Грозная стая

 14811

Автор: Гордон Кассерли

I. Щенята Кутта и Джунгли
II. Жизнь грозной стаи
III. Встреча с владыкой джунглей
IV. Дикая охота
V. Бесславная смерть Бафа

I. Щенята Кутта и Джунгли

Щенок лениво потянулся и хотел поймать пролетавшую муху. К счастью, это ему не удалось, потому что насекомое со стройным телом, соединенным с грудью тончайшим стержнем, было вовсе не мухой, а осой из той породы, укус которой парализует руку человека на несколько дней. Но невежество слепо, – щенок не знал, какой опасности он избежал. Ему было очень скучно и хотелось с кем-нибудь поиграть.

Кругом него собаки всяких возрастов спали в скудной тени джунглей Центральной Индии, где деревья большей частью низки, покрыты шипами и скорее похожи на кустарник, а листья тех немногих, которые повыше, быстро желтеют и осыпаются.

Стояло жаркое время года, а именно в эту жару, когда тень так нужна, в Индии обнажаются деревья.

Собаки с торчащими ушами, похожие на лисиц с черноватыми хвостами и гладкими боками, с темно-рыжей шерстью на спине и посветлее снизу, задыхались от жары и уходили глубже в кустарник, чтобы уберечься от палящего солнца.

Только шестинедельный щенок один сидел на солнцепеке и ждал, с кем бы поиграть. Его братья и сестры решительно не желали, чтобы их тревожили.

Глядя на мир, погруженный в жаркую истому, щенок вдруг заметил какую-то тень.

В сожженной солнцем траве двигался тощий зверь, горбатый, страшный, серый, с полосатыми боками и гребнем щетинистых волос на спине. Его морда с вечно оскаленными зубами была отвратительна. Это была гиена, огромная, как волк, с челюстями более сильными чем у тигра, и робкая, как мышь.

Быстрой, нервной походкой она шмыгнула мимо спящих собак, не сводя с них глаз. В ее глазах сверкнул хищный огонек, когда она увидела щенка, который поднялся, не зная, что делать – заворчать ли на чужестранца, или бежать с ним играть.

Гиена была голодна, а доверчивый щенок, который кончил тем, что приветливо завилял хвостом, был бы лакомым кусочком. Но гиена взглянула на его товарищей, лежавших на кустах, и решила, что спящих собак будить не следует. Ей вовсе не хотелось, чтобы вся свора погналась за ней. Поэтому она быстро исчезла.

Гиена была мудрым зверем. Другое животное, гораздо смелее ее, которое тоже смотрело на щенка из-за груды камней на холме, уже пришло к тому же решению. Это была пантера – самое смелое и отважное животное на земле; она очень любит щенят, как пищу. Она, разумеется, знала, что одолеет в схватке десяток этих небольших животных, ростом не больше шакала, спавших сейчас в кустах. Но у нее не было ни малейшего желания вступать в бой с целой стаей, и она знала, что те, которых она видела, составляли только часть огромной стаи «Джунгли-Кутта», диких собак, самых страшных обитателей джунглей.

Скучающий щенок не знал, что он принадлежит к такой страшной породе и разочарованный вернулся на свое место, когда гиена отказалась с ним играть. Что делать щенку в джунглях? Никакой новой беды, в которую он мог бы попасть, не было. У него не было тех возможностей, которыми обладают его цивилизованные сородичи. Он не мог грызть сапоги, не мог лечь посреди дороги, рискуя попасть под автомобиль. Джунгли, хотя и полны опасностей, но еще не знают этого смертоносного чудовища. Там, правда, была дорога, извивавшаяся по крутому холму, который круто обрывался в трех милях оттуда: странный холм с почти отвесными склонами, увенчанный старой индийской крепостью, которую занимал теперь отряд в пятьдесят человек сипаев. Единственным экипажем, проезжавшим по узкой горной дороге, была телега, привозившая два раза в месяц провиант для гарнизона.

