Гиена
Автор: А. Чеглок
Слимен несколько раз говорил мне, что один араб знает место, где живет гиена.
По восточному обыкновению он расхваливал этого араба, как первого охотника в мире. По его словам выходило, что Махмет знает всех зверей, которые живут возле нашего оазиса, знает их логовища и тропинки, по которым они ходят. Зимою Махмет только тем и живет, что ставит капканы на птиц, шакалов, газелей, гиен... Тогда он каждый день кушает мясо. Теперь, весной, он не охотится, а работает в своем огороде и продает салат, лук и редьку на базаре.
Если я хочу, то Махмет поведет меня охотиться на гиен. Я согласился, и Слимен привел ко мне высокого, плотного старика, довольно добродушного вида. В отличие от Слимена и других кочующих арабов, у которых черты лица очерчены очень резко, Махмет имел такой же толстый расплывчатый русский нос, как и я. У него были даже настоящие щеки, как у всех россиян, а не две глубокие впадины, ограниченные сверху острыми скулами, а снизу выдающимися вперед челюстями. Все его лицо окаймлялось небольшой белой бородой. Покойные движения и серьезная речь вселили во мне больше доверия к нему, чем все похвалы Слимена.
После обычных приветствий, – я спросил Махмета:
– Так вы знаете, где живут гиены?
– Знаю. Одна в 12 километрах отсюда, а и другая в 35.
– Отправимся за ближайшей, – сказал я. Тогда мы сможем в тот же день вернуться.
– Только нужно встать пораньше, чтобы часа в 4 выйти, – прибавил от себя Махмет.
– Что ж, я согласен. Мне хотелось бы только узнать, как мы будем охотиться на гиену?
– Я полезу к ней в пещеру и буду искать ее; если найду, то свяжу веревкой – и мы вытащим ее оттуда.
– Постойте, вот этого я не понимаю. Ведь она может искусать вас, прежде чем вы успеете связать ее.
– Нет, в темноте она не кусается. Я полезу со свечей; если гиена услышит меня, то начнет сопеть как свинья: ху, ху, ху. Тогда нужно тушить свечку. При свете к гиене нельзя подходить.
– А как же вы увидите ее тогда?
– У нее глаза в темноте, как изумруды, горят.
– Но я не понимаю, почему она не будет защищаться, когда вы к ней подползете?
– Вероятно, думает, что к ней ползет пантера или лев.
– Удивительно! Прямо не верится, что так просто можно гиену живьем захватить.
– Хм! – усмехнулся Махмет, – не так просто! Сколько нужно полазить за ней по всем закоулкам! Может быть, она забьется в такую щель, что и добраться к ней невозможно! Эта пещера очень большая и имеет много проходов и щелей.
– Хорошо, а когда вы начнете связывать ей ноги – тогда она не будет кусаться и делать попыток ускользнуть от вас?
– Когда я к ней подползу, то она от страха вся будет дрожать. Я тогда надену ей на голову мешок и задерну веревку, чтобы она не могла снять его. Потом свяжу лапы веревкой и потащу. Если вы имеете мужество, то можете полезть вместе со мною и посмотреть, как я буду ее ловить.
– Зачем же иметь мужество, если по вашим словам выходит, что живую гиену взять легче собаки или лисицы?
– Гиена таскает в пещеру все. Там есть черепа и кости животных, которых она загрызла или которые сами околели. Может быть, и труп человека или ребенка. Запах тяжелый...
– Мне интересно посмотреть ее логовище, – сказал я, невольно морщась от возможности увидеть такие неприятные картины.
– Тогда пойдемте.
– А во сколько франков обойдется мне эта охота?
– С меня довольно будет трех франков. Только если мы добудем гиену, то шкура пускай вам, а мясо мне, – добавил старик.
– Зачем же вам мясо?
– Кушать буду.
– Как? гиену?
– Да, я хочу все мясо себе взять.
– Разве можно гиену есть?
– Она не такая вкусная как газель, а все-таки мясо.
– Вполне охотно соглашаюсь на ваши условия, так как я чувствую, что у меня не хватит мужества проглотить кусок зажаренной гиены, – сказал я с удивлением, невольно рисуя себе картину, как эта же самая гиена, быть может, незадолго перед нашей охотой, ела труп человека.
Старик и Слимен в ответ на мою брезгливость снисходительно улыбались.
– Нужно будет купить три свечи, – добавил старик, – я буду лазить долго, два-три часа.
– А еще что? – спросил я.
