«Маленькая пантера»
Автор: А. Чеглок
Мне было очень досадно, что в прекрасной французской деревушке никто из местных жителей не сдавал комнаты в наем. Жить в отеле несколько месяцев мне не улыбалось, но делать было нечего. Другого выбора не было, а мне очень хотелось во что бы то ни стало избрать эту деревушку моим летним местопребыванием.
Пошел в отель. Меня встретила полная пожилая женщина добродушного вида. Несмотря на свою полноту, она была очень быстра в своих движениях. Болтая без умолку, она расхваливала свои комнаты, деревню, леса, Алжир... Она вполне успокоила меня: до сезона у них никого не будет. В деревню приезжают только во время сезона, когда жара в равнинах станет невыносимой.
Я взял небольшую комнату, на втором этаже, как раз над столовой. В комнате находились кровать, небольшой стол, шкаф, столик для умывания, а над ним – довольно большое зеркало. Последнее не представляло для меня предмета необходимости, и я не обратил на него должного внимания; но когда я разложил свои вещи и начал более внимательно знакомиться с своим новым жилищем, то заметил что в верхней части зеркала есть круглая дыра, величиной с палец, замечательно правильной формы.
Для меня не было сомнения, что эту дыру сделала пуля. Только быстрота и сила огнестрельного оружия могли пробить в стекле дыру, не расколов его на мелкие части. Но кто мог стрелять в зеркало и зачем? Может быть, здесь кроется какая-нибудь кровавая тайна? Решил непременно расспросить об этом хозяина или хозяйку.
В 12 часов я сошел вниз в столовую к обеду. Тут я познакомился с хозяином отеля, Дюконо. Он был еще толще, чем его супруга, еще живее ее и еще словоохотливее... Дюконо, как настоящий француз, оказался веселым малым, острил, смеялся и в то же время ел за двоих... Он сразу ввел меня во все дела их маленькой деревушки. Для этого потребовалось не больше получаса. После этого я в свою очередь спросил его.
– Скажите, пожалуйста, могу я бродить по вашим лесам с ружьем?
– Тише, тише, не говорите об этом громко, перебил он вдруг меня, – оглядываясь по сторонам. – Хорошо, что жена ушла в кухню, с облегченным вздохом произнес он.
– Она у вас нервная? – удивился я.
– О, да! страшно нервная. При ней невозможно говорить об охоте и охотниках.
– Как странно! Я было позавидовал ее цветущему здоровью. И вдруг...
– О, да! Она у меня очень здоровая; но здоровье само собой, а страх сам собой. Одно другому не мешает.
– Хорошо, что вы меня предупредили. Но я не знаю как мне быть?...
– У вас есть ружье? Вы охотник? Может быть, вы приехали охотиться на пантер? – с возрастающим ужасом забросал меня вопросами толстяк.
– Вы так их боитесь? – улыбнулся я над его страхом.
– Ну да, конечно, как же иначе? Я собственно, боюсь больше охотников за пантерами, чем самих пантер.
– Ах да, я понимаю вас. Вы их боитесь, потому что у них есть огнестрельное оружие?
– Да-да, вот именно. Они народ чрезвычайно опасный. И, кроме того, ведь у нас пантер нет. Могу вас уверить честным словом... Если вы приехали сюда охотиться за ними, вы их здесь не найдете. Они давно уже уничтожены в наших местах, – с горячностью начал уверять меня Дюконо.
– Я и не собираюсь на них охотиться. Вообще я не охотник.
– Так зачем же вам ружье?
– Я натуралист, и поэтому во время своих скитаний по лесам я должен иметь какое-либо оружие.
– Ага! Ну это хорошо! Вы во всяком случае не страстный охотник? – со вздохом облегчения произнес француз.
– О, да. Дичь я не убиваю, она для меня не интересна, да и на нее много охотятся и без меня. Вот если я встречаю хищников, то их убиваю. Но и это я делаю неохотно. Моя цель не убивать, а наблюдать.
– Я вам очень благодарен, господин натуралист. Вы меня вполне успокоили. А то согласитесь сами: мы должны радоваться каждому приезжающему, но когда у нас останавливается охотник, то для жены, нашей служанки и даже для меня начинаются дни мучений. Мы ждем, не дождемся, когда, наконец, охотник покинет нас. Но относительно вас я вполне успокою жену и Жанну.
