Похождения окопной крысы
Автор: Ф. Марз
Ничего... Никого... Все притаилось, надежно и уютно приютилось впотьмах. Из норы высунулся острый нос, за ним блестящий глаз. Вдвоем, они живо оценили положение: первый, отрывисто обнюхивая воздух и ощетинив усики; второй, зорко поглядывая туда, сюда и во все стороны.
Нет, можно утвердительно сказать, что наступило затишье.
Нос превратился в голову, длинные уши, шею и рукоподобные передние лапки. Другими словами, нос превратился в крысу, большую рыжую крысу. Никто никогда не снимал с нее мерки, но смело можно побиться об заклад, что в ней было не меньше полуметра считая от кончика носа до кончика хвоста.
Прилетела птичка и села на ветку лиственницы – одну из немногих уцелевших ее веток – и запела. В соседнем поле скрипнул перепел. Трясогузка прокричала: «Тут-тут, тут-тут», перебегая от одной лужи к другой.
Наконец, крыса вылезла наружу, – что за громоздкая, долговязая тварь! – и поскакала (никак не определишь крысиной походки: она не то ходит, не то прыгает), поскакала к небольшому прудику в лощине, отмеченному полоской поднимающегося тумана.
Первой ее заботой было напиться, утолить жажду; ибо вода для крысы – насущнее всего. Продержите ее сутки без воды, и более чем вероятно, что она околеет раньше двадцать четвертого часа.
Нечего и говорить, что крыса все время одним глазом поглядывала на воду, а другим осматривала окружающую тьму.
Как и всякая крыса, она, разумеется, была рождена сверхбдительной, но опыт последних месяцев удвоил даже эту бдительность.
И вот сразу случились две вещи. Во-первых, вода закипела, и над нею высунулся длинный нос со стекловидным глазом. Это была небольшая щука, которая, убедившись, что враг сильнее ее, погрузилась с чмокающим звуком обратно в воду. Во-вторых, что-то большое, твердое и грозное ударилось в землю в двадцати шагах от крысы и зарылось в ней, подняв облачко пыли.
Крыса метнулась к ближайшей норе, оказавшейся воронкой, вырытой снарядом. Однако, ничего не случилось, – взрыва не произошло. Вероятно, этот снаряд выпущен был где-то кверху и, проделав всю дорогу вверх, естественно камнем возвратился вниз; но почему-то он не взорвался, и крыса продолжала свои поиски, становясь все смелей в увеличивающейся темноте.
Она побежала по привычке вдоль пруда, пока не остановилась, как вкопанная, при виде двух темных пятен, двигавшихся впереди нее.
Крыса поспешно осмотрелась, подготовляя быстрое отступление и осторожно направилась к этим непонятным пятнам. Она произвела только слабый звук – не более, как ничтожное «шлеп» по грязи, но этого оказалось достаточно. Живо оба темных пятна нырнули вниз, к камышам.
Наступило молчание, которое вдруг нарушилось тихим шорохом и кудахтаньем, – пятна оказались двумя водяными курочками.
Трудно было поверить, что в этой местности могли до сих пор еще уцелеть две водяные курочки, но так оно было на самом деле.
Тогда крыса отважилась на рискованный шаг.
Она была очень голодна и поэтому, недолго думая, бросилась на курочек. Она напала на одну из них с тылу, взметнувшись из камышей, ударила кверху своими страшными желтыми зубами и рванула книзу волчьей ухваткой.
Но вместо того, чтобы пуститься наутек, курочки неожиданно пошли в атаку; одна из них истекала кровью из жестокой раны, но билась не на жизнь, а на смерть.
Ошеломленная крыса чувствовала своих врагов сверху, снизу и со всех сторон сразу. Мало того, они погнались за нею. Если она была мастерицей искать прикрытий, то таковы же были и ее противники. Если она умела залечь в засаду, а потом ударить сзади в чаще, то то же умели делать и они.
