Маленький Боевой Конь
Автор: Сэтон Томпсон
Глава I
Глава II
Глава III
Глава IV
Глава V
Глава VI
Глава VII
Глава VIII
Глава IX
Глава I
Маленький заяц по опыту знал всех собак в поселке. Прежде всего, там была очень большая темная собака, много раз преследовавшая его; от этой собаки он всегда избавлялся, проскальзывая сквозь отверстие в изгороди. Затем там была небольшая деятельная собачка, которая могла проскакивать за ним в это отверстие; ее он проводил, перепрыгивая двадцатифутовую оросительную канаву, с крутыми краями и быстрым течением. Собака не могла сделать такого скачка. Это было «верное средство» от этого врага, и мальчишки все еще называют это место: «скачком старого Джэка». Но там была еще борзая собака, прыгавшая лучше Джэка; когда она не могла пролезть сквозь забор, она перескакивала через него. Она не один раз подвергала испытанию прыть маленького зайца, и Джэк спасался только благодаря разным хитростям, пока не добирался до ограды, где борзой приходилось оставлять преследование. Кроме них, в городе было множество больших и маленьких собак, часто очень надоедливых, но которых легко можно было оставить позади на открытом месте.
За городом на каждой ферме были собаки, но среди них была только одна, которой заяц серьезно боялся; это была длинноногая, свирепая черная собака, такая быстрая и настойчивая, что она много раз доводила зайца почти до полного изнеможения.
Кошки, которых тоже было много в поселке, беспокоили его мало; только раз или два ему грозила опасность от них. Огромный черный кот, опьяненный многочисленными победами, подполз в одну лунную ночь к тому месту, где кормился наш заяц. Джэк увидел черное существо с пылающими глазами, и за мгновение до решительного прыжка, повернулся к нему и поднялся во весь рост на задние лапы, причем, со своими торчащими длинными и широкими ушами, он казался еще на шесть дюймов выше; затем, издав громкое «чоррр-чоррр», наиболее похожее на рев, он прыгнул на пять футов вперед, опустился прямо на голову кота и вонзил в нее свои острые задние когти, так что старый Том бежал в ужасе от страшного двуногого великана. К этой уловке он успешно прибегал много раз, но два раза она кончалась горестной неудачей; один раз у кошки оказались по близости котята, и ему пришлось спасать свою жизнь от разъяренной матери; в другой раз Джэк совершил жестокую ошибку, прыгнув на голову хорька.
Но самым опасным врагом была борзая собака, и от нее заяц, несомненно, погиб бы, если бы не одно любопытное приключение, которое весьма счастливо кончилось для Джэка.
Он ел обыкновенно по ночам; ночью было меньше врагов, и легче было скрываться; но однажды зимою он до самого рассвета замешкался у стога альфальфы, когда он переходил открытое снежное поле, направляясь к своей любимой норе, вдруг по несчастной случайности он встретил борзую собаку, бродившую, за поселком. На открытом снежном поле, да еще когда с каждой минутой все больше светало, ему не было никакой возможности спрятаться – и не оставалось ничего, кроме бегства в открытом поле по рыхлому снегу, который мешал ему больше, чем собаке.
Прекрасные скакуны в добром порядке понеслись вперед. Долго они неслись по снегу, взбивая снежинки – пофф-пофф-пофф, – всякий раз, как их проворные ноги касались снега. Туда, сюда, уклоняясь и увертываясь, шла гонка. Все благоприятствовало собаке, пустой желудок, мороз, мягкий снег; между тем как зайца очень тяготил только что съеденный плотный обед. Но его ноги так быстро отстукивали – пофф-пофф, – что дюжины маленьких снежных комков вылетали из-под них словно одновременно. Преследование продолжалось, конца не было этому открытому полю, нигде вблизи не видно было спасительной изгороди, а всякой попытке приблизиться к плетню собака искусно противодействовала. Уши Джэка уже утратили свое прямое положение, верный признак ослабления сердца или дыхания; вдруг эти флаги прямо поднялись над его головой, как будто под влиянием внезапного возобновления сил. Заяц напряг все свои силы, но не для того, чтобы достичь изгороди, которая была к северу; он помчался через открытое поле к востоку. Борзая последовала за ним, пробежав еще пятьдесят ярдов, Джэк свернул, чтобы сбить своего свирепого преследователя; но при следующем повороте он снова вернулся к восточному направлению, и так, поворачиваясь и увертываясь, бежал прямо к ближайшей ферме, огороженной очень высоким деревянным забором с отверстием для кур. Там жил другой ненавистный враг, большая черная собака. Забор задержал на мгновение борзую и дал Джэку время проскочить через отверстие во двор, где он и спрятался. Борзая побежала кругом к воротам, которые были ниже ограды, перепрыгнула через них и очутилась среди кур, которые с кудахтаньем и клохтаньем разбежались во все стороны; несколько овец перепугались и громко заблеяли. Их естественный страж, большая черная собака, бросилась им на помощь, а Джэк в это время снова выскользнул в отверстие, через которое вбежал. Ужасные звуки яростной собачьей грызни слышались позади него на птичьем дворе, вскоре к ним присоединились голоса людей. Чем это кончилось, он не знал и не интересовался узнать; важнее всего было то, что с тех пор его никогда больше не преследовала быстрая борзая собака, жившая прежде в Ньючозене.
Глава II
Тяжелые и хорошие времена чередовались, и Джэк долго принимал все, как нечто неизбежное; но за последние годы некоторые перемены принесли степному зайцу ряд замечательных успехов и неудач. В старое время зайцы вели бесконечную борьбу с хищными птицами и зверями, с холодом и жарой, с мором и ядовитыми мухами, уколы которых вызывали смертельную болезнь. Но заселение страны фермерами внесло много перемен в заячью жизнь.
Собаки и ружья скоро сократили число койотов, лисиц, волков, барсуков и ястребов, охотившихся на Джэка, так что в несколько лет зайцы сильно размножились; но тогда появился мор и истребил их. Только сильнейшие из двухгодовалых зайцев выжили: остальные погибли. Некоторое время зайцы были редкостью; но время шло, и это переменилось. Живые изгороди, насаженные повсюду, доставили зайцам новое убежище, и теперь безопасность Джэка зависела часто гораздо меньше от скорости, чем от сообразительности; умные зайцы, преследуемые собакой или койотом, бежали к ближайшей живой изгороди и спасались через небольшое отверстие, пока враг искал более широкого, где он мог бы пролезть. Койот понял, в чем тут дело, и придумал новый способ преследования: попеременную погоню. При такой погоне один койот занимает одно поле, другой – ближайшее, и, если заяц прибегает к уловке с изгородью, койоты действуют с обеих ее сторон и обыкновенно ловят таким образом добычу. Единственным средством против этого является для Джэка острое зрение; заметив второго койота, он избегает этого поля; конечно, кроме того, нужны хорошие ноги, чтобы опередить первого врага.