Так опасности миновали глупого щенка, который чувствовал себя прекрасно и любил всех на свете. В конце концов, не дождавшись никакого развлечения, он пошел и ткнул носом одного из своих сородичей, спавших в кустах. Он хотел только узнать, не желали ли с ним поиграть? Две собаки только глухо заворчали и даже не открыли глаз. Но третья открыла глаза и, увидев, кто это был, сердито зарычала.

Это было свирепое животное, несомненно, заслуживающее имени Джунгли. С той самой минуты, как он открыл глаза на мир, он невзлюбил Кутту, который родился в тот же день в нескольких шагах от него. Два других щенка той же матери часто играли с Куттой, но Джунгли – никогда. Он ворчал на всех, даже в своей семье, но самую сильную ярость питал к добродушному Кутте.

Теперь, разгоряченный и сонный, он злобно зарычал на щенка и потом, рассерженный тем, что его вызов не был принят, бросился на него, оскалив зубы. Кутта, хотя ему и хотелось только поиграть, был все-таки не трус, и немедленно завязалась жестокая драка щенят. Старшие угрюмо смотрели на драку, которая помешала им спать; наконец одна из взрослых собак поднялась и разняла драчунов. Гневно ворча, сердитый Джунгли должен был остановиться, затаив злобу, а его соперник, добродушно виляя хвостом, начал приставать к другим проснувшимся щенятам.

II. Жизнь грозной стаи

В тот же вечер стая снялась с места. Эти стаи производят такие опустошения в джунглях, что не могут долго оставаться на одном месте. Охотясь главным образом ночью, они проносятся по лесу, как пожирающий огонь, убивая на ходу, и гонят перед собой перепуганных зверей. И горе тогда всякому, кто попадается им на пути. Не успевшая скрыться оленья самка пытается защитить свое детище собственным телом, жестоко отбиваясь передними копытами, но все напрасно. Крик смертельного ужаса сзади нее ясно говорит ей, что хищники вонзили свои зубы в слабое тело теленка; она оборачивается к нему, хочет защитить его, но хищники тотчас же валят ее на тело теленка, обливающегося кровью.

Даже крупный олень-самец, с громадными ветвистыми рогами, способный одним ударом переднего копыта убить человека, не надеется спастись от кровожадных преследователей, которые, руководясь острым зрением и чутьем, будут гнаться за ним до тех пор, пока не свалят его с ног.

Могучие хищники джунглей – тигры, пантеры и другие звери, которые охотятся на своих ограниченных участках в несколько квадратных миль, боятся появления этой тысяченогой стаи кочевников совершенно так же, как травоядные, которые служат пищей и тем и другим. Нашествие этих вольных охотников опустошает лес на огромное пространство; все уцелевшие звери убегают далеко прочь. Даже небольшая стая может причинить большие опустошения. И тогда даже тиграм приходится уходить в другие места.

Кутта со времени той первой охоты, в которой он принял участие вместе с взрослыми, обнаружил силу и храбрость, которые показали, что в будущем он будет вожаком. Он был быстр на ходу, неутомим, настойчив в преследовании и смел в нападении. А когда страшная стая, сытая после охоты, отдыхала в полдень, не было собаки более веселой и добродушной. Молодое поколение знало это. Они играли с ним, дергали его за хвост, кусали его своими острыми молодыми зубами, бесстрашно перелезали через него, когда он лежал, вообще обращались с ним без всякой почтительности. А он всегда оберегал их, и не одну битву выдержал из-за них со своим постоянным врагом Джунгли.

Ненависть Джунгли была неизменна, постоянна. В стае часто бывают драки не на шутку – до кровавых ран, нередко до смерти. Некоторые животные особенно охотно ссорятся друг с другом, относясь более спокойно к остальным.

Кутта никогда не начинал первый. Он по возможности избегал ссор, не из трусости, а из миролюбия. Но это было напрасно: чем более он уступал, тем упорнее наступал Джунгли. Кутта каждый раз выходил из боя победителем, но никогда не добивал врага, а предоставлял ему, побежденному, но не насытившему свою злобу, зализывать свои кровавые раны.