– Вполне можете уверить вашу супругу, что я умею обращаться с огнестрельным оружием и, кроме того, что я человек совершенно хладнокровный.
– Вот, вот, это великолепная мысль! Ведь вы, русские, действительно не такие горячие, как мы, французы? – воскликнул радостно Дюконо.
– Конечно, – сказал я, улыбаясь. – Вы это даже сами могли заметить из нашего разговора.
– О да, вы очень спокойны! К сожалению, нам, французам, не достает этого качества. Мы очень легко приходим в возбужденное состояние духа и тогда делаем много такого, о чем потом приходится сожалеть.
– Простите, но вы мне не ответили на мой вопрос, – перебил я своего словоохотливого собеседника. – Мне очень интересно знать: могу ли я ходить с ружьем по вашим лесам.
– Собственно говоря, охота в них запрещается. Но я думаю, что вас, как натуралиста, это не касается. Все леса вокруг принадлежат одной французской компании, которая режет пробковую кору. Сегодня я буду видеть управляющего и спрошу его об этом. Он любезный человек, и несомненно даст разрешение.
– Я вам буду очень благодарен за такую услугу, – ответил я вставая.
– А я пойду успокою свою супругу и Жанну в том, что хотя у вас есть ружье, но вы не охотник. И от себя прибавлю еще, что вы самый хладнокровный из всех русских! – сказал Дюконо.
Послеобеденное время я решил использовать для ознакомления с ближайшими окрестностями. Вся деревушка была окружена великолепным лесом пробкового дуба. Я рассчитывал, что мое пребывание здесь даст мне много ценного материала. Я познакомлюсь с новыми для меня птицами и зверями, водящимися в этих громадных лесах. И я не ошибся. Первая же прогулка столкнула меня с одним из очень интересных африканских зверей.
Уже во время своего подъема на гору я заметил с дилижанса, что самые лучшие деревья растут по скатам горы. Внизу зной африканского солнца сушил почву и давал возможность расти только низкорослым пальмам, осокам и другим растениям, могущим переносить сухость африканского климата.
На верху горы, на высоте одной версты от уровня моря, палящий зной и сухость почвы точно также не позволяли развиваться растительности во всю ее мощь. Кусты вереска, дрока с золотыми цветами, ежевики густо росли между низкорослыми, корявыми пробковыми дубами. Но по мере того как тропинка, по которой я шел, спускалась вниз, размеры пробковых дубов увеличивались и некоторые из них были также громадны, как и наши обыкновенные российские.
Мне странно было смотреть на эти деревья с ободранной корой. Огромное дерево, с невероятно толстыми, от нароста на них пробковой коры, сучьями, поддерживалось снизу более тонким, где эта кора была срезана, стволом.
Но мое внимание приковывали к себе не одни только пробковые дубы. Между ними росли различные кустарники и вьющиеся растения, которые тянулись к самым верхним сучьям и, как снасти мачту, обвивали все дерево. Эти лианы придавали особую прелесть, в моих глазах, африканскому лесу. Путешествие через такие заросли грозило обилием уколов, разрыванием одежды и постоянными остановками, для освобождения себя от гибких, опутывающих ноги, тонких стержней разнообразных лиан. Чем ниже спускалась тропинка, тем все гуще и гуще становилась растительность.
Но на первый раз я решил не идти далеко и свернул на другую тропинку, которая поднималась вверх. Здесь я встретил небольшие скалы и более скудную растительность. Здесь росли разнообразные кустарники и высокие пучки осоки.
Тропинка вывела меня опять на плоскую вершину горы. Под одним пробковым дубом я заметил маленькую скамеечку. Очевидно, я находился недалеко от деревушки. Я решил немного отдохнуть после своего подъема.
Здесь лес уступал место кустарникам и злакам. Деревья росли очень редко. Сзади меня просвечивало огромное поле, а направо виднелась небольшая лужайка, заросшая местами огромными пучками осоки. Осока эта походила на нашу обыкновенную болотную, но была гораздо больших размеров. Если листья нашей осоки могут разрезать пальцы рук, то листья здешней осоки представляют еще более опасности.