Итак, степной заяц, сначала водившийся в большом числе, потом ставший реже, затем невероятно размножившийся, наконец, было, исчезнувший, встречался теперь снова во все увеличивавшемся количестве; при этом зайцы, уцелевшие после стольких тяжелых испытаний, путем отбора оказались в состоянии процветать там, где их предки не выжили бы ни одного года.
Любимыми их местами были не широкие, открытые пространства больших ранчо, но перегороженные частыми изгородями поля ферм. Поля были малы, и ферм было много, так что в общем это походило на большой разбросанный поселок.
Один из таких сельскохозяйственных поселков возник вокруг железнодорожной станции Ньючозен. Местность на милю кругом была густо населена степными зайцами новой и избранной породы. Среди них была маленькая леди-зайчиха, прозванная «Красивые глазки» по своей главной характерной черте; когда она бывало сидит, серая в серой поросли, видны только ее большие, выпуклые глаза. Она была хорошим скакуном, но особенно отличалась в искусстве пользоваться изгородями; она ловко проводила койотов. Свое гнездо она устроила на открытом пастбище, на нетронутой полосе старой прерии. Здесь родилось и выросло ее потомство. Один из ее сыновей тоже обладал красивыми глазами, и серебристо-серой шкуркой; он унаследовал от матери ее находчивый ум. Но в другом сыне оказалось редкое сочетание талантов матери с лучшим, что было в лучшей породе новых степных зайцев равнин.
Это и был тот самый Джек, приключения которого мы рассказываем. Он-то впоследствии и приобрел прозвище «Маленького Боевого Коня», и достиг мировой славы.
Он воскресил старые уловки своей породы и применил их к новым условиям, а старых врагов заставил бороться с новоизобретенными уловками.
Еще в совершенно юном возрасте он возобновил старый прием, достойный мудрейших зайцев в Кэскэду. Его преследовала ужасная маленькая желтая собака, и он тщетно пытался избавиться от нее, увертываясь среди полей и ферм. Это хороший прием против койотов, потому что фермеры и собаки часто нападают на койота и, сами того не зная, помогают Джэку.
Но здесь это совершенно не помогало зайчику, потому что маленькая собака ухитрялась не отставать от него, пролезая изгородь за изгородью, и Джэк Боевой Конь, еще не вполне выросший, начинал чувствовать утомление. Его уши уже не торчали прямо; они откинулись под углом назад, а по временам опускались горизонтально. Он проскочил в очень маленькое отверстие в живой изгороди, но и это не помогло: его проворный враг сделал то же самое, не потеряв при этом ни минуты времени.
Среди поля паслось небольшое стадо коров, и с ними теленок. У диких животных наблюдается любопытное побуждение – доверять любому незнакомому животному, когда они находятся в отчаянном положении. Враг, преследующий их по пятам, означает несомненную смерть. Единственным шансом на спасение является возможность, что незнакомое животное окажется другом; этот последний шанс, последняя надежда отчаяния и направила Джека Боевого Коня к коровам.
Несомненно, что коровы отнеслись бы к этому вполне равнодушно, поскольку дело касалось зайца, но в них существует глубоко укоренившееся чувство ненависти к собакам, и, когда они увидели приближавшуюся к ним скачками желтую дворняжку, их хвосты и носы поднялись кверху; они гневно зафыркали, затем сомкнули свои ряды и, под предводительством коровы, которой принадлежал теленок, ринулись на собаку; Джэк тем временем укрылся под низким колючим кустарником. Собака отскочила в сторону, чтобы напасть на теленка; по крайней мере, так решила его мать и бросилась на собаку с такой свирепостью, что та поджала хвост и убежала.
Это был хороший старый прием, несомненно, шедший от тех дней, когда буйволы и койоты играли роль коров и собак. Джэк никогда не забывал его и неоднократно спасал этим свою жизнь.
Как по цвету, так и по силе Джэк был редкостью.
Окраска животных приспособлена к достижению одной из двух общих целей; или окраска подходит под окружающие предметы и помогает укрываться – такое приспособление называется «защитительным»; или же окраска делает животных особенно заметными, преследуя этим многие другие цели, и называется «направляющей».
Степные зайцы отличаются тем, что окрашены по обеим системам одновременно. Когда они сидят на корточках в своей норе, в кустарниках или на кочках земли, светло-серая окраска их ушей, головы, спины и боков сливается с окружающей обстановкой, и они почти незаметны, если не подойти к ним совсем близко: так они окрашены в целях защиты. Но лишь только Джэку становится ясно, что приближающийся враг найдет его, он вскакивает и устремляется прочь. Он сбрасывает тогда маску, серая, сливающаяся окраска исчезает; с быстротой молнии происходит перемена: теперь видны его уши, они снежно-белые с черными кончиками, ноги – белы, его хвост – черное пятно на ослепительно белой шерсти. Теперь это – черно-белый Джэк. Вся его окраска теперь направляющая.
Как это совершилось? Очень просто. Передняя сторона уха – серая, спина – черная и белая, хвост – черный с белым колечком у основания, ноги – белые. Когда он сидит на них, они собраны вместе внизу и не видны. Серая шкурка оттянута вниз и расширена, когда он сидит, но когда он вскакивает, она несколько стягивается. Все его черные и белые отметины обнаруживаются, и как прежде его цвета шептали: «я – кочка», так теперь они громко кричат: «я – Джэк-заяц»!
Зачем он это делает? Зачем робкому существу, спасающему свою жизнь, заявлять таким образом свое имя перед всем светом вместо того, чтобы стараться скрыться?
Для этого должно быть какое-нибудь разумное основание. Это должно быть выгодно для зайца, или он никогда бы не стал этого делать.
Ответ следующий: если существо, напугавшее его, принадлежит к его собственной породе, т.е. тревога ложная – тогда, показав свой национальный флаг, он сразу улаживает недоразумение. С другой стороны, если это койот, лисица или собака, они сразу видят, что это Джэк-заяц и, зная, что преследование будет только пустой тратой времени, говорят себе: «это Джэк-заяц, в открытой гонке я не могу поймать его». И они отказываются от преследования; это обстоятельство, конечно, часто избавляет Джэка от лишней беготни и неприятностей. Черно-белые пятна, это национальный мундир и флаг Джэка. У слабых экземпляров они бывают тусклы, но у лучших они не только шире, но и ярче обыкновенного. Маленький Боевой Конь, серый, когда он сидел в своей норе, сверкал, как уголь и снег, бросив вызов лисе или светло-желтому койоту, и без особенных усилий убегал от них; сперва это был черно-белый Джэк, затем маленькое белое пятно, и, наконец, точка, словно мчащееся перекати-поле; затем пространство поглощало его.