– Больше ничего. Мешок и веревку я возьму, Слимен приведет осла и возьмет бурдюк для воды...
– Ладно, а о провизии я позабочусь с Слименом сегодня.
– Это будет хорошо, чтобы завтра задержки не было, – сказал Махмет и начал прощаться.
Мы с Слименом тоже отправились на базар за провизией.
Эта необыкновенная охота не выходила у меня из головы целый день. Из всего того, что я читал о гиенах, я не мог предположить даже возможности такой охоты за ними.
Все, кому приходилось иметь дело с гиенами, писали про ее необыкновенную, отвратительную наружность, ее адский хохот, который раздается по ночам, невероятное обжорство, громадную силу, при которой гиена может тащить целого осла. Много места в своих описаниях они отводили опровержениям разных сказок и басен, в изобилии сочиненным про гиен, но все же ничего подобного, что я услышал от Махмета, я ни в одной книге не встречал. Из этих описаний я твердо помнил, что зубы гиены способны разгрызать самые твердые и большие кости.
Я также хорошо помнил описанный у Брэма случай, когда два крохотных детеныша гиены так искусали руку араба, что тот четыре недели не мог ничего делать. Самого Брэма они также кусали очень больно во время приручения. Даже при приближении к ним, маленькие зверьки всегда начинали фыркать, сопеть и кусали всякого, кто хотел тронуть их. А Махмет говорит, что он наденет мешок на голову старой гиены. Уж не надувает ли он меня?
Ведь многих путешественников обманывают для того, чтобы выманить таким образом деньги. Может быть, в той пещере и гиены никакой нет. Может быть, оттого он и говорил про мою храбрость, зная, что не всякий путешественник полезет в пещеру. Но если он обманывал, зачем же тогда ставить такое важное для него условие, как получение всего мяса гиены?
Все эти противоречивые мысли одна за другой проносились у меня в голове, и для разрешения своих сомнений я отправился к знакомому старичку французу, который несколько десятков лет жил в Африке. Я рассказал ему про предстоящую охоту и свои сомнения. Он вполне успокоил меня.
Оказалось, что арабы действительно добывают гиен в пещерах и гиены никогда не решаются употребить своих страшных зубов против приближающегося к ним человека. Нет ничего невероятного и в том, что в пещере окажется труп человека. Арабы зарывают трупы умерших очень неглубоко, и гиены иногда раскапывают такие могилы.
Что же касается желания Махмета самому полакомиться мясом гиены, то арабы народ не брезгливый и не прихотливый. Природа пустыни очень скупа и поневоле приучает есть все мало-мальски съедобное, что только можно найти в Сахаре.
Впоследствии мне пришлось убедиться, что француз был совершенно прав. Ни что другое, как именно недостаток пищевых продуктов в пустыне вынуждает людей и животных питаться такими вещами, которые у жителей более счастливых местностей вызывают отвращение.
Было еще совершенно темно, когда Слимен начал барабанить в мое окно. Пока укладывали провизию в мешки и вьючили осла, солнце уже поднялось из-за песчаных дюн. Равно в 4 часа наш маленький караван двинулся в путь.
Сначала мы перешли широкое, почти сухое, русло ручья, а затем зашагали прямехонько по каменистой пустыне. Верст 6–7 до невысоких холмов мы ступали по мелким камням, густо покрывающим громадное пространство по одну и другую сторону нашего пути. На этой каменистой почве лишь кое-где торчали жалкие серые кустики растений пустыни.
Они были почти сухие, без цветков, но все же на них встречались кое-какие насекомые, взлетали маленькие мотыльки – такие же серые, как камни и растения... Под крупным камнем зачастую сидели ядовитые скорпионы и быстроногие пауки-фаланги.
Пройдя невысокую гряду холмов – таких же каменистых и голых, как и пустыня – мы встретили ручеек. Здесь Слимен наполнил козий мех (бурдюк) водой. Несколько дальше по этому ручейку тянулся версты на оазис Ташма. Среди серой каменистой пустыни он казался зеленым островом и манил к себе под тень высоких развесистых пальм.
Но нам некогда было отдыхать: по расчету Махмета оставалось еще часа два ходьбы. Нужно было пользоваться временем и достигнуть пещеры, пока солнце грело нас еще косыми лучами.
Теперь наш путь лежал через небольшие холмики и овраги... Здесь было еще более пустынно, чем на ровной местности. Тут уж нужно было очень внимательно отыскивать какую-либо растительную жизнь.