Можно было заметить, что по одной и другой стороне листа во всю длину выступали небольшие зубчики, обращенные остриями назад. Каждый лист представлял из себя как бы пилочку лобзика. Это вооружение удерживало как диких, так и домашних животных от соблазна полакомиться длинными зелеными листьями.
Пучки осоки стояли во всей неприкосновенности: желтые прошлогодние листья свешивались вниз, а новые красивым веером раскидывались во все стороны. Эти пучки занимали почти целую полянку с правой стороны; с левой же, между деревьями травы было очень мало и желтые листья пробкового дуба покрывали землю.
Я сидел на скамейке больше, чем мне было нужно для отдыха. Меня заняла парочка африканских зябликов. Они спустились на тропинку и, мило попискивая, клевали какие-то зернышки. Но недолго продолжалось их занятие...
С неимоверной быстротой откуда-то подползло что-то серое к ним и только один зяблик поднялся на высь... Когда я увидел вытянутое серое, с темными пятнами, тело, у меня промелькнула мысль, что это крупная змея. Все движение были до такой степени быстры, что я не заметил ни ног, ни даже прыжка.
У меня осталось впечатление о длинном, змеиноподобном туловище, в котором голова слабо отделялась от шеи, шея от туловища и туловище от хвоста.
Но это впечатление оставалось лишь одно мгновенье, пока животное не схватило зяблика. Когда же зяблик очутился в зубах змеинообразного животного, то оно остановилось на несколько мгновений посреди тропинки, посмотрело на меня и змеинообразным движением скользнуло в кусты осоки.
В 2-3 секунды я успел хорошо разглядеть зверька длиною аршина в полтора с хвостом, на крошечных лапках, с остроконечною умной мордочкой, сверху которой торчали небольшие ушки.
По пятнистой серой шерсти, по коротким лапам я узнал в нем геннету. Я бросился за нею к пучку осоки, в которой, как мне казалось, она скрылась, бил по нему ногами, палкой, бросался к другим пучкам в надежде увидеть – не промелькнет ли она где-либо между ними. Но все мои поиски оказались тщетными...
Пучки осоки росли очень редко; между ними были довольно широкие полосы совершенно голой земли и, тем не менее, геннета исчезла также быстро и также неожиданно, как и появилась. Эта неожиданность появления, быстрота нападение и исчезновение – еще более убедили меня в том, что промелькнувшее в моих глазах животное было никто иное, как геннета.
Геннета, как и близкий ее родич ихневмон или фараонова мышь, так характерна своими низкими ногами, вытянутым туловищем и змеиноподобными движениями, что смешать ее с какими-либо другими зверьками для меня было трудно. Но ихневмон носит однообразную темно-бурую окраску, геннета же на светло-сером фоне имеет черные пятна различных очертаний. На шее от ушей идут черные полоски, а иногда черная полоса тянется по хребту почти во всю длину туловища. На боках же чаще всего попадаются кругловатые пятна, но некоторые из них так близко сходятся друг с другом, что образуют тоже полоски.
Ея мех напомнил мне слегка окраску нашей кавказской или туркестанской пантеры (барса). Та тоже разрисована темными пятнами на серовато-желтоватом фоне. Но что касается туловища, ног, головы и хвоста, то тут геннета не имеет ни малейшего сходства с пантерой.
Хвост у геннеты необыкновенно странный для взгляда европейца. Мы привыкли видеть лисьи, собачьи, куньи хвосты, но у геннеты хвост совсем особой формы. У основания волосы хвоста так длинны, что делают незаметным переход к нему от туловища. Затем волосы начинают постепенно уменьшаться и к концу хвост заканчивается маленьким пучком волос...
Это-то устройство хвоста и делает геннету так похожей на змею, а низенькие ножки и, вследствие этого, крошечные шажки создают ей змеиный или, вернее, ящероподобный бег. Но несмотря на свои крошечные ножки геннета, как я сам убедился, необыкновенна быстра в своих движениях.
Я скоро прекратил свои поиски, решив, что буду ходить на это место, и тогда наверно мне удастся столкнуться с геннетою еще несколько раз. На сегодня же довольно и этого начало сделано. Знакомство с африканскими лесами началось как нельзя более удачно! О, здесь я недаром проведу время. Тут можно кое-что увидеть и узнать.