Многие из фермерских собак знают эту особенность по опыту: сероватого зайца еще можно поймать, но, если черные и белые отметины ярки, то гонка безнадежна.
И, действительно, такого зайца можно, пожалуй, преследовать некоторое время, но разве только для развлечения и его, и себя. Чувство растущей силы часто приводило Маленького Боевого Коня к тому, что он сам начинал искать гонки ради сильных ощущений и шел на риск, которого другие, менее одаренные, тщательным образом избегали.
Джэк, как и все дикие животные, имел определенное пространство или местность, которая была его родиной, и за пределы которой он редко заходил. Эта местность была на восток от поселка и занимала около трех миль в длину.
У него было много «нор», или «постелей», – как их здесь называют – рассеянных по всему этому пространству. Это были просто ямки, расположенные где-нибудь под кустом или пучком травы, без всякой особой подстилки, кроме травы и случайно занесенных ветром листьев. Но удобство все же не было забыто. Одни из нор предназначались для жаркой погоды; они были обращены к северу и находились чуть-чуть ниже поверхности земли; в сущности, они были почти тем, что мы называем тенистыми местами. Другие, куда Джэк забирался в холодную погоду, были глубже норы; отверстие их выходило на юг; третьи – для сырой погоды – были хорошо укрыты травой и обращены на запад. В одной из этих нор он проводил день, а к ночи выходил кормиться вместе со своими родичами; они прыгали, резвились в лунные ночи, как стая щенят; но к восходу солнца, он обязательно уходил в безопасное место и укладывался на день в подходящую сообразно погоде постель.
Безопаснейшие места находились среди ферм, где не только живые изгороди, но также недавно появившиеся изгороди из колючей проволоки являлись серьезным препятствием и даже опасностью для всевозможных врагов. Но лучшие кормежки находились ближе к поселку, на огородах. Это – лучшие кормежки, и там же главные опасности. Некоторые из опасностей прерии отсутствовали, но зато здесь грозили гораздо большие опасности от людей, ружей, собак и непроходимых изгородей, т.е. заборов.
Однако, знавшие Боевого Коня нисколько не удивились, узнав, что он устроил себе нору в середине участка одного огородника. Здесь окружали его десятки опасностей, но были также десятки наслаждений и десятки отверстий в изгородях на случай, когда приходилось спасаться бегством.
Глава III
Ньючозен был типичным городком Запада. В нем всюду видны были следы энергичных усилий изуродовать все окружающее, усилий увенчавшихся безмерным успехом. Улицы – прямые ровные дороги, без изгибов, без площадей. Дома – дешевые и непрочной постройки из тонких досок и просмоленного картона, несчастные даже в своем безобразии, так как каждый из них претендовал быть чем-то лучшим, чем был в действительности. На одном здании был фальшивый фронтон, чтобы придать ему вид двухэтажного, другое было выкрашено под кирпич, третье претендовало быть мраморным храмом.
Но все они были похожи в одном, в том что были уродливейшими предметами, когда-либо употреблявшимися в качестве человеческого жилища, и на каждом из них можно было читать тайную мысль его собственника: занимать его год-другой, затем перекочевать куда-нибудь в другое место. Единственно, что украшало это место, и то почти вопреки намерению его жителей, это длинные ряды пересаженных тенистых деревьев, донельзя изуродованных, с оштукатуренными стволами, с подстриженными верхушками, но все же радующих глаз, растущих, живых.
Единственным зданием в поселении, носившим следы живописности, – был зерновой элеватор. Он не имел претензий казаться греческим храмом или швейцарским шале, но был просто крепким, грубым, честным зерновым элеватором.
В конце каждой улицы виднелась прерия с фермами, крыльями ветряных мельниц и длинными рядами живых изгородей; здесь, наконец, глаз несколько отдыхал: серо-зеленые живые изгороди, толстые, густые и высокие, были усеяны оранжевыми плодами, бесполезными вообще, но еще более желанными здесь, чем дождь в пустыне, потому что эти плоды были все же красивы и, качаясь на длинных, упругих ветвях, образовывали вместе с бледно-зелеными листьями цветную линию, услаждавшую утомленный однообразием взгляд.
– Такой городок – это место, откуда надо убираться как можно скорее, – так думал путешественник, задержанный здесь в зимнее время делами на два дня.
Он спросил о достопримечательностях городка. Чучело белой степной крысы, «вон там в трактире»; старый Бэкки Буллин, скальпированный индейцами сорок лет тому назад, и трубка, из которой когда-то курил Кит Кэрзин – это оказалось мало привлекательным для него, и он пошел в прерию, еще покрытую снегом.
Один след, видневшийся среди многочисленных следов собак, обратил на себя его внимание: это был след большого Джэка-зайца. Он спросил прохожего, забегают ли зайцы в поселок.
– «Нет, не думаю, никогда не видал».
Рабочий на мельнице дал такой же ответ, но маленький газетчик сказал: «Вы правы, здесь есть зайцы; там в степи их множество, и они часто забегают в город. Да, там живет здоровенный, здоровенный заяц, вон там – на огороде Сай Кэльба; о, очень большой Джэк, и такой черный, и такой белый, как шахматы».
Слова маленького газетчика направили гулявшего путника на восток.
«Здоровенный, здоровенный, очень большой» оказался самим маленьким Боевым Конем. Он не жил на огороде Кэльба; он забегал туда только случайно. Теперь его там не было, в эту минуту он сидел в обращенной на запад норке, потому что подымался резкий восточный ветер.
Это было прямо на восток от Мэдисонской улицы, и когда путник с трудом пробирался своей дорогой, заяц наблюдал за ним. Пока человек шел по дороге, Джэк был спокоен, но дорога вскоре поворачивала к северу, а человек оставил ее и пошел прямо. Тогда Джэк почуял надвигавшуюся неприятность. Лишь только человек оставил протоптанную дорожку, он выскочил из своей норы и, прыгнув, понесся по прерии прямо на восток.
Джэк-заяц убегает от своего врага обыкновенно восьми-девятифутовыми скачками и через каждые пять-шесть скачков делает наблюдательный прыжок, прыгая не вперед, но высоко в воздух, так чтобы быть выше всяких растений и кустов и сообразить положение.
Глупый молодой Джэк делает наблюдательные прыжки настолько часто, что они приходятся один на четыре, и, таким образом, тратит много лишнего времени; умный Джэк делает один разведочный прыжок на восемь-девять скачков.
