Бобр
Автор: С. Поспелов
Это было лет пятнадцать тому назад в Минской губернии, где водились по реке Припети и озерам, а может быть и сейчас водятся, бобры. Однажды плыл по Припети рыбак и увидел, что плывет бобр с двумя детенышами; он без труда на лодке догнал бобров, потому что малютки не могли скоро плавать, а мать не хотела их бросить. Хотя они и ныряли при его приближении, тем не менее он тотчас же переловил детенышей и взял в лодку. Однако после этого мать не удалялась, а продолжала плыть за лодкой. По временам она ныряла и потом вдруг выплывала возле самой лодки: взглянет на лодку и опять нырнет. А раз показалась из воды близко и даже лапами схватила за борт, так что лодка покачнулась; но чуть рыбак повернулся к ней, она нырнула. Так провожала она лодку, пока рыбак не причалил к берегу.
Рыбак привез маленьких бобрят к нам в усадьбу. Вид беззащитных сирот так тронул нас всех, что, первым делом, мы в сопровождении рыбака поехали к тому месту, где он поймал бобрят, чтобы возвратить их матери. Но поиски наши оказались безуспешными. Бросить же их на произвол судьбы мы не хотели, и бобрята остались жить у нас на воспитании.
Они совсем не дичились людей и относились к ним очень доверчиво. Сначала жалобно ползали по столу и все как будто искали, чтобы кто-нибудь пожалел и приласкал их. Взятые на руки, они, прильнув к груди, успокаивались. Когда их гладили, они ловили палец и сосали. Давали им молоко, но они не умели есть. Тогда сделали соску с теплым молоком, и они стали сосать. Вскоре бобрята сделались нашими всеобщими любимцами, а за любовь платили нам привязанностью. Нельзя было оставить их одних ни на минуту: они ползали по комнате и жалобно пищали. На ночь приходилось брать их в постель, и они спали, прижавшись, как к матери. Их ежедневно пускали в пруд; они прекрасно плавали, но тотчас же возвращались на берег. Очевидно было, что холодная вода им не нравилась. Они стряхивали с себя воду, как собачки, дрожали и пищали даже на руках, пока не обогреются... Так прошло с месяц. Однажды они весь день были скучны, ночью пищали более обыкновенного, а к утру другого дня мы нашли их мертвыми.
В другой раз привезли нам большого бобра; его поймали плотовщики на той же реке. Ростом он был со средней величины собаку. Густая шерсть пе была похожа на ту, которую носят на воротниках шуб. Цветом она была буроватая, грязная, с коричневым оттенком; изо рта виднелись клыки, отчего его круглая мордочка казалась оскаленною; ушки едва заметные; хвост имел форму лопаты, жесткий, без шерсти, мясистый; лапки маленькие с перепонками.
Мы выпустили его сейчас же в парк, где был маленький пруд; бобр бросился в воду и поплыл на другой берег. Ему устроили на берегу доску, чтобы он мог сидеть над водой. Он спал на этой доске, свесив хвост в воду; проснувшись утром рано, бобр купался, затем садился на задние ноги, а передними умывал морду, как кошка, и вообще долго прихорашивался, облизывая шерсть языком. Через несколько дней он совершенно освоился со своим положением и не дичился, хотя в руки не давался. Ел он в первое время исключительно лозу, которая росла кругом пруда. Он отгрызал сначала кусок от длинного прута, толщиною иногда в два пальца, затем брал этот кусок в обе передние лапы и, сидя на задних, съедал весь кусок от одного конца до другого, древесину вместе с корою. В это время он напоминал ребенка, грызущего морковь. Иногда для развлечения он грыз частокол, окружавший пруд, так что приходилось часто менять колья. Кроме веток лозняка, бобр питался еще и рыбою, которая была в пруде.
Недели две спустя, наш бобр стал реже показываться на глаза, перестал садиться на доску. Вскоре он вырыл себе в кустах нору и принялся воздвигать какую-то постройку, натаскивая в пруд множество палок. Его можно было видеть только по утренним зорям, в то время, когда он, сидя на задних лапках, совершал свой туалет.