То большими стаями, то меньшими сворами дикие собаки опустошали окрестности. То они с лаем проносились по колючей траве открытых джунглей, то забирались в глубь леса и неслись по шуршащей листве, покрывавшей всю землю, пробираясь сквозь сплетенные ветви кустарника, который рос когда-то в роскошном саду, окружавшем дворец. От дворца остались теперь одни потемневшие стены и мощеные дворы, поросшие травой и вьющимися растениями. В дальнем углу этих развалин стая иногда натыкалась на самку кабана, лежавшую со своим потомством на мраморном полу. У нее не было никакой надежды спастись от острых зубов четвероногих охотников. Но случалось, что один из хищников оставался на месте, укушенный коброй, на которую нечаянно наступал лапой.

По джунглям центральной провинции протекает река Таити. В пору дождей она превращается в широкий мутный, желтый поток, который мчится через пороги в Индийский океан. В сухое время года она лениво течет под деревьями, то тихо журча ручейками глубиной в несколько дюймов, то бесшумно скользя по глубоким затонам, в которых живет осторожный, вечно подстерегающий крокодил.

Течение этой реки было любимым местом охоты стаи диких собак. Дичь, конечно, всегда держится близко к воде.

Однажды, после утренней охоты, собаки пришли к реке утолить свою жажду и увидели на берегу, на ярком солнце, приготовленные для сплава бревна...

Взрослые животные избегали этих деревьев. Но молодежь легкомысленна.

Один проказливый, любознательный щенок, подошел к толстому бревну, чтобы обнюхать его. К его ужасу и удивлению, один конец бревна вдруг раскрылся и обнаружил огромную пасть с дряблыми желтыми краями, над которыми сверкали отвратительные злые маленькие глаза. Когда щенок отступил назад на расстояние, казавшееся ему безопасным, бревно быстро повернулось, как на блоке, ударило перепуганного зверька другим концом, оглушило его, сшибло с ног и утащило в воду. А там, другим ударом своего смертоносного хвоста, крокодил, – потому что это вовсе не было бревно, – очутился в воде и утащил свою жертву в глубину. После этого события остальная стая потеряла всякое желание исследовать лес, приготовленный для сплава...

Когда летние пожары свирепствовали в лесах, стая пожирала перепуганных зверей. Пламя не пугало быстроногих хищников. В дожди рыскали они по затопленному лесу и разыскивали робких антилоп, дрожавших в своих отсыревших логовах.

Годы проносились быстро. Кутта и Джунгли стали совсем взрослыми собаками, оба всегда впереди своры, оба по-прежнему враги; только теперь они больше не дрались, потому что Джунгли был проучен. Они поссорились однажды из-за самки, и ревность придала добродушному Кутте свирепость, которой ему недоставало. Его соперник оказался на этот раз в смертельной опасности и с тех пор Джунгли довольствовался ненавистью издалека, с безопасного расстояния, и никогда больше не лез в драку.

Стая с годами менялась. Старые собаки умирали от старости, болезней или голода, когда становились слишком стары и не могли уже охотиться с остальными. Их конец всегда бывал ужасен. Отстав от своры, они забирались в кусты или в высокую траву, чтобы умереть спокойно, стараясь ускользнуть от зоркого взгляда коршунов, паривших в воздухе. Но напрасно. Громадная птица опускалась широкими кругами на неподвижных крыльях, а ее сородичи, невидимые издалека, замечали это, и скоро их слеталась целая стая.

Эти бдительные стражи умирающих животных садились на землю около умирающей собаки, подскакивая поближе, когда взгляд ее глаз мутнел, и отлетая на несколько шагов, когда животное, собрав последние силы, поднимало голову, чтобы огрызнуться на них. Когда наконец ослабевшая голова падала на землю, отвратительные гарпии бросались к трупу и с криком покрывали его, раздирая его своими острыми клювами и ссорясь между собой из-за добычи.

Забывая своих мертвецов, стая неслась дальше. Живой должен есть. И стая продолжала свои скитания. Собак все ненавидели, и враги избегали их.