Но Джэк Боевой Конь, удирая от врага, собирал все нужные ему сведения в одном прыжке на дюжину, удаляясь притом, по крайней мере, на десять, а то и до четырнадцати футов каждым из своих скачков. Еще одна особенность отмечала его следы. Когда бежит полевой или лесной заяц, его хвост плотно закинут на спину и не касается снега. Когда же бежит Джэк, его хвост опущен вниз или загнут в сторону, а кончик хвоста загнут или вытянут, смотря по характеру Джэка. У некоторых он направлен прямо вниз, и таким образом, часто оставляет маленькую полосу между отпечатками ног. Блестяще-черный хвост Боевого Коня был необычайной длины и при каждом скачке оставлял в снегу глубокую бороздку, такую глубокую, что этого одного было достаточно, чтобы определить, какой именно заяц оставил эти следы.
Некоторые зайцы, видя человека без собаки, чувствуют мало страху, но Боевой Конь, помня некоторые неприятные приключения при встречах с «убийцей на расстоянии», побежал от оврага, когда он был еще за семьдесят пять ярдов от него и, стелясь по снегу, помчался в юго-восточном направлении к изгороди, шедшей на восток. За этой изгородью он понесся, как низколетящий ястреб; наконец, через милю он достиг одной из своих нор; и здесь, поднявшись для наблюдения на задние лапки, он, наконец, успокоился.
Но ненадолго.
Через двадцать минут его большие, усиливающие звук уши уловили, благодаря близости к земле, правильный звук: кронч-кронч-кронч – шаги человеческих ног; он вскочил и увидел человека с блестящей палкой в руках; он подходил теперь ближе.
Боевой Конь вскочил и бросился к изгороди. Ни разу не сделал он «разведочного прыжка», пока проволока и перекладины не оказались между ним и его неприятелем; случайно предосторожность эта была излишней, потому что человек смотрел на следы и не заметил зайца.
Джэк бежал вдоль изгороди, приникая к земле и высматривая врагов.
Он знал теперь, что этот человек преследовал именно его, и старый инстинкт, порожденный неприятностями, понесенными его предками от врагов, был несомненно причиной, побудившей его сделать двойной след. Он побежал длинным прямым путем к отдаленной изгороди, пробежал с другой стороны ее пятьдесят ярдов, затем возвратился назад, снова пробежал по своим следам и побежал в другом направлении, пока не достиг одной из своих нор.
Всю предыдущую ночь он провел вне дома и очень охотно отдохнул бы теперь, когда солнце сверкало на снегу; но едва он добежал до норки и несколько там согрелся, как «трамп, трамп, трамп» опять возвестило неприятеля, и Джэк поспешил прочь.
Пробежав полмили, он остановился на небольшой возвышенности и заметил оттуда человека, все еще следовавшего за ним; поэтому рядом удивительных уловок он запутал свои следы; он сделал несколько зигзагов, которые сбили бы большинство преследователей; затем, пробежав сто ярдов мимо любимой норки, он вернулся к ней с другой стороны и уселся отдыхать, уверенный, что теперь неприятель окончательно сбит с толку.
Не так скоро, как прежде, но все же это пришло; «трамп, трамп, трамп».
Джэк проснулся, но сидел тихо.
Человек шагал по следам в ста ярдах впереди его; когда он стал приближаться, Джэк незаметно вскочил, понимая, что это незаурядный случай, требующий особых усилий. Они двигались по обширному кругу в пределах родной области Джэка и теперь находились на расстоянии менее мили от фермы с черной собакой. Там находился тот самый чудесный дощатый забор, где была спасительная для него куриная лазейка. Это было место хороших воспоминаний, здесь не один раз он выигрывал свою игру, здесь, наконец, он провел борзую.
Несомненно, скорее в силу общего побужденья, чем с каким-нибудь определенным планом натравить одного врага на другого, Боевой Конь, уже не скрываясь, помчался по снегу к месту жительства большой черной собаки.
Куриная лазейка была закрыта, и Боевой Конь, немало озадаченный, безуспешно обежал кругом забора, чтобы найти другой ход, пока, наконец, он не нашел около дома широко открытые ворота; во дворе на досках лежала, крепко уснув, большая собака, куры тоже дремали на солнышке в углу двора. Домашняя кошка осторожно пробиралась от сарая к кухне, когда Боевой Конь притаился в воротах.
Черная фигура его преследователя двигалась с далекого склона прерии.
Джэк тихонько прыгнул во двор. Длинноногий петух вместо того, чтобы заниматься своим делом, издал громкое кукуреку, увидев показавшегося вблизи зайца. Собака, гревшаяся на припеке, подняла голову и вскочила. Положение Джэка стало ужасно опасным. Он приник к снегу и превратился в кочку. Он сделал это искусно, но все же мог бы погибнуть, если бы не кошка. Без малейшего намерения или желания она спасла его. Черная собака сделала три шага по направлению к нему, хотя еще не заметила его, и загородила теперь единственный путь из двора; в это время кошка вышла из-за угла дома и, прыгнув на подоконник, сбросила вниз цветочный горшок. Этим неловким действием она нарушила вооруженный нейтралитет, существовавший между нею и собакой. Кошка помчалась к сараю; известно, что вида бегущего неприятеля вполне достаточно, чтобы вызвать собаку на бой. Они пронеслись в тридцати футах от присевшего зайца.
Лишь только они скрылись, Джэк повернулся и, даже не сказав: «благодарю вас, Китти», выскочил в открытое поле и помчался по твердо накатанной дороге.
Кошка была спасена хозяйкой дома; собака уже снова дремала, растянувшись на досках, когда прибыл человек, шедший по следам Джэка. В руках у него было не ружье, а крепкая палка, называемая иногда «собачьим лекарством», и только это не допустило собаку напасть на него.
Здесь, казалось, оканчивался след. Проделка, обдуманная или нет, имела успех, и заяц избавился от назойливого преследователя.
На следующий день путник снова стал разыскивать Джэка и нашел, правда, не его, но его след. Он узнал этот след по бороздке от хвоста, по длинным скачкам и малочисленным разведочным прыжкам, но на этот раз рядом с ним шел след меньшого зайца. Здесь они встретились, здесь они гнались друг за другом, вероятно, играя, потому что не было заметно никаких следов борьбы. Здесь они кормились или сидели вместе на солнышке, здесь они семенили бок о бок, а здесь снова бегали по снегу. Все время они были вместе.
Путник сделал из этого один возможный вывод: это был брачный сезон. Это была пара Джэков: Маленький Боевой Конь и его подруга.