Геннеты чисто ночные животные, у них и глаза такие же, как у кошек с щелевидным зрачком. Но раз они свободно появляются днем около деревни, то значит в глубине лесов их еще больше. Вероятно, в этих лесах много и других зверей.
Но это, может быть, потому что здесь охота запрещена... Мне вспомнился разговор с Дюконо. Сегодня он будет просить разрешение о возможности стрелять мне в этих лесах. И вдруг управляющий не разрешит? Что мне тогда делать? Уезжать из этих мест очень жалко, а ходить без ружья, пожалуй, что и опасно: начну лазить по глухим местам и на пантеру наскочу!
Впрочем, Дюконо горячо уверял меня, что теперь здесь пантер нет. И невольно вслед за этим мне вспомнился страх добродушного толстяка, когда он узнал, что его жилец обладает огнестрельным оружием.
Как его супруга отнесется к моему ружью? Пожалуй, не захочет держать в своей гостинице? Но ведь это положительно смешно! Такая огромная баба!., пожалуй, меня с одного маху перешибет – и вдруг такие нежности! Ружья боится! Скажите пожалуйста! Я невольно рассмеялся.
Толстяк и толстушка казались мне необыкновенно смешными и без их страха к моему ружью.
– Попробую-ка я отучить их от этой боязни, – мелькнула у меня в голове мысль, и я начал придумывать различные планы...
От того места, где я видел геннету до деревни оказалось всего 12 минут ходьбы. Оставшееся до вечера время я решил употребить на писание писем.
К семи часам в мою дверь постучались и ко мне вошла служанка отеля Жанна. Та, которая, по уверению Дюконо, так же, как и хозяйка, боялась огнестрельного оружия. Она спросила меня, могу ли я ужинать не в столовой, где слишком душно, а на террасе возле дома. Я, конечно, согласился.
Жанна была под стать хозяйке и хозяину. Если у нее даже не было их толщины, то все же, на мой взгляд, она, по русскому выражению, была бой-баба и могла бы постоять за себя. Откуда же эта боязнь огнестрельного оружия? Я положительно недоумевал.
Внизу меня встретил Дюконо с торжествующим видом.
– Все уладилось, как нельзя лучше, – сказал он.
– Значит, управляющий дал свое согласие? – спросил я.
– Я говорю не про управляющего, а про свою жену.
– Ах, я и забыл, что мне нужно было еще и от нее получить разрешение на проживание в вашем отеле, – сказал я с усмешкой.
– Да, натуралист, мне было очень трудно ее успокоить. Управляющий дал разрешение сразу. Об этом меньше всего.
– Великолепно! Очень и очень благодарен за все ваши хлопоты перед супругой и управляющим. Значит, теперь я могу ходить всюду по вашим лесам с ружьем?
– Конечно, раз он сказал...
– Он дал какую-либо бумагу?
– Нет, ничего этого не нужно. Можете быть покойны.
– Вы мне оказали большую услугу... Мне кажется, что в ваших лесах очень много всякого зверья. Представьте, что сегодня я около самой деревни видел геннету.
– Ну, этого добра у нас много. Самый обыкновенный зверь в Африке. Можно сказать – враг и друг наш!
– Как так – «враг и друг»?
– Внизу, в городе, тьма крыс и мышей, а у нас здесь ни одной мышки и крысы не заведется. Геннеты не пропустят их сюда. Если даже с вещами кто-нибудь привезет сюда – и то не долго проживет. Геннета пронюхает и непременно скушает. Это удивительный зверь. Куда лучше кошки! Даже сравнивать нельзя! Самая лучшая кошка и та редко любит охотиться на крыс, а если какой пришлось хоть раз крысиных зубов отведать – больше никогда крыс хватать не станет. А от геннеты не только крысам, даже ядовитым змеям спасения нет.
Она, также как и ихневмон, бесстрашно нападает на самых ядовитых змей. Арабы уверяют, что она дает сначала змее кусать свой хвост, который у нее покрыт длинными и жесткими волосами. А когда, будто бы, змея выпустит на хвост весь свой яд, то геннета принимается есть змею.
Но, вероятно, это вздор! Просто на геннету и на ихневмона змеиный яд не действует. И потом при удивительной ловкости геннеты я сомневаюсь, чтобы она давала кусать себя змее!
