть под стул, да так и вскрикнул:
– Ах, бабушка, бабушка, что он с вами сделал!
Все обступили старушку. С испугу она выронила чулок и сидела, не шевелясь, с самым растерянным видом. Наконец она заговорила дрожащим голосом:
– Ну, что же, Сережа, он сделал? говори поскорее, не мучь ты меня!
– Бабушка, он вам изгрыз все платье!
Старушка рассердилась:
– Ах, негодный! ах, какой бестолковый зверь!.. Корм у него под носом, а он платье грызет!.. Это шалость, за которую следует его теперь же наказать.
Но пока она выбирала лучшую ветку у Григория, забытый на время зайчик нашел себе новую работу: он преспокойно грыз клубок ниток, а подле него лежал уже испорченный чулок, на котором виднелись дырочки, точно вырезанные ножницами. Бабушка вышла из себя... С зеленым прутиком в руках она приступила к наказанию. Сережа готов уже был заплакать; но у бабушки все как-то не ладилось: несколько раз она стегнула попусту; Белячок же, чем бы бежать, давай ловить розгу, вырвал ее, отскочил, мигом расколол вдоль своими острыми зубками и стал кушать, как ни в чем не бывало... Бабушка растерялась.
– Хотя бы ты, Григорий, помог! – взмолилась она.
Григорий, смеясь и почесывая затылок, выбрал новую розгу, но... на зайкино счастье проснулась Мимишка... и все пошло вверх дном: с прутиком во рту зайка метался по комнате, а Мимишка из всех сил старалась отнять его находку.
– Ах, какой он глупый! – говорила бабушка, – ну, дети, я больше сюда ни ногой...
Глава V
Сережа заметил, что няня с первого же дня невзлюбила Белячка. В комнату зайчика не заглянула, как ни просили ее дети. Даже мельком он слышал, как старушка выговаривала Григорию: «Зачем принес? зачем принес?» Но тот ответил: «Пустое, няня, мелешь».
Укладывал Сережу спать, няня вдруг начала облизывать ему все лицо, долго крестила его и отплевывалась. И ни за что не хотела сказать, зачем это она делает. Ту же проделку она повторяла и в следующие дни. Сережа так привык к этим вечерним церемониям, что сам бывало скажет: «Скоро, няня, лизать начнешь?» Когда Сережа говаривал: «Ах, няня, как я люблю Белячка! Ведь хороший Белячок?» Няня ворчала: «Хорош, хорош, лишь бы тебя-то сохранил Господь!» «А ты его, няня, не любишь?» Няня промолчит или скажет: «Да уж будет тебе, болтушка! снимай-ка сапожки».
Между тем, Белячок с каждым днем делался забавнее: спал все меньше, а резвился, особенно по вечерам, без конца: бегает за детьми, мотает ушами, прыгает... Сережа играл с ним по целым дням... Кличку свою зайчик заучил очень скоро; стоило крикнуть: «Белячок!», и он прибегал. Мимишка привязалась к зайке не менее Сережи; но не она уже гоняла Белячка, а зверек сам преследовал ее на каждом шагу.
К детям зайка привык, скучал, когда оставался один в своей комнате: грыз дверь, стучал в нее лапками, пока не войдут к нему. Сережа брал его в комнаты, но всякий раз наживал неприятности: в несколько минут Белячок успевал досадить всем... Зверек грыз... грыз все...
Однажды Сережа просыпается, видит – на дворе снег идет. Гулять детей не пустили. «Устрою-ка я Белячку зиму!» – подумал Сережа. Притащил своего любимца в детскую, набрал разной бумаги, накрошил ее в мелкие кусочки и давай посыпать зайку этим снегом... Белячка, по-видимому, забавляло это; он позволял засыпать себя всего с головой и вдруг вскакивал, чем смешил Сережу. Няня разворчалась:
– И не думай! я мести не стану! Пусть барыня увидит, как он намусорил!.. Что ж это за наказание, прости Господи!
Старушка стала высчитывать все проказы Белячка:
– Смотри, на что стена похожа! а стол? У, постылый, и сундучишко-то мой изгрыз!