Глава IV
Следующее лето было чудесным годом для Джэков.
Легкомысленный закон, назначивший награду за истребление ястребов и сов, вызвал общее избиение этих крылатых полисменов. Вследствие этого зайцы размножились в таких размерах, что угрожали опустошить страну.
Фермеры, издавшие этот закон и страдавшие от него, решили устроить большую охоту на зайцев.
Весь округ приглашен был явиться в назначенное утро на главную дорогу, к северу от поселка, чтобы пройти всю местность против ветра и загнать зайцев в огромный загон из густой проволочной изгороди. Собак решено было не брать, как слишком беспокойных; решено было также обойтись без ружей, как слишком опасных в толпе; но каждый взрослый человек и каждый мальчик взял с собой пару длинных палок и корзинку, полную камней. Женщины явились верхом и в тележках; многие имели при себе трещотки или рога и жестянки, чтобы производить шум. На многих тележках по бокам были привязаны целые связки старых жестянок или связанных брусков, чтобы, ударяясь о спицы колес, они бренчали; это должно было усилить оглушительный шум охоты. Так как зайцы обладают удивительно чувствительным слухом, то шум, который может привести в отчаяние человека, на них должен, вероятно, произвести умопомрачительное действие.
Погода была благоприятная, и в восемь часов утра отдан был приказ двинуться.
Линия наступления имела вначале около шести миль длины; на каждые тридцать-сорок ярдов приходился взрослый человек или мальчик. Повозки и всадники по необходимости держались почти исключительно дорог, но загонщики – это считалось для них вопросом чести – должны были быть готовы на всякие неудобства пути, чтобы не прерывать фронта. Наступление шло приблизительно по трем сторонам квадрата. Каждый человек производил столько шума, сколько было в его силах, и бил палкой по всем встречным кустам. Множество зайцев выскочили в прерию. Одни из них кинулись к линиям наступления, где их встретил град камней, тут же уложивший многих из них. Один или два Джэка прорвались и спаслись, но большая часть была прогнана вперед. Сначала число выскакивавших зайцев было невелико, но, прежде чем охота прошла три мили, зайцы понеслись впереди загонщиков во всех направлениях.
Через пять миль, т.е. приблизительно через три часа, крыльям линий дан был приказ смыкаться. Расстояние между людьми сокращалось, наконец, сделалось менее десяти футов, и вся охота стала сводиться к загону с его двумя длинными направляющими крыльями или изгородями; концы линий наступления соединились с этими крыльями, и круг был замкнут. Верховые двигались теперь быстро; десятки зайцев, пробегавших слишком близко от загонщиков, были уже убиты, тела их усеяли землю, но число живых Джэков, казалось, все росло; когда цепи загонщиков сомкнулись, прежде чем жертвы были заперты в загоне, двух акровое пространство, окруженное охотой, представляло кишащую толпу метавшихся, скакавших, прыгавших зайцев. Они метались, кружились и прыгали, высматривая возможность ускользнуть; но неумолимая толпа преследователей все густела по мере того, как круг суживался, и вся толпа зайцев теснилась около входа в загон; одни бессмысленно сидели на корточках посередине, другие скакали вдоль внешней стены, третьи искали убежища в уголках или прятались друг за друга.
А Маленький Боевой Конь?
Где был он все это время?
Охота гнала его вперед, и он был одним из первых, вбежавших в загон. Тут был предусмотрен любопытный план отбора. Загон должен был оказаться смертельной ловушкой для всех зайцев, кроме самых лучших, самых здоровых. А там было много нездоровых. Тот, кто считает всех диких животных одинаково здоровыми и крепкими существами, был бы поражен, увидав, сколько хромых, искалеченных и больных было в этом загоне среди четырех или пяти тысяч Джэков.
Это была римская победа: пленную чернь ждала гибель тут же. Отборные должны были быть сохранены для арены.
Для арены? Да, для травли.
В этом загоне, в этой ловушке заблаговременно было расставлено вдоль стен большое количество маленьких ящиков; они шли вдоль стен целыми рядами; их было, по крайней мере, пятьсот, и каждый из них был достаточно велик, чтобы вместить одного зайца.
При последнем натиске загонщиков быстрейшие Джэки первые вбежали в загон. Одни были быстры, но глупы; раз забравшись туда, они безумно метались по загону; другие были быстры и понятливы, они скоро нашли убежище, приготовленное в маленьких ящиках; все эти ящички оказались скоро занятыми. Таким образом, пятьсот быстрейших и умнейших зайцев было отобрано, если и не самым безошибочным, то простейшим и легчайшим способом. Эти пятьсот зайцев предназначались для травли борзыми.
Кишащая масса с лишком четырех тысяч остальных зайцев была тут же безжалостно перебита.
Пятьсот маленьких ящиков с пятьюстами черноглазыми Джэками были отправлены с первым поездом; в их числе был Джэк Боевой Конь.
Глава V
Зайцы относятся к своим горестям легко, и не надо думать, чтобы заключенные в ящики Джэки чувствовали особенно сильный страх, после того как миновало смятение побоища.
Когда они были доставлены на «звериное ристалище» вблизи большого города и были очень осторожно высажены один за другим – да, осторожно; римская стража заботливо относилась к своим пленным, неся ответственность за них, Джэки нашли мало основания быть недовольными большой загородкой, с обильной хорошей пищей, где к тому же не было видно врагов, и нечего, стало быть, было тревожиться.
На следующее же утро началась их тренировка. Были открыты десятка два решетчатых дверец, ведших в значительно более обширное пространство – место садок.
После того, как большинство Джэков выбежало из этих дверец, появилась толпа мальчиков и погнала их обратно, шумно их преследуя, пока все они не оказались снова в меньшем поле, называемом охотниками «гаванью». Через несколько дней Джэки уже знали, что при преследовании спасение заключается в том, чтобы через какую-нибудь из этих дверец вернуться в «гавань».
Теперь приступили к следующему уроку.
Вся стая была выгнана через боковые дверцы на длинную дорожку, которая огибала три стороны ристалища и вела к другой изгороди в дальнем конце его. Это была барьерная загородка. Дверцы ее на арену, то есть на ристалище, были открыты; зайцев выгнали, и тогда спрятанная там толпа мальчишек и свора собак выскочили и бросились преследовать зайцев по открытому пространству. Вся армия, скача и прыгая, кинулась вперед, при чем некоторые из юных Джэков проделывали по привычке свои разведочные прыжки, но впереди всех, низко несясь, мчался роскошный черно-белый заяц; стройный, с блестящими глазами, он обратил на себя внимание еще в загородке, но теперь, в открытом пространстве, он вел толпу такими громадными скачками, что скоро оказался на таком же расстоянии от остальных зайцев, на каком они были от собак.