Но главное то, что они не давали ей возможности прятаться или искать прикрытия. Едва она успеет приняться за одну, как другая уже отплясывала военную пляску у нее на спине и целилась ей в глаза, а сердце крысы холодело от страха.
Водяные курочки основательно знали свое дело. Они всегда дрались между собой, когда не дрались с посторонними, и долбить глаза было для них самой привычной игрой. Крыса чувствовала, что попала впросак, – недаром кровь так и капала у нее с носа.
Наконец, ей удалось воспользоваться удачным моментом и пуститься наутек, лавируя между камышами, шлепая вдоль пруда. Затем она стрелой метнулась поперек поляны.
Если бы железную дорогу всю не разнесло вдребезги, так что на починку ее потребовалось бы несколько месяцев, можно было бы подумать, что надвигается курьерский поезд, но на самом деле это был снаряд. Крыса проворно нырнула в нору. В этой стране нор было несметное множество, но все они никуда ровно не вели. Казалось, будто всю окрестность заполнили гигантские кроты.
Крыса притаилась в норе, а мнимый поезд, мчась из выемки, налетел и пролетел над ее головой.
Тут иссиня-черное чернильное небо окрасилось ярко-оранжевым светом, раздался шум – рвущийся вздымающийся грохот. На миг крыса впала в забытье, когда же очнулась, все было снова тихо и черно вокруг, лишь там далеко, на юге, внезапно вспыхивала звезда-граната, да пулемет играл огненными блестками, подобно большой змее, попеременно высовывавшей и прятавшей огненное жало.
Крыса приподнялась и замерла, прислушиваясь. Там и сям чудился тихий шорох, – что-то мягко и тайно копошилось вокруг.
Она «застыла» и мгновенно прикурнула таким образом, что всякий принял бы ее за мертвую. Тут на нее впотьмах налетела маленькая мохнатая фигурка, подпрыгнула и, прежде чем крыса успела обернуться и куснуть, снова исчезла.
Тогда крыса выступила вперед и мгновенно провалилась в туннель, узкий и необитаемый, однако не совсем пустой. В нем было девять хлебных зерен, вероятно, забытых здесь полевой мышью; и то существо, что наткнулось на крысу, вероятно, и было полевой мышью.
Но что такое девять хлебных зерен для крысы? А закусить полевой мышью было так заманчиво... Крыса остановилась и стала озираться, пока мимо нее не проскользнула клинообразная тень, едва отмечаясь более темным пятном на фоне ночи.
Крыса бросилась за нею. Она мчалась, как все грызуны, несясь, как попало. Странная была эта погоня. Причудливая фигура крысы, скользящая в молчаливой темноте; а перед ней, чуть-чуть впереди, маленькая, чудная, головастая тень – подлинный головастик среди млекопитающих.
Они пробежали таким образом с полдюжины шагов – не потому чтобы полевой мыши хотелось бежать, но потому, что, как на беду, ни одной норы не попадалось по пути, – как вдруг, обе неожиданно поднялись на воздух и исчезли...
Крыса успела только сознать, что земля ускользает из-под нее; потом последовало ужасное ощущение скачки по воздуху, падения в темном пространстве, пахнущем сыростью и едким дымом, после чего крыса провалилась в черную тьму и очутилась в луже. Ей слышен был всплеск собственного падения и более слабый всплеск падения мыши, и оба гулко отразились от каких-то стен.
Крыса добралась вброд до менее жидкого ила и потратила добрых десять минут на чистку своей особы. В эту минуту для нее было гораздо важнее почиститься, чем даже поймать мышь, ибо такова натура крысы, кошки и домашней мухи. Она и думать забыла о мыши.
Яма, в которую угодила крыса, была коммуникационным окопом; а известно, что такого рода окопы редко бывают необитаемы.
Крыса как раз дошла до той части плеча, которой не достать языком. Ей пришлось поскрестись, потом почистить ту лапку, которой она скреблась, – как вдруг в окопе возникли звуки.
То были шлепанья и чмоканья и всевозможные подавленные шумы, а потом раздался глухой удар и всплеск, за которым последовал шепот.
