Об уме обезьян

Серия книг «Друг животных», 1909 г.

 7314

Обезьяны очень умны; они умнее всех остальных животных; они так смышлены, сообразительны, их поступки часто бывают так осмысленны, что кажутся человеческими.

Много наблюдений производилось над обезьянами, много рассказов существует об их уме, об их забавных выходках и проделках, о разных штуках, которым они так легко выучиваются, – об этом написаны целые книги, но на мой взгляд самые интересные из этих наблюдений это те, которые показывают нам, до чего обезьяны смышлены и сообразительны и как они любознательны, как внимательно рассматривают они все, что попадается им на глаза, как они за всем наблюдают, все запоминают; как настойчиво стараются часто добиться, как делается то или другое, как устроена та или другая вещь, для чего она служит и как с нею обращаться.

Особенно интересны в этом смысле наблюдения сестры известного ученого зоолога Роменса над одной молодой обезьяной из породы капуцинов. Капуцины водятся в Америке. У них довольно стройное тело с длинным цепким пушистым хвостом, довольно короткими руками и круглой головой; на лице довольно длинная борода. По нраву капуцины очень похожи на мартышек: они такие же живые, умные, веселые, любопытные и забавные. Вся жизнь их проходит на деревьях.

Она изо дня в день записывала свои наблюдение над обезьяной, записывала все ее выходки и проделки, и так образовался целый дневник, из которого я и приведу несколько мест.

Коричневый капуцин

Дневник 1880 г.

Декабря 18-е. Сегодня привезли к нам в клетке обезьяну-капуцина. Он казался испуганным, и громко визжал, когда его пересаживали из маленькой клетки в другую – побольше.

19-е. Я вывела его из клетки, в которой он провел всю ночь, и надела цепь на его ошейник. Он вел себя кротко и послушно и прятал лицо ко мне в колени.

20-е. Стал гораздо живее, выказывает некоторый задор, особенно с прислугой. Очень полюбил мою мать; нежно и ласково играет с ней в ее постели (она держит его при этом за цепь), но сердито кидается на служанок, когда те подходят к постели. Сегодня я заметила, что когда он не может раскусить ореха, то бьет по нему плоским дном блюдца, которое ему поставили для питья. Весь день он проводит в беспрерывном движении, а ночью аккуратно укрывается теплыми платками и спит, не просыпаясь, до 8 часов утра.

21-е. Я замечаю в нем любовь к проказам. Сегодня он взял рюмку и чашечку для яиц. Рюмку он из всех сил бросил об пол и, разумеется, разбил. Бросив на пол и чашечку и убедившись, что таким образом разбить се нельзя, он стал оглядываться, отыскивая какой-нибудь твердый предмет, о который ее можно было бы разбить. Медный столбик кровати показался ему пригодным для этой цели: он поднял чашечку высоко над головой и несколько раз стукнул ею о столбик. Когда она разлетелась вдребезги, он успокоился. Палки он ломает, засовывая их между стеной и каким-нибудь тяжелым предметом и налегая всею своею тяжестью на свободный конец палки. Чтобы уничтожить что-нибудь из платья, он прежде всего старательно выдергивает нитки по швам, распарывая таким образом вещь, и уже потом рвет ее зубами.

Если он завладеет какой-нибудь ненужной вещью и видит, что нам ее не жалко, он скоро ее бросает; но если это ценная вещь, хотя бы даже клочок бумаги, и он видит, что мы о ней беспокоимся – ничем не принудишь его выпустить ее из рук. Никакое, даже самое лакомое угощение, не отвлечет тогда его внимания; бранишь его – он только больше сердится и держит вещь, пока не уничтожит ее без остатка. Я дала ему сегодня молоток, чтобы бить орехи, и он действует им совершенно правильно.

22-е. Сегодня в ту комнату, где он привязан, вошло незнакомое ему лицо – портниха, и я дала ему орех, чтобы показать ей, как он разбивает его молотком. Орех оказался испорченным, и портниха засмеялась над его разочарованием. Он очень рассердился и принялся швырять в нее, чем попало; сперва бросил орех, потом молоток, потом кофейник, который выхватил из камина и, наконец, свои покрывала. Он бросает вещи с замечательной силой и верностью; прежде чем бросить вещь, он берет ее в обе руки и поднимает высоко над головой, вытянувшись при этом во весь рост.

24-е. Сегодня, когда я брала его от моей матери, после утренней его игры у нее на постели, он укусил меня в нескольких местах. Я не обратила на это внимания, но он сам устыдился своего поведения, закрыл лицо руками и просидел неподвижно несколько минут.