– Посмотрите-ка на него, посмотрите, разве это не Маленький Боевой Конь? – воскликнул оборванный мальчик-ирландец, конюх. Так получил он свое прозвище. Пройдя половину ристалища, Джэки вспомнили гавань и все понеслись к ней, как снежное облачко по сугробам.
Это был второй урок: направляться прямо к гавани, как только их выгоняют из барьера. Через неделю все Джэки изучили это и были готовы к большому собранию Клуба Садок.
Маленький же Боевой Конь стал теперь хорошо известен грумам и праздным зевакам; его цвета ясно отмечали его; и его предводительство было до некоторой степени признано длинноухим стадом, бегавшим за ним.
Он фигурировал вместе с собаками в разговорах и пари людей.
– Не знаю, собирается ли старый Дигнэм пускать в этом году своего Минки?
– Не знаю, право; но, если он его выпустит, держу пари, что Маленький Боевой Конь вымотает душу у него и у его товарищей.
– А я держу пари три против одного, что моя старая Джэн схватит Боевого Коня, прежде чем тот пройдет большое поле, – проворчал собственник собак.
– Я принимаю это пари в долларах, – произнес Миккэй, – и, более того, я поставлю свое месячное жалованье, что во всей своре нет ни одной собаки, которая могла бы повернуть Боевого Коня хоть раз за все садки.
Так они спорили и держали пари, но с каждым днем, по мере того, как они готовили зайцев на садки, таких лиц, которые убеждались, что нашли в Боевом Коне удивительного бегуна, оказывалось все больше.
Они видели в нем бегуна, который покажет лучшим борзым нечто, весьма редко случающееся: прямую гонку от барьера по большому полю прямо в гавань.
Глава VI
В первое утро садок погода была ясная и благоприятная.
Места для зрителей были наполнены городской публикой. Обычные посетители спортивных зрелищ явились в полном составе. Кое-где виднелись псари, ведшие на смычках борзых поодиночке или парами; из-под покрывал, надетых на собак, видны были их мускулистые ноги, змеиные шеи, стройные головы с длинными челюстями пресмыкающихся и живые, нервные желтые глаза: сочетание природной силы и человеческой изобретательности, самые удивительные скаковые машины, когда-либо созданные из тела и крови. Их собственники охраняли их, как драгоценности, ухаживали за ними, как за младенцами, и тщательно смотрели за тем, чтобы они не съели какого-либо случайного куска пищи, или не обнюхали какого-нибудь подозрительного предмета и чтобы к ним не приближались посторонние лица. На этих собак были поставлены большие суммы, а бывали случаи, что собакам подкидывали кусок говядины с булавкой внутри или с какой-нибудь отравой, или давали обнюхать вещь, намазанную каким-нибудь особым составом, и великолепная борзая превращалась в безжизненное, вялое животное; а для ее собственника это могло быть разорением.
Собаки, входящие в каждый разряд, соединяются попарно, так как каждая угонка является состязанием борзых-соперниц; победительницы в первых угонках снова соединяются затем в пары. Для каждой пары выгоняют одного зайца из барьерного пункта; около него находятся на привязи соперничающие собаки, – их держит лицо, пускающее их за зайцем. Лишь только заяц пустится бежать, человек этот должен спустить собак и одновременно пустить их в погоню. На арене верхом на хорошей лошади находится судья садок, одетый в красный костюм. Он следит за ходом садок.
Заяц, помня свою тренировку, спешит по открытому пространству к гавани, причем он виден со всех мест для зрителей. Собаки несутся за Джэком. Когда быстрейшая из них приближается настолько, что положение зайца становится опасным, он начинает применять все свои уловки, чтобы провести ее. Всякий раз, как заяц делает это, борзой это ставится в счет; окончательное очко она получает, умертвив зайца.
Иногда борзая убивает зайца на расстоянии какой-нибудь сотни ярдов от барьера: это указывает на слабость Джэка; большей частью это случается перед трибунами для зрителей; но в редких случаях бывает, что Джэк несется по открытому ристалищу добрую полумилю, и, увертываясь некоторое время, находит безопасное убежище в гавани.
Возможны четыре исхода; первые два: быстрое умерщвление и быстрое достижение гавани; если ни того, ни другого не последует, собак сменяют, так как, если их продержать слишком долго на арене, они могут пострадать от упадка сердечной деятельности вследствие страшного напряжения при гонке по жаре; наконец, для зайцев, которые продолжительным увертыванием ускользают от собак и затягивают гонку, но все же не достигают гавани – имеется наготове заряженное дробью ружье.
На звериной травле в Кэскэду возможно столько же злоупотреблений, сколько на лошадиных скачках, столько же попыток мошенничества; и здесь так же, как на скачках, необходимо, чтобы судья и лица, спускающие собак со старта, были вне подозрения.
Накануне дня травли господин с брильянтовыми кольцами на всех пальцах встретил ирландца Миккея, – случайно. Господин угостил ирландца сигарой; было видно, что он ничего больше не передал ему; но сигара была в зеленой обертке (крупный кредитный билет), и Миккей снял ее пред тем, как закурить. Затем господин сказал: «Если вы будете завтра пускать собак и случится, что Минки Дигнэма провалится, – вы получите еще одну сигару».
– Ладно; но, если бы я пускал собак, держу пари, что не только Минки никогда ничего не выиграла бы, но и другая борзая в ее паре гналась бы также неудачно.
– Почему? – человек с брильянтами заинтересовался. – Хорошо устройте так; за это – две сигары.
Слаймэн, пускавший обыкновенно собак, поступал всегда честно и не поддавался ни на какие соблазны; это было хорошо известно.
Большинство верило в него, но были и недовольные, и, когда человек с кучей золотых брелоков на часовой цепочке приблизился к распорядителю и выставил против Слаймэна ряд серьезных и хорошо обоснованных обвинений, то поневоле пришлось устранить его на время расследования, и таким образом Миккей занял временно его место.
Миккей был беден и не слишком щепетилен. Перед ним был случай заработать в одну минуту годовое жалованье; он не видел ничего дурного в этом, тем более, что это не должно было причинить никакого вреда ни собаке, ни зайцу.
Один Джэк похож на другого. Все это знают; это только вопрос выбора Джэка.
Садки начались.
Пятьдесят зайцев было уже выпущено и затравлено. Миккей делал свое дело удовлетворительно; ловко и вовремя спускал он со смычка пару за парой. Никто не заявлял против него претензий, и он продолжал спускать собак.
Теперь наступили последние садки на кубок, – на кубок и на большие ставки.