Потом няня ни с того, ни с сего хватилась Сережиных калош: «Где калоши? где калоши?» А калоши-то Сережа забыл в комнате у Белячка. Пошла туда няня... и вдруг что же она видит? От калош остались одни обгрызенные подошвы... Тут няня всполошилась, подняла целый дом на ноги. Нажаловалась отцу, бабушке, вбежала в детскую и с таким криком кинулась на Белячка, так замахала на него подошвами, что бедный зверек с перепугу всем телом хлопнулся об стену и сильно ушибся. Сережа поспешил отнести его вниз. Белячок совсем расхворался...
– Не буду любить няню! – шептал Сережа, лаская своего друга и обливаясь слезами.
Зверек как будто понял, что его жалеют: успокоившись немного, он стал спешно лизать своим горячим язычком Сережины ручки. Сережа хотел поцеловать Белячка, тот принялся облизывать его мокрые щечки, потом ротик... и так прилежно, торопливо, что Сережа сразу развеселился... Казалось, несчастье сдружило их еще более.
К великой радости детей, Белячок оправился на другой же день. Про калоши все как-то забыли и думать, словом, беда, казалось, миновала благополучно. Но вот горе: няня стала жаловаться, что «заяц нечистый зверь, в доме его держать не годится: накличет он беду на нас, ох, накличет!»
– Конечно, барыня, на то ваша воля, – говорила она бабушке, – дело это не мое...
Бабушка хоть и спорила с няней, но слегка растревожилась и успокаивала себя только тем, что ведь комната Белячка нежилая. Однако бабушка строго запретила вносить Белячка в жилые комнаты. Для Сережи это было большим горем, особенно зимой, когда его и вниз пускали редко. Правда, он вскоре примирился с няней, но часто говаривал ей:
– За все люблю тебя, няня, а за Белячка не люблю.
– Не люби, не люби, отвечала няня: будь только здоров, Господь с тобою!
Глава VI
В начале весны бабушка получила из губернского города какое-то пренеприятное письмо; она, бедная, несколько часов проплакала, потом долго беседовала с отцом, и вдруг отец, спешно собравшись, уехал куда-то далеко.
На другой день, после утреннего чая, Сережа по обыкновению сбежал к Белячку, чтобы поздороваться и поиграть с ним. Но Сереже не удалось вдоволь наиграться со своим любимцем: его скоро позвали наверх учиться.
Старшие дети уже занимались; они показали Сереже, что задано ему списать с книги... Сережа уселся... Но работа его не клеилась: весеннее солнышко так приветливо, так настойчиво манило его к себе... Он исчез и вскоре вернулся, пряча что-то под своей курткой. Старшие дети продолжали усердно заниматься. Вдруг что-то свалилось к ним на стол... Все повскакивали со своих мест: Белячок сидел на столе и как будто обдумывал, с чего бы начать свои проказы. Он потянул легонько за перо, опрокинул чернильницу и, когда дети вскрикнули, опрометью бросился со стола, задел глобус, уронил его на пол и вмиг очутился на этажерке. Тут он совсем уж развозился: книги и тетради так и летели во все стороны... В эту минуту в классную вошла бабушка, а за нею няня...
– Так вот вы чем без меня занимаетесь? – сказала бабушка. – Прекрасно!.. Ну, няня, отнеси его пока на место, и чтобы никто из детей к нему ни ногой! Да ударь его хорошенько: посмотри, как он, противный, треплет тетрадь... Унеси же, унеси поскорее, я его видеть не могу.
Дети стояли как вкопанные. Бабушка повернулась и вышла, не сказав больше ни слова.
Сережа не выдержал: бросился в детскую, упад на свою постельку, спрятал лицо в подушку и разрыдался...
Няня принялась было уговаривать его; Сережа оттолкнул старушку и задыхаясь воскликнул:
– Все... ты! Все ты! бабушка прежде любила его... и в комнаты пускала... А ты... Все ты!..