III. Встреча с владыкой джунглей

В тенистом овраге, на дне которого протекал ручей, впадавший в Таити, жил так называемый королевский тигр, гордый своей силой; несколько лет неоспоримого владычества на своем участке довели его до сознания своего господства над всеми джунглями. В центральной провинции нет зверя более страшного, чем эта порода тигров. Дикий слон и носорог, которым в Тераи тигр должен уступить дорогу, здесь не водятся; и это гордое полосатое животное – по-индийски Баф – смотрело на себя, как на владыку джунглей.

Случилось так, что дикие собаки, как ни обширен район их охоты, никогда не заходили во владения Бафа, и он ничего не знал об их племени. Каков же был его гнев, когда он, лежа в тенистом овраге, недалеко от туши оленя, убитого им накануне около воды, услышал странные, незнакомые доселе звуки визга. Гневно открыв глаза, он увидел дюжину небольших животных – шакалов неизвестной ему породы, – пожирающих его добычу. Ветер дул по направлению от них, поэтому собаки не подозревали его присутствия.

Королевский тигр медленно поднялся, повернул голову и недоверчиво осмотрелся сквозь скрывающую его листву. Неслыханная дерзость! Собаки поедали его добычу...

Огромный зверь бесшумно поднялся с земли, его мягкие лапы бесшумно ступали по земле, пока он не подошел шагов на десять к голодным собакам. Ужасная полосатая маска его выглядывала из зелени, губы были оттянуты назад и обнажали зубы, усы гневно вздрагивали.

Наконец громадная кошка прыгнула. Как молнии, метались вправо и влево его сильные лапы; две из пировавших собак отлетели в стороны, изуродованные; две других вскоре упали рядом с ними, а остальные с визгом вбежали на склоны оврага и исчезли из виду. Баф прыгнул за ними, но, выйдя из тени оврага, остановился – он терпеть не мог жару. Ворча, он вернулся в тень и лег около своей добычи. Свежий запах крови одной из умирающих собак коснулся его ноздрей, он притянул ее к себе лапой и разорвал. Баф пожирал ее с внезапно проснувшимся аппетитом, легко перегрызая небольшие кости, когда ветер донес до его ушей целый хор каких-то странных голосов. Он поднял свою окровавленную морду и прислушался.

И вдруг весь овраг наполнился целой лавиной небольших животных. Они бежали и визжали: дикие собаки не лают, это свойственно только домашним собакам. Они усеивали края оврага, сбегали вниз по его склонам сквозь кусты. В их визге слышалась страшная угроза, но королевский тигр не мог допустить и мысли, чтобы они могли угрожать ему. Они были для этого слишком ничтожны. Он поднялся, и, оскалив свои окровавленные зубы, свирепо зарычал. Наступление, остановилось, но визгливая стая не рассыпалась в разные стороны, как ожидал тигр. Они тоже оскалились и зарычали ему в ответ, шерсть на спине у них поднялась дыбом, а глаза были со злобой устремлены на него.

Баф смотрел на них с нескрываемым удивлением. Никогда ни одно животное, кроме его собственной породы, не осмеливалось противостоять ему. Он с угрожающим видом сделал несколько шагов по направлению к ним. Стая отступила, но сзади одна из собак бросилась на него и укусила его за ногу.

Только проворный прыжок спас тигра от позорной раны с тыла, и он со злобным рычанием бросился на обидчика. Но прыжок его пришелся в колючий кустарник, где собака сумела увернуться. Вдруг он почувствовал острую боль в хвосте и вовремя обернулся, чтобы увидеть, как молодая собака отбегала от него.

Рассвирепев от оскорбления, Баф потерял голову. Он, как безумный, бросался по очереди на каждую группу окружавших его врагов, ни разу не схватил ни одного, и принужденный быстро оборачиваться, чтобы отбивать атаки с тыла. Наконец, он остановился на открытом месте оврага и стал выжидать наступления противника.

Но дикие собаки были слишком хитры, чтобы наступать на не обессилевшего еще врага. Они окружили тигра, подбегали к нему на несколько шагов, а затем опять отскакивали и всегда вовремя, так что он не успевал схватить ни одну из них.