Глава VII
Гибкие и изящные собаки ожидали своей очереди. Минки и ее соперница были в первой паре. Пока все шло правильно, и кто может сказать, что то, что последовало, было неправильно? Миккей мог выпустить какого ему угодно Джэка.
– Номер третий! – крикнул он своему товарищу.
Из барьера выскочил Маленький Боевой Конь; белы и черны были его большие уши, легки и низки были его пятифутовые скачки; дико оглядывая непривычную толпу, теснившуюся около ристалища, он высоко подскочил в изумительном разведочном прыжке.
– «Гррррр»! – крикнул выпускавший его человек, а его товарищ заколотил палкой по изгороди. Прыжки Боевого Коня стали длиннее, дойдя до восьми и даже до девяти футов.
– «Гррррр»! – и прыжки дошли до десяти-двенадцати футов.
Когда он ушел на тридцать ярдов, были выпущены собаки: безусловно одновременно; некоторые, впрочем, полагали, что это могло быть сделано раньше, когда заяц был на расстоянии двадцати ярдов.
– «Грррррр! гррррррр»! – и Боевой Конь делал уже четырнадцатифутовые скачки, и между ними ни одного разведочного прыжка.
– «Гррррр»! Удивительные борзыя!
Они мчались, как вихрь, но Боевой Конь находился впереди них, несясь, подобно белой морской чайке или облачку.
Дальше – мимо трибун для зрителей. Сокращали ли собаки первоначальное расстояние между собой и зайцем?
Сокращали! Это расстояние увеличивалось!
В меньший промежуток, чем нужно для того, чтобы рассказать это, черное с белым перекати-поле уже пронеслось в дверцы гавани, так похожие на милую старую куриную лазейку в заборе, там на родине, и борзые остановились среди рева насмешек и восторженных криков в честь Маленького Боевого Коня.
Как хохотал Миккей!
Как бранился Дигнэм!
Как журналисты писали, писали, писали!
На следующий день во всех газетах была заметка: «Чудесный подвиг Джэка-зайца»: «Маленький Боевой Конь, как его прозвали, совершенно посрамил двух знаменитейших борзых на ристалище» и т. д.
Среди собственников собак происходил жестокий спор. Это была игра в ничью, так как ни в чей счет не было ничего внесено, и Минки и ее соперница были еще раз допущены к бегу; но гонка за Боевым Конем их слишком утомила, и они не имели никакой удачи.
Миккей встретил на следующий день господина с брильянтами: опять случайно.
– Возьмите сигару, Миккей.
– Охотно, сэр. Право, они так хороши, что я не отказался бы от двух; благодарю вас, сэр.
Глава VIII
С этого времени Маленький Боевой Конь сделался гордостью молодого ирландца.
Слаймэн был с честью восстановлен в своей должности, а Миккей низведен в ранг пускателя Джэков; но это только содействовало обращению его симпатий от собак к зайцам, или, точнее, к Боевому Коню, потому что из всех пятисот привезенных из загона зайцев он один приобрел известность.
Там было несколько таких, которые благополучно пробегали ристалище и бежали снова на другой день, но он один пробежал гонку, не сделав ни одного поворота на ходу. Два раза в неделю происходила травля; сорок-пятьдесят Джэков затравливали каждый раз, и пятьсот зайцев, привезенных из загона, были уже почти все истреблены на арене.
Боевой Конь бегал каждый день садок и каждый раз также быстро достигал гавани. Миккей проникся безумным энтузиазмом к своему любимцу. Он чувствовал положительную привязанность к стройному скакуну и стойко спорил со всеми, утверждая, что этот Джэк оказывает собакам положительную честь, даже побивая их.
Редко случается, что Джэк вообще пробегает ристалище, так редко что, когда Боевой Конь проделал это шесть раз, не увертываясь, газеты обратили на это внимание, и после каждой травли в них появлялись заметки: «Маленький Боевой Конь снова пробежал ристалище; старожилы говорят, что это показывает, как ухудшается порода наших собак».
После шестого раза надсмотрщики над зайцами пришли в восторг, а Миккей, главнокомандующий этой армии, впал в совершенно неумеренное восхищение.
– Будь я проклят; он имеет право быть выпущенным на свободу. Он завоевал свою свободу, как каждый американец, – прибавлял он в виде призыва к патриотизму распорядителя садок, который был собственником Джэков.
– Хорошо, Микк; если он возьмет тринадцать раз, ты можешь отправить его в его родную страну, – был ответ распорядителя.
– Хорошо; но, может быть, достаточно десяти раз?
– Нет, нет; мне он нужен, чтобы выбить спесь из головы некоторых новых собак, которые должны прибыть.
– Тринадцать раз, и он свободен; ладно.
Около этого времени прибыла новая партия зайцев; один из них был окрашен очень сходно с Маленьким Боевым Конем. Он совсем не обладал такой скоростью, но, во избежание ошибок, Миккей поймал своего любимца и загнал его в один из обитых мягких ящичков, чтобы отметить его острым резцом, которым контролер пробивал билеты у входа на садки.
Резец был острый; явственная звездочка была просечена в тонкой коже уха.
Миккей воскликнул: – право, я вырежу по звезде за каждый пробег, который ты делаешь.
Итак, он вырезал шесть звезд в ряд.
– Слушай, Боевой Конь; ты будешь свободным зайцем, когда получишь тринадцать звезд, как в нашем флаге, когда мы сделались свободными.
В течение недели Боевой Конь победил всех новых борзых и заслужил столько звезд, что на правом ухе не хватило места, и пришлось приступить к левому. Еще через неделю он победил на тринадцати садках и имел шесть звезд на левом ухе и семь на правом; газеты получили новый материал.
– Гип! Гип! Урра! – кричал Миккей. – Ура! Ты свободный зайчик, Джэк! Тринадцать всегда было счастливым числом: я никогда не слыхал, чтобы это обманывало.
Глава IX
– Да, я знаю, я обещал, – произнес распорядитель. – Но я хочу, чтобы он бежал еще один раз. Я держал пари за него против новой собаки. С ним не случится от этого ничего; он может это сделать. Ну, хорошо, послушай, Миккей, не дуйся. Только еще один бег сегодня. Собаки бегают два или три раза в день; почему не бежать два раза и Джэку.
– Собаки не рискуют своей жизнью, сэр.
– Ну, довольно.
Много новых зайцев привезено было за это время; больших и маленьких, мирных и воинственных. Один большой самец со свирепыми инстинктами, увидев, как Джэк Боевой Конь стремительно вбежал в это утро в гавань, воспользовался этим моментом, чтобы напасть на него.