Наступила зима; держать бобра было негде, и потому решили отправить его в Зоологический сад; но он как будто узнал, что его хотят отправить далеко из родных мест, и сыграл с нами ловкую штуку. Когда уже все было готово к поимке и отправке его, он ночью перегрыз несколько кольев и ушел из сада. Сколько не искали его, не могли нигде найти. Вероятно, он скрылся в протекавшей вблизи парка речке, а оттуда переправился в большое озеро, а, может быть, попался кому-нибудь в руки и поплатился своей теплой шкурой.
Мне давно хотелось видеть жилище бобров, их искусные постройки, плотины, канавы, о которых так много пришлось слышать и читать. Эти постройки изумительны; трудно представить себе, что их делал зверь, а не человеческие руки.
Случай скоро представился. Нас собралась небольшая компания удить рыбу на озере, где недавно еще жили бобры. Мы наняли лодку, и местный рыбак, знавший хорошо все места на озере, повез нас показывать бобровые постройки.
Проехав озером с версту, мы увидали кусты лозняка. Я думал, что тут конец озера, и удивился, зная, что озеро было длиною больше двух верст. Лодка едва пробралась через густые кусты, сучья и всякий хлам.
– Это бобры плотину сделали, – сказал рыбак, указывая на тянувшуюся поперек озера полосу кустов.
Я стал рассматривать плотину. Оказалось, что бобры натаскали сюда, деревьев, повбивали сваи, забросали землею и сделали прочную плотину. Лозняк, из которого они работали это сооружение, пустил корни, ветки и разросся, образовав плотину поперек широкого и глубокого озера, Сколько было положено тут труда, уменья, настойчивости, терпения!
Мы плыли близ берега.
– Вот и бобровая хатка! – заметил наш проводник.
Сначала я увидел перед собой на воде стену вроде плетня. Он был сделан очень искусно. Только по концам палок, отгрызенных зубами, можно было догадаться, что эта стена сделана не людьми, а бобрами.
Вот и хатка. Я вылез на берег и стал рассматривать. Она была похожа на копну сена. Каждый кусок дерева ее крыши был плотно пригнан к месту, все было устроено крепко, удобно. Хатка стояла в нескольких шагах от воды и была расположена вокруг росшей на берегу ольхи. В одном месте она была раскрыта, и я увидел пол, возвышавшийся от земли метра на два, так что хатка имела два этажа. Потолок, стены и пол хорошо и гладко вымазаны глиной. Между первым и вторым этажом есть сбоку сообщение. Нижний этаж сообщается с водою вырытым подземным ходом. Возле хатки повсюду нарыты канавы, заваленные сверху хворостом; они имеют сообщение с озером, так что, если бобра случайно застанут на берегу, он быстро исчезает в норе и плывет под хворостом в озеро. В хатке его также трудно застать. Услышав приближение врага, он бросается в нижний этаж хатки и оттуда плывет норою в озеро.
По суше бобр ходит довольно тихо, и его можно легко догнать, в воде же он плавает и ныряет очень быстро, и поймать его нет возможности.
В хатке на зиму собирается по нескольку бобров вместе. Хаток по берегу озера или реки бывает много, образуются целые селения бобров. Живя обществами, они работают вместе и воздвигают иногда удивительные постройки.
В Польше и Литве хотя есть теперь бобры, но они понемногу уничтожаются человеком из-за теплого густого меха, который идет на воротники шуб. Мех польских бобров не особенно хорош и ценится дешевле камчатских, живущих в Сибири. Бобр один из безвреднейших грызунов. Он живет в диких неприступных местах, окруженных болотами и лесами, и потому не может ничем вредить человеку, принося пользу своей теплой шкурой.
Народ верит, что бобры имеют способность плакать, как люди, утирая слезы передними лапками, когда их ранят на охоте, или у матери отнимут детей. Таких рассказов очень много. Пословица: «убить бобра – не видать добра» происходит от поверья, что, кто убьет бобра, с тем приключится что-нибудь худое, но, несмотря на это поверье и на запрещение законом убивать бобров, их все-таки уничтожают, и придет время, когда об этих интересных животных можно будет только слышать и читать.