За такое истребление змей и вредных грызунов мы ее считаем нашим другом, если она живет вдали от деревни. Те же, которые селятся вблизи домов, наши враги. Как хорошо они умеют ловить мышей и крыс, так же хорошо ловят кур, уток и цыплят. От них никак не убережешь домашнюю птицу. Это такая проныра, что всюду, даже через самую маленькую щелку пролезет.
– Да, я знаю, геннета у вас занимает место нашего европейского хорька или, вернее, куницы, так как она тоже умеет лазить по деревьям, – сказал я.
– Что куница перед ней! Все равно, что мопс перед бульдогом. Геннета будет раз в пять крупнее куницы и раз в десять сильнее ее. Кроме того, геннеты необыкновенно умны. Их часто держат в домах вместо кошек. Лучшего зверя трудно найти. Если поймать совсем молоденькую, так она как собачонка привыкнет к человеку. Только тогда уж птиц не заводи, и двери и окна всегда нужно настежь держать.
– При чем же тут окна и двери? – удивился я такому странному условию.
– Запах от нее идет сильный, мускусный. Кто привыкнет – тому ничего, а сначала редко кому этот запах бывает приятен.
Жена тоже держала одну геннету. Что это было за удивительное создание! Как она привязалась к жене, да и к нам ко всем! Это была общая любимица.
Наше общество точно изменило все ее природные качества. На воле геннета кровожадна, прячется от всех, так что ее очень трудно увидать когда-либо в лесу. А если это и случится, то видят всего лишь мгновенье. Ее сероватая шкурка так сливается с серой корой пробкового дуба, что вы в двух шагах не заметите геннету, лежащую на таком фоне.
Я и не знаю другого зверька, менее заметного, и умеющего более легко скрываться на глазах у охотников, чем геннета. Благодаря своим низеньким ногам, она даже в траве не производит большого колебания. У геннет есть привычка бегать под кустами, около стволов и корней деревьев или у самых камней, вообще, избегать по возможности голого места, на котором она могла бы быть видна со всех сторон.
Это все я заметил на нашей ручной геннете, когда мы брали ее с собой гулять в лес. И вот когда она была в лесу, она была настоящей дикой геннетой. Пряталась, извивалась между кустами, залезала на деревья, прыгала оттуда на нас, вообще резвилась, как резвятся щенок или балованный котенок.
И сколько красоты и поразительной быстроты в движениях проявляла наша геннета! У вас, в Европе, есть тоже ловкие и красивые животные – куницы. Но я думаю, что наши геннеты значительно превосходят их своею ловкостью и быстротой!..
– Да, вы правы. То, что я видел сегодня, тоже заставляет меня думать, что геннеты несравненно быстрее наших куниц, – сказал я.
– О, если бы вы видели и наблюдали геннету так же долго, как я... Можете ли вы поверить, что геннета способна влезать на гладкую стену? Про каменные заборы я уже не говорю. Вы, наверное, знаете, что у нее такие же втяжные когти, как и у кошек. Но там, где кошка и не подумает взбираться – геннета в один миг влезет.
И вот, как я вам говорю, наша геннета в лесу была лесной, дикой геннетой. Она во время нашей прогулки успевала даже ловить птичек, мышей, ящериц и змей. Но когда мы шли домой, геннета вскарабкивалась на меня или на мою жену, укладывалась на плечах и так лежала до самого дома. Это она делала потому, что боялась встречи на улице с собаками. В отеле наша геннета становилась ручной и кроткой. Дома она позволяла себя тормошить, кидать на диван.
Когда жена уезжала в город на целый день, геннета скучала, не хотела ничего есть. Ах! что это было за милое создание! Я до сих пор...
– Задержала я вас с ужином, – подавая на стол еду, сказала мадам Дюконо, приветливо улыбаясь.
– Нисколько! Монсеньор Дюконо говорил мне так много интересного про вашу геннету...
– Про нашу геннету? Зачем же ты вспоминаешь про нее? – с грустью в голосе обратилась она к своему мужу.
– Ах! дорогая, господин натуралист видел сегодня в лесу геннету, а я, кстати, и рассказал ему кое-что о нашей геннете, – ответил тот успокоительным тоном.