Обвалившиеся и рассыпавшиеся каменные глыбы, размытая дождями глина делали здесь склоны очень крутыми, малопригодными даже для нетребовательной растительности пустыни. Чем дальше подвигались мы вперед, тем скаты становились все круче и выше, а ущелья все уже и уже.
К чести Махмета нужно сказать, что и на такой почве он умудрялся отыскивать следы шакалов. Я же находил их только после внимательного осмотра уже указанного мне места.
Такие трущобы привели нас в долину с высохшим руслом небольшого ручейка. Мы свернули по руслу вправо и, пройдя несколько шагов, Махмет остановился и показал на песок.
– Вот это след от передней лапы, а это от задней.
Я отчетливо увидел два свежих следа: один был крупный, похожий на собачий, но только округлее его, а другой маленький, точно от другого зверя.
– Это она прошла в пещеру, – сказал Махмет и пошел по следам.
В некоторых местах следы обрывались, но Махмет безошибочно находил их вновь.
Обогнув по руслу ручья гору с известковыми обрывами, он свернул в узкое ущелье. Здесь и осел наш с трудом пробирался со своей поклажей. Это ущелье оканчивалось растрескавшимся известковым обрывом.
– Там гиена, – шепотом сказал Махмет и указал пальцем на обрыв. Внизу этого обрыва я заметил два небольших отверстия, находившихся шагах в 20 друг от друга.
– Остановимся здесь, – сказал Махмет и пустил осла к пещере. Если гиена голодна и услышит, что тут есть осел, то сейчас же выскочит из пещеры. Слимен снял с осла вьюки и пустил его. Мы присели тут же. Осел понемногу подвигался к пещере, раза два или три к великому удовольствию Махмета и Слимена начинал неистово реветь, но гиена не показывалась. Мы тщетно прождали около часу ее появления.
– Наелась этой ночью или слышит нас, – сказал Махмет.
– Но мы сидим тихо, – сказал я.
– А когда шли? Она хорошо слышала, что ступало много людей.
– Разве у нее такой хороший слух?
– Ху! В пещере она лучше слышит, чем на воздухе. Нет, видно придется лезть за нею, – добавил Махмет. Он снял бурнус и начал наматывать себе на голову веревку. Потом привесил на шею сумочку.
Сумочка эта была сплетена из толстых волосяных веревочек. В нее он вложил две свечки и спички. В таком наряде Махмет направился в пещеру. Я пошел за ним, а Слимен остался стеречь осла и нашу провизию.
Недалеко от входа в пещеру стали попадаться кости, черепа, какие-то грязные тряпки. Вообще все, что находилось в этой трущобе, красноречиво говорило о самой собственнице этих владений. Не без брезгливости полез я за Махметом внутрь пещеры.
Она не была высока – и приходилось все время идти в согнутом положении. Главный коридор пещеры, шагов 30–40 в длину, поворачивал дугою и имел другой выход наружу. От этого коридора шли вглубь горы многочисленные трещины, которые, вероятно, от действия воды внизу слегка расширялись.
Весь главный ход представлял из себя кладбище разнообразных животных. Все пространство его было покрыто белыми, хорошо обглоданными костями. Черепа верблюдов, шакалов, баранов, собак, лошадей, ослов чередовались с широкими ребрами и ножными костями. Махмет поднял две ноги мула, совсем свежих и еще в коже, и выкинул наружу.
– Чтобы не пахло, – добавил он, но это конечно, нисколько не уменьшило того удушливого, тяжелого запаха, которым обдало нас сейчас же при входе в пещеру.
Не скажу, чтобы это путешествие доставляло мне удовольствие. От невыносимого смрада я несколько раз порывался выскочить наружу, но желание видеть самому жилище гиены удерживало меня, и я так же, как и Махмет, отшвыривал в сторону кости с своей дороги и полз вслед за ним.
В первой же щели мы спугнули несколько летучих мышей, которые начали летать взад и вперед и чуть не задевали нас своими крыльями.
Ползти на четвереньках, а кое-где и на животе, было трудно не только для меня, но и для Махмета. Мы несколько раз останавливались делать передышку и вновь ползли все дальше и дальше вглубь...
Мелкая пыль, вероятно, веками осаждалась внизу и на всех выступах камней. По крайней мере на палец толщины все было покрыто ею.
Свеча горела тускло и едва-едва своим дрожащим светом освещала для меня дорогу. После ослепительно-яркого солнца глаза с трудом привыкали смотреть в таком густом полумраке.