Кроме прочих проказ, он любит опрокидывать вещи, но всегда принимает меры, чтобы вещь не упала на него. Так, например, он берет стул, тянет его к себе, и когда стул начинает опрокидываться, устремляет внимательный взгляд на верхнюю перекладину спинки стула; как только стул начинает на него валиться, он выскакивает из-под него и с наслаждением следит за его падением. То же и с более тяжелыми предметами. У меня есть, например, умывальник с тяжелой мраморной доской; этот умывальник он опрокидывал несколько раз, не жалея труда, и ни разу при этом не ушиб себя. (Тяжелые предметы он опрокидывает с крайней осторожностью, внимательно изучая их и раскачивая по нескольку раз до окончательного толчка.)

25-е. Сегодня я заметила, что если орех или какой-нибудь предмет, которым ему хочется завладеть, находится дальше длины его цепи, он старается подогнать его к себе палкой, или, если и это не помогает, становится на ноги, берет свое покрывало и, придерживая его за два угла, закидывает через голову себе на спину; потом, не выпуская из рук концов, изо всей силы перекидывает платок вперед: когда платок растянется и накроет орех, он притягивает платок к себе, а с ним и орех.

Если случится, что его цепь замотается вокруг вешалки, которую ему дали для лазанья, и станет таким образом слишком для него коротка, он принимается внимательно ее осматривать и вытягивать пальцами то в ту, то в другую сторону; заметив, как идут повороты цепи, он начинает кружить в разных направлениях, пока не распутает цепи. Часто он подхватывает цепь хвостом, приподнимает ее высоко над спиной и носит таким образом, чтобы она не путалась у него под ногами.

По утрам, когда я расстегиваю его цепь перед тем, как нести его к моей матери, он всегда приходит в волнение: скачет вокруг меня и потягивает цепь. Иногда же, если цепь запутается, и я замешкаюсь над ней дольше обыкновенного, он спокойно садится подле меня и начинает потрагивать цепь пальцами, точно хочет мне помочь. Не могу, однако, сказать, чтобы помощь его была особенно существенна.

27-е. Сегодня он завладел довольно ценным документом, и я, по обыкновению, ничем не могла убедить его отдать мне бумагу. Все, что я ни предлагала ему из еды, он отверг с пренебрежением, а когда я его уговаривала, только щелкал зубами. Когда, наконец, я пригрозила ему тростью, он разозлился и кинулся на меня с оскаленными зубами. В эту минуту вошла моя мать и села подле него. Он тотчас же вспрыгнул к ней на колени и совершенно спокойно позволил ей взять у себя бумагу.

28-е. Цепь его прикреплена к мраморной доске умывальника, стоящего у стены. Умывальник очень тяжел, и если б он вздумал тянуть его за собою за цепь, он мог бы себя ушибить; поэтому, когда ему хочется напроказить в таком месте, до которого не достает его цепь, он идет к умывальнику, засовывает руку между задней его стенкой и стеной и отодвигает его от стены настолько, чтобы можно было пролезть в образовавшийся промежуток. Затем, он забирается за умывальник, упирается спиной в стену, а всеми четырьмя руками в заднюю стенку умывальника и отодвигает его настолько, насколько это позволяет длина его рук.

Впрочем, он делает это только тогда, когда ему хочется напроказить: пища, например, если она находится от него дальше длины его цепи – не представляет для него в этом случае достаточно сильного соблазна. Так, сегодня он вздумал стаскивать клеенчатую покрышку со стоявшего подле него сундука. Я отодвинула сундук, и когда он увидел, что не может до него достать, то отправился к умывальнику, и принялся толкать его к сундуку: придвинув умывальник достаточно близко, он подбежал к сундуку и сдернул клеенку.

Он, по-видимому, прекрасно понимает, к какому именно месту прикреплена его цепь, и знает, что если б у него хватило ума разомкнуть цепь, он был бы свободен. Когда оказалось, что он научился двигать мраморный умывальник, мы ввинтили в пол кольцо и приковали его. С той минуты, как цепь прикрепили к кольцу, он начал исследовать, как она прикреплена, и провел над этим занятием несколько часов, быстро пропуская взад и вперед цепь сквозь кольцо. Убедившись, что от этого цепь не становится длиннее, он принялся изо всей силы колотить ею по кольцу и колотил таким образом до самого вечера.

30-е. Он все еще продолжает работать над цепью в месте ее прикрепления. Он несколько раз пропустил цепь сквозь кольцо все в одну сторону; наконец, цепь стада совсем короткая и застряла в кольце, так что мне пришлось провозиться с четверть часа, чтобы ее распутать. Он очень заинтересовался этим; уселся подле меня и внимательно следил за моими пальцами; иногда он отодвигал их тихонько в сторону, чтобы лучше видеть, иногда же заглядывал, мне в лицо быстрым, умным взглядом, точно спрашивал, как я это делаю.