Няня сидела как виноватая. Сережа плакал, пока не заснул; проснулся он под вечер; возле его кроватки стояла бабушка; она потрогала его головку и спросила:
– Больно?
– Да, – робко ответил Сережа.
– А потому, что не слушаешься, – сказала бабушка и вышла из детской.
Няня принесла обед, но Сережа не хотел кушать. Старушка не настаивала; прикрыла все салфеткой, уселась возле Сережиной кровати и точно ожидала чего-то... Долго оба молчали. Но вот Сережа вздохнул и спросил:
– Где Белячок?
– У себя, деточка... Там они с Мимишкой такие-то концы задают!..
– А ты зачем ходила к нему?
– Как зачем? Травки ему свежей снесла, молочка... Мимишку отвела к нему, чтоб не скучал... А ты, Сереженька, скушал бы супцу, право, головка пройдет.
– Ну, давай, – согласился Сережа.
Он обедал, а няня его утешала:
– Завтра, Сереженька, поучишься, даст Бог, попросишь прощения у бабушки, вот и сходишь к нему. А в комнаты не приказано носить, надо слушаться... Бабушка и без того расстроена... Надо ее успокоить, деточка. Она все убивается, сердечная, что письма от папашеньки нет...
Скоро настала и ночь. Старшие дети уже легли спать; уложила няня и Сережу. Но ему не спалось... Он лежал, закрыв глазки, и думал: простит ли его завтра бабушка? а ну как не простит!.. Все стихло... Няня вошла на цыпочках и стала молиться... Потом начала крестить Сережу. Он открыл глазки и тихо, тихо покликал ее.
– Няня!.. Нагнись ко мне, няня, еще, еще... да ближе!
– Ужели не спишь, деточка? чего же ты хочешь?
– Милая, – прошептал Сережа, – принеси мне его на прощанье!
– Кого это?.. Ох, да что ты это выдумал! И слушать не хочу!
Но Сережа крепко охватил нянину шею своими ручонками и осыпал ее поцелуями, приговаривая:
– Хоть на минуточку, хоть на секундочку!..
Как ни крепилась няня, – сдалась.
– Ах, Сереженька, наказанье мне с тобой! Да уж полно хоть плакать-то, перестань, а то глазоньки распухнут!
Осторожно, как тень, прошла няня сначала к бабушкиной спальне, постояла, послушала; потом спустилась по лестнице вниз и вернулась с Белячком.
– На, капризник, не плачь!.. А когда спать-то мы будем? У, постылый зверь, околдовал он тебя совсем!.. Ну, радуйся, Сереженька: сейчас письмо с почты привезли. Завтра повеселеет наша голубка; уж сегодня будить ее не стану.
Няня положила письмо на комод и прилегла. А зайчик, очутившись на Сережиной кроватке, словно того только и ждал; вмиг утоптал для себя гнездышко возле Сережи, уютно уселся и принялся лизаться... Сережа трепетал от восторга.
«Лишь бы заснул», – думала няня, – «тотчас унесу от греха поскорее».
Но Сережа совсем разгулялся. Няня ждала, ждала... и уснула как убитая. Вскоре заснул и Сережа, и так проспали они до утра. Один Белячок бодрствовал. Погрызши немного Сережино одеяло, он захотел погулять... Ночь к тому же была лунная, а в такие ночи зайчик любил порезвиться. Похозяйничав в детской, он перешел в другие комнаты; добрался до бабушкиного кабинета... здесь на мягком ковре ему особенно понравилось.
За ночь шалун так напроказил, что на утро бабушка ахнула... Главная же беда: доложили бабушке о письме, а когда няня хватилась этого письма, его нет... Куда оно запропало? ведь не съел же его Беляк? Отодвигали комод, в детской подымали половицу, весь дом перерыли, нет... как будто сквозь землю провалилось...