Жуткое чувство охватило меня в этой узкой щели, среди мрачных известковых пластов. Я в Африке, в пустыне Сахары, да еще залез в какую-то узкую, темную щель! Что это сон, сказка? Нет, это действительность! Да, я в пещере отыскиваю гиену. Но как жутко от этого сознания! Каким затерянным, оторванным от всего мира я почувствовал себя вдруг! Необозримая пустыня, непроходимые пески и я... Я – та же ничтожная затерявшаяся песчинка необозримых песков Сахары.
Минут через пятнадцать Махмет сказал:
– Ее здесь нет. Полезем в другие, – и мы полезли обратно.
Осмотрели, кстати, два боковые выхода и, наконец, вылезли в главный коридор. Влезли во вторую щель. Затратили и на этот осмотр около получаса и, наконец, измученные, решили вылезть наружу, чтобы отдохнуть и подышать свежим воздухом.
Вот когда я почувствовал, как дорого для меня солнце! Дневной свет ослепил меня, несколько мгновений я не мог смотреть, хотя тотчас же надел желтые очки. От одного света мне стало как-то весело, хотелось прыгать, плясать!
Взглянув на Махмета, я тотчас же закатился громким смехом. Все его лицо было покрыто густым слоем пыли, нисколько не меньшим, чем на камнях пещеры. Но Слимен тут же достал из своего кармана зеркальце и поднес его ко мне. Я увидел, что и мое лицо стало походить на мумию времен фараонов! Но это не уменьшило моего радостного настроения.
– Как? нелегко гиену взять в пещере? – спросил меня Махмет.
– Да, – ответил я, – не так просто, как мне это казалось!
– Полезем опять, – предложил Махмет.
– Уж лазить, так лазить до конца, – сказал я, и мы вновь скрылись в недрах земли.
На этот раз Махмет решил влезть в пещеру с другого выхода. Тут одно небольшое отделение у самого входа оказалось предназначенным гиеной для ее нечистот.
Дальше, в главном коридоре Махмет поднял почти целую шкуру шакала, а мне попались на глаза верхняя и нижняя челюсти человека. Я заметил, что кости главным образом находились в коридоре. Значительно меньше их было в начале боковых ходов, а в глубине они совсем не попадались.
Чувство неприятного ожидание встречи обглоданного трупа ребенка или человека начинало у меня рассеиваться. Сухие человеческие кости не производили на меня такого неприятного впечатления.
Мы облазили все разветвление пещеры, но гиены нигде не было.
– Верно, ее нет здесь, – сказал я.
– Тут! Нужно до конца долезть; она сидит далеко, – и Махмет полез опять в ту самую щель, в которой мы уже были. Теперь уж он начал бить по стенам длинным стержнем пальмового листа и это производило сильный шум. В промежутках мы останавливались и чутко прислушивались. Временами нам казалось, что мы слышим какие-то вздохи. Махмет пополз с новой энергией вперед, но чем дальше мы ползли, тем все тише и тише становились вздохи.
– В другой пещере сидит, – сказал Махмет, и мы полезли обратно.
Залезли в новый проход, доползли до самого конца его, но в нем даже звуков не было слышно.
Решили лезть по другую сторону от того прохода, где слышались звуки и тут, после стука палкой, я ясно услышал два раза не то пыхтенье, не то сопенье. Здесь! – пронеслось у меня в голове, и эти звуки заставили быстрее забиться мое сердце. Проползли еще метров двадцать, и Махмет опять заработал палкой. Сейчас же послышались очень громкие отрывистые звуки: фрю, фрю, фрю!
Махмет сейчас же потушил свечку. Я услышал, что он ползет, и тоже пополз за ним. Мои голова, плечи, локти в темноте то и дело натыкались на острые выступы камней, но за каждым толчком не угоняешься! И я полз куда-то, нащупывая себе путь руками. Об ушибах и боли уже как-то не думалось, а все внимание сосредоточивалось на том, чтобы не залезть в какую-либо другую щель и улавливать шорох Махмета.
Махмет, вероятно, и в темноте чувствовал себя в этой пещере, как дома, и полз гораздо быстрее меня. Я старался догнать его, но мне это не удавалось, слышно было, что он все удаляется и удаляется от меня. Мне стало ужасно досадно за свою нерасторопность в деле ползания на животе! А гиена, как нарочно, начала все чаще и чаще сопеть.
Раз я очень ясно увидел две зеленоватые точки, но потом они исчезли. На всякий случай я вынул кинжал и взял его в правую руку.