Эта тактика доводила его до бешенства... Со стыдом и гневом в сердце он повернулся и пошел вниз по оврагу. Сознание, что он побежден, доводило его до исступления. Неужели он должен был уступить поле битвы такому врагу? Но что ему было делать. Как биться с таким увертливым врагом? Оставив собакам свою добычу, он позорно отступил.

Но к удивлению тигра они оставались недовольны своей победой. Кучка полувзрослых собак бросилась на тушу оленя, отрывая себе по куску, но остальные последовали за ним. Он бежал впереди, они за ним, рядом с ним, но на безопасном расстоянии. От времени до времени какая-либо собака из стаи – посмелее – подбегала к нему и кусала его за ляжки.

Одна из них – это был Кутта – бежала в уровень с ним, даже немного впереди его, то и дело оглядываясь на него через плечо. Прежний щенок был теперь вожаком стаи, признанный всеми, кроме Джунгли и нескольких подобных ему непокорных. Только они одни не признавали его и хотя и охотились вместе, однако, своим непослушанием часто расстраивали его планы и упускали добычу. Теперь они бежали сзади, предоставляя ближайшее преследование зверя Кутте и его сторонникам.

Но Кутта не обращал внимания на его образ действий. Его единственным инстинктом, крепко засевшим в его мозгу, было отомстить убийце своих сородичей. Если бы Баф знал его нрав, он испытывал бы не только стыд и досаду, когда бежал вниз, оборачиваясь, чтобы огрызнуться на врагов, наступавших сзади, и не обращая внимания на молчаливую собаку, которая бежала рядом с ним, и, по-видимому, не собиралась нападать на него. Он не знал, что Кутта никогда не лез в драку, не будучи уверен в себе, и что если он нападал на врага, то это означало смерть для одного из них.

Наконец, искусанный, разгоряченный и негодующий, Баф остановился. В ту же минуту его преследователи сделали то же самое. Они были в то время на широком, открытом пространстве оврага, свободном от кустарника, но с почти отвесным краями.

Тигр, ворча, отошел в сторону и сел, прижавшись спиной к скале. Собаки с досадой расселись перед ним полукругом. Тигр жадно смотрел на их раскрытые пасти с висевшими языками.

Он не мог допустить мысли о их победе и, отдохнув немного, прорвался через окружавшее его кольцо неприятеля и побежал дальше. Но внезапная сильная боль в боку заставила его обернуться, и он увидел собаку, которая, успев нанести ему серьезную рану, отскочила и была вне опасности. Обезумев от боли и гнева, Баф бросился на нее – но напрасно.

Тогда в первый раз страх закрался в душу тигра. Он прыгнул на уступ крутого склона и очутился на просторе. Быстрой ровной рысью он понесся по равнине, покрытой высокой сухой травой с редкими колючими деревьями. Жар все усиливался, и откормленный хищник изнывал в беге, но торопиться было необходимо.

IV. Дикая охота

И вот началось преследование. Израненный зверь несся по раскаленной земле. Но избавиться от своих неутомимых преследователей ему не удавалось. Кутта без труда бежал на одной линии с ним. Другие собаки выскакивали со всех сторон, то и дело кусая и раздирая его гладкие бока своими острыми зубами и оставляя на них кровавые следы; только Кутта ни разу не вмешивался в битву и не уменьшал расстояния между собой и своей добычей. Его время еще не пришло.

То замедляя шаг, то несясь во всю прыть, Баф уходил от своих преследователей под жаркими лучами послеполуденного солнца. Его помутневший взгляд встретил извилистую линию высоких деревьев, и он направился туда, потому что знал, что там была река. Может быть, там его ожидало спасение; может быть, в лесной чаще он сумеет укрыться от своих преследователей.

Достигнув реки, он пошел прямо по воде, ступая между камнями, едва покрытыми водой. Собаки следовали за ним по пятам.

На минуту он остановился, с наслаждением опустил в свежую воду свою разгоряченную морду и жадно проглотил несколько глотков воды, потом выбрался на высокий камень и оглянулся кругом.