Когда я распутала и удлинила цепь, он стал по-прежнему возиться с нею целыми часами, но уже больше ни разу не заматывал ее вокруг кольца.

31-е. Сегодня он прищемил себе палец на ноге вешалкой. Должно быть, ему было очень больно: но несмотря на это, он не кричал и не пытался высвободить ногу, что было бы бесполезно и причинило бы ему только сильнейшую боль: он сидел почти неподвижно и только тихонько, жалобно стонал, пока я не заметила, что с ним что-то неладно. Пока я вытаскивала его ногу, он не шевелился – хотя я, наверное, причиняла ему боль – и только глядел на меня благодарным взглядом.

1-е января 1881 г. Он отказался от всяких попыток отстегнуть цепь собственными силами: сначала он всячески пытался сделать это, но когда это ему не удалось, отказался от всякой надежды. Теперь, когда его привязывают, он сердится. Когда я отстегиваю цепь, он очень доволен, а когда я его привязываю, он некоторое время выжидает и когда убедится, что его привязывают, а не отвязывают, кидается и кусает меня.

10-е. Привязанность его к моей матери усилилась. Как только она выходит из комнаты, он забывает об играх и проказах и принимается непрерывно кружиться на одном месте, издавая по временам особенный нежный, призывной звук, которого он никогда не издает при матери, и внимательно прислушивается в промежутках. Все время ее отсутствия он не хочет знать ни покоя, ни развлечений, и никогда или почти никогда не сердится, но стоит ей войти в комнату – и он принимается за старое и становится с другими даже злее прежнего.

Моя мать часто отнимает у него ту или другую вещь, и на нее он никогда не сердится, как рассердился бы на всякого другого. Но обыкновенно, когда она отнимает у него что-нибудь такое, с чем ему жалко расстаться, он сердито щелкает зубами на кого-нибудь другого.

Когда моя мать зовет прислугу – если, например, служанка вышла из комнаты и моя мать кричит ей, чтобы она возвратилась – он сердится на служанку и встречает ее градом метательных снарядов. Когда моей матери нет дома, он позволяет мне делать с ним все, что мне вздумается, так же, как позволяет это ей, когда она дома. Может быть, он не сердится на меня в ее отсутствии потому, что ему скучно, а может быть, считает благоразумным не ссориться со мной, когда его лучшего друга с ним нет. Стоит моей матери войти в комнату, и вся его сварливость по отношению к другим возвращается к нему еще в сильнейшей степени.

11-е. Теперь, когда он хочет запустить в вас чем-нибудь, он первым делом карабкается на перекладину вешалки; очевидно, он заметил, что за свои ноги никто особенно не боится; а между тем он не настолько силен, чтобы, швырнув какою-нибудь тяжелою вещью (в роде кочерги или молотка), попасть ею человеку в голову; поэтому он взбирается на вешалку, чтобы быть на одной высоте с головой неприятеля, и таким образом попадает своими метательными снарядами выше и дальше.

14-е. Сегодня он взял щетку е привинчивающейся ручкой. Он скоро научился отвинчивать ручку и как только отвинтил, стать добиваться, как она привинчивается, и, в конце концов, добился. Сначала он повернул ручку к дырочке не тем концом, потом стал вертеть ее и так и сяк и, наконец, повернул надлежащим концом. Увидев, что ручка не держится, он снова повернул ее прежним концом и стал старательно втыкать в дырочку, но тотчас же опять повернул, как следует. Нечего и говорить, что для него это была трудная задача; для того, чтобы ввинтить ручку, он должен был держать ее в надлежащем положении и вертеть обеими руками, а между тем длинная щетина щетки не давала ей стоять прямо и неподвижно. Он придерживал щетку задней рукой, но далее и при этом условии ему было очень трудно попасть винтом в нарез и сделать первый поворот.

Несмотря на это, он работал с неутомимой настойчивостью и, когда первый поворот был сделан, принялся вертеть ручку очень быстро и завинтил ее до самого конца. Замечательнее всего было то, что, несмотря на постоянные неудачи в начале работы, он ни разу не попробовал повернуть винт в другую сторону, а все время вертел его справа налево. Завинтив ручку, он тотчас же ее отвинтил, потом снова завинтил уже легче, чем в первый раз, и проделал это несколько раз. Напрактиковавшись достаточно в искусстве отвинчивание и завинчивания, он бросил щетку и занялся другим.