Забытый всеми, Сережа, сбежал на минуту в комнату Белячка: дверь была отворена настежь... Сережа остановился на пороге, всплеснул руками, да так и замер... Белячка не было... Стояло блюдце с недопитым молоком; валялись кусочки хлеба; прутик, весь обгрызанный, лежал на подоконнике... но зайчика не было. Не помня себя, вернулся Сережа на верх. Весь день он вопросительно поглядывал на няню, но спросить ее о зайчике боялся: бедная старушка и без того докрасна наплакала себе глаза, ей порядком досталось от бабушки. С другими Сережа тоже не решался заговорить о Белячке. Бледный, с впалыми глазами, он сновал из угла в угол, нигде не находя себе места.
Глава VII
Две ночи сряду Сереже снился Белячок, и еще грустнее становилось ему, когда он, пробуждаясь, вспоминал о случившемся. Вторую ночь он даже бредил. Когда на утро няня принялась очищать зайкину комнату, он не мог удержаться от горьких слез. Бабушка заметила, что Сережа похудел, и приказала ему в этот день не учиться, а идти с няней гулять.
После уборки няня вывела его в сад; садом они вышли к конюшням; няня обошла их кругом и ввела Сережу во дворик... Это был маленький заброшенный дворик; в него редко кто заглядывал, он весь зарос травой; одной своей стороной он упирался в глухую стену конюшни, а с трех других сторон был окружен крепким высоким забором; у забора росли трава и кусты. Дворик этот дети называли «няниным садиком»: няня иногда разбивала в нем клумбы и грядки.
Отворили калитку, вошли... И что же? Посреди дворика сидит Белячок. Сережа бросился обнимать няню...
– То-то и есть! – сказала старушка, – а все тебе няня нехороша? Вот и щечки раскраснелись, деточка ты мой...
А Сережа шептал в восторге:
– Няня милая, ты никому не говори; пусть он у нас живет тут и летом, и зимой.
– Так-то так, Сереженька, да вот беда: Мимишка скверная пронюхала, то и дело сюда таскается. А как через нее проведают другие, что мне тогда будет? Ведь бабушка приказала вон его выкинуть! А как его выкинешь? Разве я не вижу, как ты его любишь! Ну, думала, думала и снесла его сюда. Ах, собачонка хитрая: слышишь, уж в калитку царапается!
Няня поспешила впустить Мимишку; но едва зайчик и собачка разыгрались, няня сказала:
– Ну, пойдем-ка, Сереженька, поскорее, пока не хватились в доме.
Вечером приехал отец, веселый, бодрый... Первые его слова были к бабушке: «успокойтесь – все обошлось благополучно!» Он много смеялся, когда рассказали ему, сколько всем хлопот наделал Белячок, и очень был рад, что письмо не попало в руки бабушки.
– Я так жалел, что отослал его вам, – сказал он бабушке, – письмо это только бы напрасно расстроило вас. И зачем вы бедного зайчика выгнали?.. Что, Сережа, жаль тебе Белячка?
Сережа, услыхав этот вопрос, покраснел до ушей; няня кинулась с повинною к барыне, и все открылось... Дети сбегали за Белячком, поднесли его к бабушке; тот стал лизать ее руку, словно просил прощения. Бабушка поглядела ласково на зайчика и сказала:
– Ох, ты плутишка! Смотри, вперед не шали, а то уж я не прощу... А все-таки пусть он остается в нянином садике, – так-то будет покойнее.
Белячку жилось на новом месте не хуже прежнего; но он с каждым днем стал дичать все более и более: спустя неделю он уже убегал в кусты, едва завидит человека; иногда прятался в траве, так что с трудом могли отыскать его, даже Мимишки дичился. Потом начал тосковать, мало ел, беспокоился... Раз Сережа, придя в садик, не нашел зайчика.
– Няня, няня, – закричал он, – да иди же скорей!.. Няня, зайчик пропал!
– Полно, Сереженька, куда он денется?
– Ушел, ушел... Смотри, няня, под забором подкопано... Ну, что мне делать, няня?
Сережа плакал безутешно.
– Ведь пойми, няня, он пропадет: его сегодня же Григорий застрелит... Ты, няня, ничего не понимаешь!
– Э, Сереженька, да что ты на меня-то кричишь? чем я виновата? Да и кто весною зайцев бьет?