Круглое жизнерадостное лицо толстушки поблекло, и она уставилась в свою тарелку. Опять, – подумал я, – и с геннетой, как и с ружьем, что-то неладно. Как всегда бывает в таких случаях, монсеньор Дюконо поспешил перевести разговор на другую тему и скоро оба супруга смеялись и хохотали от души.
Но мне суждено было второй раз нарушить их жизнерадостность. Уже по окончании ужина, прощаясь с мадам Дюконо и, желая ее успокоить, я сказал:
– Ваш супруг говорил мне о вашей боязни огнестрельного оружия. Вы можете быть уверены, что для вашего спокойствия я буду очень осторожен, и никогда не буду приносить в дом заряженного ружья.
– Вы меня простите... но ружье... охотник... нет, не будем лучше говорить... я боюсь... боюсь... я здорова... я хочу еще жить... и знаете, мы люди небогатые, мы можем совсем разориться... Это так опасно...
И прервав свою сбивчивую речь, она поспешно ушла. Я решительно недоумевал и перевел глаза на супруга.
– Вы напрасно начали разговор о ружье. Это не успокоило её...
– Но я ничего не понял, что говорила ваша супруга... Если о ружье говорить нельзя, то при чем же тут геннета? При чем тут ваше разорение?
– Да, это так. Вы извините ее, но все это имеет связь между собою...
– Тогда лучше всего объясните мне все это, чтобы я на будущее время мог избегать таких предметов, которые расстраивают вашу супругу. Ведь это может повторяться очень часто, так как я у вас проживу месяца три.
– Да, вы правы. Дело в том... – начал было он, но сразу осекся, увидев, что супруга приблизилась к нам.
– Я, кажется, помешала вашему разговору, – спросила она.
– Да, дорогая, я решил объяснить господину натуралисту наше печальное событие. И лучше, если ты оставила бы нас, а то ты будешь волноваться.
– Нет, ничего я останусь.
– Тебе может сделаться худо...
– Тогда я сама уйду...
– Как знаешь!.. Я начну...
Видите ли, несколько месяцев тому назад к нам приехала компания охотников... Нет, сперва нужно вам сказать, что еще прошлым летом у нас жил один молодой человек, без ружья, но страстный охотник. Я ему дал слово, что если в наших лесах появится пантера, то я напишу ему, и он со своими друзьями приедет к нам охотиться на нее.
И вот, верстах в 10–15 от нас появилась пантера и начала похищать скот. Я телеграфировал ему в Париж. Он мне по телеграфу заказывает комнаты и пансион для 8 человек. Действительно, приезжают восемь молодых людей, с ног до головы обвешанных оружием, в прекрасных охотничьих костюмах.
Веселые люди! Все время стояли у них шум, хохот, вверх дном перевернули наш маленький отель... и вина очень много пили... Я был около них, а жена с Жанной готовили на кухне.
Пришли арабы проводники, чтобы вести их на охоту за пантерой. Вот под этой же стеклянной террасой, где мы сидим с вами, сидели и они также под вечер. Рассказывали разные охотничьи приключения, острили друг над другом, но все таки больше всего расспрашивали арабов про пантер. Ни один из них не убивал никаких зверей, кроме кроликов. Да и то сказать, разве в Париже есть какая-нибудь охота? Там и охотятся-то все больше в парках.
Уж не помню, как у них разговор перешел на ружья. Только начали они хвастать друг перед другом своим оружием. Как раз на несчастье и вина много выпили. Мы, французы, народ горячий. В пылу споров стали они выносить из номеров свои ружья и показывать. Кажется, седьмой по счету пошел за своим ружьем в тот номер, где вы теперь помещаетесь.
Дверь свою он не закрыл за собой и на его грех наша геннета захотела войти в его комнату. Обернулся он, увидел ее и вместе с ружьем на окно, с окна на террасу. Конечно, разбил стекла и свалился на компанию. Загремели бутылки, стаканы, стулья...
– Пантера, стреляйте, пантера... – начал он кричать.
Все врассыпную и тоже начали кричать, а потом остановились на конце площади и открыли пальбу по дому... Но, господин натуралист, вы смеетесь, а нам тогда совсем было не до шуток. Они обстреливали наш отель все равно как неприятельскую крепость. Ведь у них ружья и револьверы были хорошие, по восемь пуль выпускают в минуту.