Заходящее солнце освещало его рыже-черную шерсть, его огромную морду с белыми щеками, огромные лапы и могучее тело, которое могло бы послужить отличным образцом силы.

Кругом него расположились группами собаки; одни пили, другие лежали, высунув языки на мокрых камнях, не сводя с него пристальных взглядов, которые наводили на него ужас.

Он ушел с камня и погрузился в глубокую воду. Но его преследователи, не отставая, плыли за ним. И когда, освеженный, он вышел на берег, они были все с ним спереди, сзади, с боков.

Он помчался бешеным галопом. Погоня продолжалась среди вечерних теней. Баф начал утомляться и попытался остановиться, но враги настигали его, и он снова напрягал свои силы. В гору, с горы, на дно оврагов, по черным каменистым осыпям – дичь впереди, охотники по пятам за нею.

V. Бесславная смерть Бафа

Взошла луна и осветила путь дикой охоты. Наконец, измученный усталостью и желанием спать, Баф остановился у подножья каменистого утеса и прижался спиной к скале.

Собаки разлеглись кругом него.

Он пытался отдохнуть, но засыпать не смел.

Как только он закрывал глаза, кто-либо из его тщедушных врагов ухитрялся укусить его. Он уже отомстил двоим – ударом лапы вышиб у них дух.

Свора могла спать, а он не смел. На рассвете он поднялся и все собаки – с ним. Он бежал напрямик, не разбирая дороги, а солнце поднималось и ослепляло его. В самую жаркую пору дня, измученный жаждой, он попал на зловещий след лесного пожара, где пни поднимались из черной земли. Земля на несколько дюймов была превращена в пепел, который поднимался от ветра и наполнял ноздри и рот, забирался в горло, легкие.

Это был конец. Баф изнемогал. Кашляя и задыхаясь он остановился, закачался и чуть не упал, обессиленный.

Шустрая молодая собачонка сейчас же подскочила к нему и острыми, как бритва, зубами вонзилась в его шкуру. Другая вслед за ней впилась в левую ногу и прокусила мускул глубоко, до кости. Желтый хищник захромал.

Тогда Кутта решил, что время его пришло. Забежав вперед, он вцепился тигру в морду, как бульдог, оттягивая морду вниз и делая его бессильным. В то же мгновение вся стая набросилась на тигра, впиваясь своими острыми зубами в могучие лапы, в отдувающиеся бока, в громадные плечи, пытаясь добраться до горла сквозь густую, пушистую шерсть. Одна из них залезла под него и нанесла ему смертельную рану, прокусив насквозь живот.

Баф подался вперед и упал на землю. Стая рычащих собак покрыла его. В агонии он поднял голову, пытаясь сбросить с себя Кутту. Но стойкое животное не выпускало своей добычи. Голова опять упала на землю, черно-желтая морда стала еще ужаснее от изобразившейся на ней предсмертной муки.

Свежая свора собак набросилась на него; это были отставшие и среди них Джунгли. Он метил в голову тигра, но на бегу он заметил незащищенную часть шеи Кутты, который все еще сжимал своими челюстями морду тигра.

В пылу этого смертного боя старая ненависть вспыхнула вновь.

Джунгли видел возможность дать выход своей личной злобе; изменив направление, он бросился на своего врага. Он уже чувствовал во рту невыразимо приятный вкус теплой крови.

Но в эту минуту умирающий тигр снова поднял голову, так что зубы предателя впились не в горло, а в плечо вожака. И с последним усилием, исходя кровью из сотни ран, Баф судорожно ударил лапой по морде рассвирепевшей собаки; но тяжелая лапа упала не на Кутту, а на Джунгли, который с переломленным хребтом упал на землю, невольно спасая своего врага.

Раздавленный тяжестью набросившихся на него собак, едва переводя дыхание, раздираемый их острыми когтями, тигр обессилел окончательно.

Тогда Кутта отпустил свою хватку и шатаясь отошел прочь, обливаясь кровью, тяжело дыша, но торжествуя победу.

Около трупа тигра он увидел изуродованное тело своего врага.

А победитель отошел в сторону зализывать свои раны.