Тут крыса, что было духу, помчалась вдоль по окопу, пока не наткнулась на повороте окопа на ноги человека, стоявшего неподвижно.
Услыхав ее шлепанье по грязи, он ткнул в ее сторону штыком. Крыса мигом остановилась. По счастливой случайности, штык пронзил самый кончик ее хвоста. Одно лишь резкое мучительное усилие, – и она понеслась дальше.
Хвост ее заканчивался броневидным кончиком, с которым она рассталась без особого труда.
Она погрузилась в грозную темноту, в которой ничего не могла рассмотреть по-настоящему.
Вскоре ей начали попадаться остатки солдатской еды. Она остановилась поесть мясных консервов. Ей и в голову не приходило, что за ней наблюдают чьи-то глаза.
Она продолжала жадно есть, мучимая голодом. И вдруг застыла и съежилась. Она присела на задних лапках, подвернув под себя передние, и злобно сверкая жестокими глазками в потемках. Одни только эти глаза казались живыми. Все остальное словно обратилось в камень. Она вытаращила их и так пристально впилась ими, что невозможно было сомневаться, на что именно она смотрит.
То было черное пятно, нечто смутное, тень скользящая все ближе и ближе к ней. То была кошка, маленькая, исхудалая, облезлая, черная бродячая кошка, которая умирала с голоду.
Кошка бросилась на крысу не тем упругим прыжком, который обычно делают здоровые и сильные кошки, но быстрым, как звук, движением.
Даже при дневном свете трудно было бы отразить подобную атаку.
Но крыса была не из таких, чтобы послужить жертвой первому встречному. За одну двадцатую секунды до того, как кошка спустилась на нее, она шевельнулась. Казалось, будто кошка наступила на пружину и отбросила крысу в сторону. Она разъехалась на четвереньках, с растопыренными когтями, но один из когтей попутно порезал плечо крысы, и та быстрее молнии взметнулась, оставив изрядный след на передней лапе кошки.
Едва успев прикоснуться к земле, кошка прыгнула вторично, на этот раз налетая на крысу сбоку, но та увернулась из-под нее, и хотя одна из кошачьих лапок пригвоздила ее хвост, крыса опять ударила зубами, целясь кверху на манер акулы, так что ее хвост немедленно оказался на воле.
Кружась волчком, кошка отвесила два закругленных удара, способных вышибить дух из многих крыс, но эта крыса увернулась от одного из них и встретила второй зубами. Слышно было, как они щелкнули и вонзились глубоко и сильно в тело кошки, в то самое время, как когти врага впивались в крысу.
Пять секунд продолжалась ужасающая, злобная возня. С плеча, носа и бока крысы обильно капала кровь. Во время этой рукопашной крыса два раза была подмята кошкой и два раза снова ускользала от цепляющихся когтей.
Они дрались не на жизнь, а на смерть. Эти два зверька и не подозревали, что находятся в нейтральной полосе между двумя рядами окопов; не подозревали, что поблизости имеется много человеческих глаз, и что глаза эти всматриваются в них с сосредоточенным и тревожным вниманием.
Но для этих глаз, напряженных до последнего предела бесконечным, мучительным всматриванием в темноту, два ничтожных зверька представляли собой все, что угодно: ночную атаку, неприятельского лазутчика, – все, что хотите. Ведь дравшиеся казались всего лишь черными пятнами на черной земле, а по земле может подкрасться любая опасность.
Наконец, обе хищницы покатились кубарем, сойдясь в смертоносной схватке; но тут же прыснули врозь, как обожженные, и присели, застыв без движения, внезапно озаренные ярким светом прожектора, отбросившим их тени чернильными пятнами на землю и выдавшим их головой всей этой выжидающей настороженной ночи.
Последовал тихий смех наблюдателей; кошка и крыса проворно обернулись навстречу звуку, свет прожектора погас, а кошки и крысы как не бывало. Они уже исчезли в двух противоположных направлениях.