– Ну, Григорий его убьет осенью.
– Как это он посмеет, если ему закажут зайцев не стрелять... Поди, милый, ко мне, я тебе глазки утру.
Сережа все всхлипывал и говорил:
– Я папу попрошу, чтоб Григорий не смел стрелять зайцев.
– Вот это дело, попросим... Еще гляди, какой он на воле гладкий станет!
– Его, няня, никто не поймает?
– Поймаешь его! в саду бывало умаешься гоняючись... Погоди-ка-сь, Сереженька, я тебя на забор подсажу, вот так... Ну, теперь крикни ему: «Прощай-де, Белячок, а будет плохо, назад приходи!»
– Прощай, Белячок! – кричал Сережа сквозь слезы, – приходи, приходи!
Но зайчик не вернулся. Дня через два дети зашли с прогулки к Григорию. Рассказали о бегстве Белячка.
– Так, так, – сказал сторож, – а я-то голову ломаю, что за заяц повадился ко мне ходить? Точно кошка!
Григорий обещал не трогать его.
Глава VIII
Стояла ненастная осень. Забежит зайчик в поле, грязь, да липкая такая, облепит лапы, еле бедняжка волочит ноги, в лес зайдет, тоже беспокойно: ветер гудит, листья сыплются, шумят, страшно зайке. А тут еще на горе шубка выцвела: сам беленький как снег, а земля черная, куда скроешься? Только и спасался Белячок в осоке да между болотных кочек.
Раз выдался тихий, тихий денек, пасмурно, а тепло, и дождя нет. Надоело зайке в осоке сидеть, пошел он в лес прогуляться. Наскакался вдоволь, прилег отдохнуть. Лежит себе зайка, денек похваливает, слышит: далече-далече собаки залаяли. Навострился Белячок, не видать никого. Вдруг застучало что-то, захлопало, шум, гвалт со всех сторон, от собачьего лая в ушах звенит... Видит Белячок, несется пара зайцев... Шерсть на нем дыбом стала, как разглядел он их: до того перепуганы сердечные, что виду заячьего в них нет; глаза выпучены, вот-вот лопнут; кличет их Белячок, не слышат, мимо пронеслись... Кинулся и он за ними... Приостановились дух перевести, спрашивает Белячок: что видели?
– Собак, собак... лошадей, а на лошадях и неведомо кто!
Глядь, две лисицы мимо них трусят: присмирели, куда и прыть девалась; а за лисицами и волк, дрожит, зуб на зуб не попадает... Зайки было от него, куда там, он и не глядит: миновал их, обернулся, вздохнул, пошел дальше вперевалку... Вдруг видит Белячок... даже похолодел весь... собачья морда мелькнула, за ней другая, а дальше видимо их невидимо... Пустились зайцы стрелой из леса. Лес поредел, а за ним кустарник, из кустов бежать страшно: чистое-чистое поле расстилается, мышь пробежит, так видно... До соседнего леса не близко... Хотели несчастные в кустах притаиться, но что-то спугнуло их... И вылетели они в поле... И уж как бежал Белячок, что вокруг него делалось, ничего он не понимал. Да он и не бежал: собравши последние силы, он порхал как птица, не касаясь земли... Стая борзых летела прямо на него; вот уж одна собака опередила всех... Но лес не далеко... Одна минута, и Белячок спасен... Съежился он весь и, что было духу, шасть в сторону. Собака не ожидала этого и пронеслась далеко вперед, остальные врезались в кого-то: Белячок только слышал, как со страшным ревом началась свалка. Тут он угодил под гору, споткнулся и, как камень, кубарем покатился вниз...
«Вот она смерть!» – подумал зверек. В глазах его потемнело, все заходило кругом... он потерял память... Но вот словно кто-то толкнул Белячка; зайчик открыл глаза... и какова же была его радость, когда он увидел, что лежит в лесу, в овраге, у самого ручейка... Ни лаю, ни крику не слыхать, одни клесты да синицы посвистывают.
– Эге! так значит поживем еще! – смекнул Белячок и вскочил как встрепанный...