– Нет, ты самого главного не сказал, – перебила его супруга. – Тебе-то хорошо было с ними, но ведь я с Жанной в кухне была, пули мимо нас свистали, штукатурка на наши головы падала...
– Да, и это обстоятельство еще более ухудшило положение. Когда жена и Жанна начали кричать, то охотники вообразили, что пантера уже душит кого-то и от этого еще больше участили свою стрельбу. Мало того, они окружили дом и стреляли в окна со всех сторон...
– О, монсеньор, какой вы однако злой, что можете смеяться, когда пули кругом свистали вокруг нас, – сказала мне с укоризной мадам Дюконо. – Вы подумайте, что мы должны были испытать за это время. Я ведь воображала тогда, что на нас напали бандиты-арабы. Мы с Жанной забились под стол и ожидали, что вот-вот нас убьют...
– И я не меньше тебя боялся за вашу жизнь! Я с арабами бегал от одного к другому, я умолял их не стрелять. Я им доказывал, что никакой пантеры нет, что они убьют жену и Жанну.
– И что же они? – спросил я.
– Ах, что! Охотники народ горячий, и кроме того они выпили много вина. Они заставляли меня идти в дом, но как я мог войти, когда они не хотели прекратить свою стрельбу и стреляли во все двери и окна.
– Чем же кончился этот ужасный штурм? – спросил я.
– К нашему счастью, главные запасы патронов лежали у них в чемоданах. А то они продолжали бы обстреливать наш отель до утра.
– О мосье! вы представить себе не можете, что тут происходило, – с сокрушением вставила мадам Дюконо. – Вся деревня сбежалась, никто ничего не понимает... Крики, стрельба...
– Да, монсеньор, вы, надеюсь, поймете теперь наш страх перед охотниками за пантерами. Я не имею желания, чтобы такой испуг повторился в другой раз... – сказал монсеньор Дюконо.
– Нет, уж кому пришлось солонее всего, так это мне с Жанной. Ты только смотрел на расстрел нашего отеля, а я каждую пулю слышала, которая вонзалась в стену... Счастье наше, что мы под стол залезли! Все мои кастрюли, все тарелки были разбиты вдребезги.
– Что тут считать тарелки, когда вся мебель, все зеркала, картины были продырявлены пулями... – перебил свою супругу муж.
– Ага! так эта дырка в моем зеркале осталась на память об их стрельбе! – воскликнул я.
– То зеркало я оставил, но больше половины вещей – пришлось выкинуть. Что мне с того, что они заплатили за все? Сколько я крови себе испортил!
– А сколько я здоровья потеряла, господин натуралист, – вздохнула бедная толстушка. – Я была такая крепкая, что смеялась над всеми, кто говорил, что они страдают нервами, а теперь я сама не могу без содрогание слышать о ружьях и охотниках. Жанетта боится их тоже не меньше нас. Мы с ней долго болели от испуга...
– Да, но зато теперь, пускай возле моего отеля разведется тысяча пантер – и то я ни за что не скажу о них ни одному охотнику! Иметь удовольствие второй раз испытать...
– Я тогда сойду с ума! я это знаю! – с мрачным отчаянием перебила супруга мадам Дюконо.
– Но, дорогая, я же уверяю тебя, что это не случится, – воскликнул монсеньор.
– Как же объяснилось все после бомбардировки вашего отеля? – спросил я.
– Как? Охотник уверял всех, что видел настоящую пантеру, которая хотела прыгнуть на него. Но я сейчас же догадался, что это была наша геннета, и начал искать ее. Она оказалась под тяжелой вазой, которая упала и придавила ее. Из всех охотников нашлись только два, которые признали в ней геннету. Остальные думали, что перед ними настоящая маленькая пантера.
– О, монсеньор натуралист, сколько горя они мне доставили смертью моей геннеты! Какой это чудный зверь был! Если вы могли бы наблюдать ее, то вы наверно написали бы целую книгу о ней! – горевала добродушная толстушка.
Я вполне был согласен с нею, что такой интересный и мало изученный зверек, как геннета, достоин был бы более подробного описания. Но пока что я сообщаю своим читателям лишь этот маленький эпизод, который совершился в горах Атласа, в скромном деревенском отеле.
Комментарии ()