В другое время Джэк избил бы ему физиономию, как он это однажды сделал с кошкой, и покончил бы дело в минуту; но теперь на это потребовалось много минут, в течение которых он сам изрядно пострадал; так что, когда наступило время бегов, он страдал от двух-трех царапин и заживавших ран; не серьезно, но достаточно, чтобы понизить его скорость.
Старт был очень похож на предыдущие бега. Боевой Конь понесся на всех парах, низко и легко, держа уши вверх, и ветерок гудел в их звездчатых дырочках.
Минки и Фанго, новая собака, бешено ринулись за ним, но, к изумлению людей, пустивших их, расстояние уменьшалось.
Боевой Конь терял расстояние, и как раз перед трибунами старый Минки заставил его увернуться; приветственный крик понесся со стороны собственников собак, потому что все знали и зайца, и борзых. На пятьдесят ярдов дальше Фанго заставил зайца снова увернуться, и гонка пошла назад к старту. Там стояли Слаймэр и Миккей.
Заяц увернулся. Борзые бросились на него; Джек не мог уйти, и в тот момент, когда гибель его казалась уже неизбежной, Боевой Конь прыгнул прямо к Миккею и через мгновенье спрятался у него на руках, между тем как ноги ирландца энергично отталкивали разъяренных собак. Неправдоподобно, чтобы Джэк узнал в Миккее друга; он только подчинился старому инстинкту бежать от известного врага к нейтральному или к возможному другу; случаю было угодно, чтобы на этот раз выбор оказался разумным и удачным. Приветственные крики понеслись со скамей зрителей, когда Миккей побежал назад со своим любимцем.
Но собственники собак протестовали: «это был неправильный бег, они требуют, чтобы он был закончен». Они обратились к распорядителю. Он ставил за Джэка против Фанго. Теперь он был раздражен и приказал начать новый бег.
Час передышки – это было все, что Миккей мог получить для зайца.
В начале гонки Боевой Конь побежал, как прежде, и Фанго и Минки за ним. Он казался теперь менее вялым, бежал лучше прежнего; но вскоре за трибунами Фанго заставил его увернуться, затем Минки; гонка пошла назад вдоль всего ристалища; туда и сюда метался заяц, безумно прыгая и едва ускользая от своих врагов. Несколько минут длилось это. Миккей видел, что уши его любимца опускались. Фанго прыгнул. Джэк увернулся почти из-под борзой, ускользнул и бросился назад, но только для того, чтобы встретить вторую собаку; теперь оба уха были опущены на спину. Но собаки также страдали. Их языки были высунуты; пасти и вздымавшиеся бока были покрыты пеной. Уши Боевого Коня снова поднялись. Его мужество, казалось, возрастало от вида их утомления. Он понесся прямо к гавани; но прямой бег был именно тем, на что собаки были еще способны; через сто ярдов он опять должен был повернуть, чтобы снова начать игру отчаянных зигзагов. В это время собственники собак заметили опасность, угрожавшую Фанго и Минки, и две новых собаки были выпущены на ристалище.
Две свежих собаки несомненно могли кончить гонку. Но они не кончили ее. Первые две были побеждены и, задыхаясь, бросили преследование, но новые гнались близко. Боевой Конь напряг все свои силы, он оставил первых двух далеко позади и был уже недалеко от гавани, когда приблизились новые.
Ничто, кроме уверток, не могло спасти его теперь. Его уши опускались, его сердце колотилось о ребра, но дух его был бодр. Он стал делать самые неожиданные зигзаги. Собаки то и дело сшибались друг с другом. Им часто казалось, что – вот-вот – и они поймали его. Одна из них схватила кончик его длинного черного хвоста, он ускользнул, но не мог добраться до гавани. Счастье было против него. Его притиснули ближе к трибунам. Тысячи глаз наблюдали за ним. Время гонок истекло. Вторая пара собак уже изнемогала, когда Миккей выскочил на ристалище, крича, как сумасшедший, бросая проклятия, издавая безумные звуки:
– Вы, трусливые канальи! Вы, грязные, трусливые канальи! – И он яростно устремился на собак, готовый избить их.
Служители прибежали и оттащили его с ристалища, а он продолжал выкрикивать проклятия и ругательства, осыпая собак и людей всевозможными оскорблениями, всеми скверными словами, какие он только мог вспомнить или придумать.
– Честная борьба! Где ваша честная игра, вы, лжецы, вы, грязные мошенники, вы, позорные трусы! – Его прогнали с арены. Последнее, что он видел, были четыре покрытых пеной собаки, еле бежавшие за обессиленным и истощенным Джэком, и судью на коне, дававшего знак человеку с ружьем.
Вход закрылся за ним, и Миккей услышал выстрел, страшный рев толпы, визг собак; он понял, что гонка Маленького Боевого Коня кончена.
Всю свою жизнь он любил собак, но его чувство честной игры было оскорблено. Он не мог видеть, что случилось, с того места, где находился. Он побежал по дорожке к гавани, откуда было все видно, и прибыл вовремя, чтобы увидеть Маленького Боевого Коня, вскакивавшего в гавань с полуподнятыми ушами; он сразу понял, что человек с ружьем промахнулся и угодил в собак, потому что толпа смотрела на двух людей, несших раненую борзую, в то время как ветеринарный врач ухаживал за другой собакой, которая задыхалась на земле.
Миккей оглянулся, схватил маленький ящик для зайцев, поставил его в конце гавани, заботливо загнал туда утомленное существо, закрыл крышку; затем, с ящичком под мышкой, перепрыгнул через ограду, никем незамеченный в происходившем смятении, и ушел.
– Это безразлично; он во всяком случае проиграл.
Он зашагал из города, сел на поезд на ближайшей станции и, проехав несколько часов, приехал в страну зайцев. Солнце давно зашло; звездная ночь спустилась над равниной. Среди ферм и живых изгородей Миккей Ду открыл ящичек и осторожно выпустил Боевого Коня.
Усмехаясь при этом, он произнес: – Наша старая Ирландия гордится, что еще раз выпускает на свободу тринадцать звезд.
Одно мгновение Маленький Боевой Конь смотрел в недоумении, затем сделал три-четыре длинных скачка и один разведочный прыжок, чтобы ориентироваться. Затем, развернув свои национальные цвета и подняв покрытые почетными знаками уши, он устремился к своей тяжко добытой свободе, сильный, как всегда, и исчез во мраке своей родной степи.
Его видели много раз в Кэскэду; в этой местности было много заячьих облав, но он, по-видимому, знает теперь какие-то способы ускользать от облавы, потому что среди многих тысяч зайцев, пойманных в загонах, никогда с тех пор не видели усеянных звездами ушей Маленького Боевого Коня.