Замечательно то, что он так усердно трудился над делом, которое не могло доставить ему никакой выгоды. Это также не желание одобрения, так как он не обращает при этом никакого внимание на зрителей; это просто бескорыстное желание узнать, как вещь устроена, и пока он не добьется этого, он ни на минуту не успокоится и ничем не развлечется.

16-е. Когда он сердится, а под рукой у него только такие вещи, которые он хотел бы сохранить при себе, он берет вещь и притворяется, что хочет запустить ее в своего врага, но ни за что ее не бросит. Старую игрушку, которая ему уже надоела, он швыряет в вас без малейшего колебания, тогда как новую, которою он дорожит, он только поднимет, проделает с нею все движение и стукнет ею об пол, не выпуская ее из рук.

18-е. Сегодня он страшно рассердился на служанку, когда та стала подметать подле него длинной щеткой, и хватался за щетку всякий раз, как служанка начинала мести. Тогда щетку взяла моя мать, и он не только перестал сердиться, но тотчас же стал помогать ей мести, сгребая сор руками в кучки и пододвигая кучки под щетку.

20-е. Сегодня он оборвал цепь и с яростью кинулся, было, на служанку, но, увидев мою мать, тотчас вспрыгнул к ней на колени. Пока ему готовили другую цепь, он подошел к сундуку, в котором лежат орехи. Добравшись до сундука, он начал трогать пальцами замок. Я дала ему ключ, и два битых часа он пробовал отпереть сундук ключом. Замок у этого сундука немного испорчен и отмыкается очень трудно: чтобы его отомкнуть, надо нажать крышку сундука; поэтому я была уверена, что обезьяна не в состоянии отпереть сундук, но постепенно она добилась того, что вставила ключ в замок; затем она стала поворачивать его то в ту, то в другую сторону, и после каждой такой попытки пробовала приподнять крышку, чтобы посмотреть, отперся ли сундук.

Что все это было подражание, следует из того, что всякий раз, как она вставляла ключ в замок и делала попытку отпереть сундук, она водила ключом вокруг замка снаружи. Объясняется это тем, что моя мать, у которой очень слабое зрение, часто не сразу попадает ключом в замок, а прежде чем попасть, водит ключом вокруг замка; обезьяна и подумала, что такое движение ключом вокруг замка необходимо, чтобы его отпереть, и хотя она сама прекрасно видела, куда следует вставлять ключ, но считала нужным проделать это.

1-е февраля. Его перевели в столовую и приковали там между камином и окном. Он кажется совсем несчастным, так как вследствие этой перемены реже видит мою мать.

4-е. Его дурное расположение духа продолжается, так что я боюсь, как бы он не захворал. Он ничем не играет, а сидит в углу, насупившись и весь дрожа. Я застала его сегодня совсем озябшим и несчастным и погрела ему руки. Он очень тих и кроток и, кажется, начинает ко мне привязываться.

8-е. С тех пор, как он полюбил меня, он повеселел. Теперь он любит меня, по-видимому, так же, как мою мать, то есть позволяет мне нянчить его, подходить к нему и даже отбирать у него вещи. Но все-таки, когда к нему приходит моя мать, он совершенно забывает обо мне, хотя и не выказывает ко мне прежней вражды.

10-е. Сегодня утром мы дали ему пучок палочек, и весь день он забавлялся тем, что совал их в огонь, потом вытаскивал и нюхал затлевшийся конец палки. Он берет с решетки камина горячую золу и проводит ею над своей головой и грудью, видимо наслаждаясь теплотой и никогда при этом не обжигаясь. Кроме того, он сыплет горячую золу себе на голову.

Я дала ему бумаги, и, так как цепь не пускает его к самому огню, он свернул из бумаги нечто вроде палки, сунул ее одним концом в огонь, вытащил, когда она загорелась, и с наслаждением следил, как она горела на решетке. Я дала ему целую газету; он разорвал ее на несколько кусков, свернул каждый кусок вышеописанным способом, так, что он доставал до огня, и сжег их все один за другим. При этом он ни разу не обжег себе пальцев.

13-е. Он легко отворяет и затворяет ставни, и это, видимо, доставляет ему удовольствие. На решетке камина он отвинтил все шишечки. Кроме того, он разобрал на части ручку звонка над камином, для чего ему пришлось отвинтить три винта.

14-е. Со мной он теперь до того любезен, что постоянно выделяет мне кусочки от своей еды. Иногда такое внимание с его стороны бывает не совсем приятно. Сегодня, например, он вынул из своей чашки и сунул мне в руку, когда я на него не смотрела, кусок хлеба, смоченного молоком. Наверное, он считал себя в таких случаях очень великодушным.