Мне не верилось, что Махмет одолеет гиену так легко, как говорил вчера, и воображение рисовало мне кровавую битву среди могильной темноты, в которой мы и явимся пострадавшими. Но вот я услышал какую-то возню, хрипенье и почувствовал, что моя рука наткнулась на одежду Махмета.
– Зажигайте свечку! – сказал он.
Я черкнул спичку и через спину Махмета увидел, что волосяной мешок делает порывистые движения, а по краям его торчат куски волос. Я догадался, что мешок уже на голове гиены. Больше я почти ничего не успел разглядеть, узкая щель не давала возможности ни поднять головы, ни пролезть вперед. Дело было сделано и окончилось так быстро и просто, что я почувствовал нечто вроде разочарования.
Теперь я уже был со свечей, но она нам мало помогала. За узостью щели мы не могли повернуться и пятились назад, как раки, пока не достигли более широкого места, где могли повернуться. Но и после этого поворота наш обратный путь лишь немного ускорился.
Гиена то и дело фыркала, упиралась и Махмету приходилось порядком попотеть, чтобы сдвинуть ее с места.
– Убейте ее, – сказал я, – тогда легче будет тащить.
– В пещере нельзя. Другая гиена не пойдет сюда.
– А вы думаете, что на ее месте другая поселится?
– Да, я здесь уже 6 гиен взял! Через месяц или два я опять приду сюда. Лучше этого места они не найдут.
– Вот как? – удивился я, но тотчас же согласился, что вряд ли можно найти другое более удобное место для жилья гиен.
Не только люди, но и большинство животных предпочитают пользоваться чужим трудом или брать готовое в природе, чем затрачивать усилия для того, чтобы выкопать себе нору или построить гнездо.
Махмет говорил, что в тех местах пустыни, где нет оврагов, а идут сплошные пески, гиены сами роют для себя норы; но в этой местности, где попадаются овраги, они предпочитают селиться в готовых пещерах, а за пищей бегать километров за 40–50 вокруг.
Необычным диким криком восторга приветствовал Слимен наше появление. Он прыгал от радости, подталкивал гиену, которая так же, как и провинившаяся собака, поджимая хвост и совсем приседая на задние лапы, не желала идти туда, куда волок ее Махмет.
Шагах в 40 или 50 от пещеры Махмет вдруг сел на нее верхом, задрал волосяной мешок кверху и полоснул по горлу ножом. Я невольно отвернулся и не стал смотреть на эту отвратительную картину. Предсмертное хрипение показало мне, что дело охоты закончилось.
Однако сильное животное боролось со смертью! Долго раздавались его хрипы. И эти хрипы, прерываемые по временам течением кровавой струи, были нашей музыкой – музыкой победы... Но вот они закончились и я подошел к гиене. Махмет уже снял волосяной мешок с ее головы и развязывал ноги.
Передо мной лежал крупный зверь, величиной с большую собаку, желтовато-серого цвета с темными, почти черными, полосами на боку. Вдоль спины у гиены росли более длинные, грубые волосы, похожие на свиную щетину или короткую гриву. Задние ноги казались несоразмерно малыми по сравнению с передними и особенно со всею переднею частью. Морда, шея и грудь выделялись своею величиною. Никто не находит, что гиена красива – для всех это даже по наружности отвратительный зверь. И действительно, тупая морда, громадные скулы, большие торчащие уши и глаза, не потерявшие еще своего блеска, производили и на меня неприятное впечатление.
С гиены я невольно перевел свои глаза на арабов. Они сидели возле нее на корточках и оживленно болтали о чем-то на своем гортанном наречии. Один, как мясник, прощупывал обеими руками задние ноги, а другой водил пальцами по ребрам.
Слимен объяснил мне, что они ссорятся. Махмет не хочет дать ему заднюю ногу, а предлагает только ребра и усиленно начал просить меня, чтобы я подействовал на Махмета.
Я посмотрел на того и на другого. Передо мной сидели еще две гиены. С такими же огромными белыми зубами, с такими же жадными плотоядными взглядами, устремленными на добычу... Я повернулся и пошел.
Лазание ли под землей или последние картины, унизительные для человеческого достоинства так подействовали на меня, но я чувствовал, что мне не по себе и нужно уйти от мертвой и живых гиен, от всей этой обстановки и воспоминаний о блестящей охоте...
Слимен догнал меня через час, а за ним вскоре присоединился к нам и Махмет с ослом и навьюченной на него гиеной.
Комментарии ()