Животные-блюдолизы
Автор: Анри Купен, 1903 г.
Птицы почти всегда независимы в своем образе жизни: они живут на свой лад, и на свой счет, ничего не требуя от окружающих и желая только одного: чтобы их оставили в покое. Однако, известны исключения: существуют птицы, которые могут жить только вблизи других живых существ; они кормятся на их счет, охотно пользуясь даровым столом, подчас весьма обильным. Эти птицы-приживалки, истинные блюдолизы, не очень многочисленны; то, что мы собираемся о них сказать, будет достаточно, чтобы охарактеризовать в общих чертах всю эту группу.
Наиболее оригинальным представителем птиц-приживалок является несомненно плювиан, или бегунок, птица, которую арабы на своем образном языке называют «известителем крокодила», и которую можно было бы также хорошо назвать птицей-зубочисткой.
Все те, которые путешествовали по Египту, хорошо знают эту подвижную, проворную птицу с легкой грациозной походкой и поднятыми вверх красивыми крыльями, испещренными черными и белыми полосами.
Плювиан был известен уже в древности, как это видно из описания, сделанного Плинием.
«Когда крокодил, – рассказывает Плиний, – лежит на песке с раскрытым зевом, к нему приближается птица, входит в его пасть и принимается чистить се. Это доставляет видимое удовольствие крокодилу, который очень бережно обращается с птицей: чтобы не поранить ее, он как можно шире раскрывает свой огромный зев. Эта птица очень мала: по своей величине она не больше певчего дрозда; она живет вблизи воды, часто прилетает к крокодилу и, если он спит, будит его, щекоча ему клювом морду».
Хотя этот рассказ кажется несколько фантастическим, – Плиний передает его со слов Геродота, – но на самом деле он безусловно верен. Брем подтверждает его и замечает по этому поводу следующее:
То, что древние видели, можно констатировать и теперь; имя «известитель», данное этой птице; выбрано очень удачно и верно: она в действительности играет роль стража, извещающего об опасности, которая угрожает крокодилу и другим животным. Чуткая боязливая птица быстро реагирует на каждое впечатление: увидит ли она вдали лодку, бороздящую волны реки, человека, млекопитающее, большую птицу, реющую в воздухе, – она тотчас начинает беспокоиться и выражает свое беспокойство резкими криками. «Известитель» очень хитер, умен и рассудителен и отличается удивительной памятью. Если он относится, по-видимому, равнодушно к угрожающей опасности, то это значит, что он ее хорошо успел изучить и оценить по достоинству. С крокодилом он в большой дружбе, и не потому, конечно, что крокодил питает к нему особую симпатию; в великодушных чувствах крокодила заподозрить нельзя, и если он не проглатывает этой пичужки, то только потому, что она очень осторожна и подвижна, и вовремя замечая подозрительные движения пресмыкающегося, ловко увертывается от них. Живя в тех местах, где крокодил спит и греется на солнце, эта птичка отлично изучила своего страшного соседа, и знает, поэтому, как нужно вести себя по отношению к нему. Она свободно разгуливает по его спине, точно по траве, и лакомится пиявками и червями, прилипшими к верхнему щиту животного. Далее, она очищает ему пасть, вынимая клювом остатки пищи, застрявшие между зубами, и вытаскивая животных, приставших к его деснам и челюстям».
Крики, которые эта птица испускает, когда замечает что-нибудь подозрительное, предупреждают крокодила о близкой опасности, и животное поспешно прячется в воду, лишь только услышит этот тревожный сигнал. Они, таким образом, оказывают друг другу взаимные услуги, сами того, конечно, не зная.
Плювиан, впрочем, кормится не только тем, что находит съедобного в пасти крокодила; он истребляет также немало червей, моллюсков, насекомых, и пожирает даже целые куски мяса позвоночных животных, как об этом свидетельствует следующий факт.
«Однажды, – рассказывает Брем, – на берегу Белого Нила я увидел белого кобца, сидевшего на песчаной балке; кобцу удалось поймать большую рыбу, и он громкими криками призывал самку, чтобы разделить с нею трапезу. Вооруженный биноклем, я мог следить за каждым движением хищной птицы; она прежде всего сняла кожу с рыбы и затем принялась тщательно потрошить ее. В это время откуда-то появился плювиан, который, не долго думая, присоседился к столу хищника. Было очень интересно наблюдать движения этого маленького мужественного паразита. Он стрелою несся к тому месту, где завтракал кобец, быстро схватывал несколько кусков и поспешно удалялся со своей добычей, которую поедал на некотором расстоянии. От времени до времени кобец бросал на него довольно благосклонные взгляды, не имея, по-видимому, ни малейшего желания напасть на него. Тем не менее, я не сомневаюсь, что плювиан был обязан своему спасению исключительно проворству своих движений. Крокодил, без сомнения, научил его, как нужно держаться за столом сильных мира, чтобы не поплатиться жизнью за свою смелость».
Птица-волоклюй также довольно интересна по своим наклонностям. В центральной Африке и в Абиссинии эти птицы встречаются маленькими отрядами в семь-восемь штук; они обыкновенно держатся вблизи крупных млекопитающих; так, они сопровождают стада буйволов, верблюдов, слонов, носорогов и т. д. Волоклюи садятся на спины этих животных и расхаживают по ним, как дятлы по стволу дерева. Они беспрестанно находятся в движении и перекочевывают с одной части тела животного на другую: так, они появляются то на спине, то на боках, то на груди, шее, лапах и т. д.
Местные млекопитающие, привыкшие к этим птицам, не обращают никакого внимания на их присутствие; они в общем относятся к ним довольно доброжелательно, и даже хвостом не пытаются отогнать их. Но те животные, которые видят волоклюев в первый раз, сильно пугаются, когда те присосеживаются к ним. Андерсон рассказывает, например, что быки, возившие его поклажу, однажды утром пришли в сильное беспокойство и разбежались в смятении, когда несколько волоклюев опустились к ним на спины.
Абиссинцы не любят этих птиц, так как они имеют обыкновение садиться главным образом на раненых животных, которым, как говорят туземцы, они растравляют раны. Волоклюи делают это потому, что в тех частях тела животного, которые обнажены до живого мяса, они всегда находят лакомую пищу, – именно: личинки мух. Когда эти личинки гнездятся в опухоли, под кожей, – а это случается очень часто, – птицы немедленно вскрывают нарыв и вытаскивают оттуда паразитов. Эту операцию они производят очень ловко, как настоящие опытные хирурги, и таким образом оказывают млекопитающим немаловажные услуги. Волоклюи, кроме того, полезны им в том отношении, что подобно плювиану, играют роль сигнальщиков: заметив издали человека, они тотчас с криком улетают, и этим дают знать стаду о близости врага.
Ибис имеет приблизительно те же привычки и наклонности, что и волоклюй; он живет на спинах буйволов, слонов, диких зверей, даже собак и питается различными насекомыми, которые кишат в их шерсти или под их кожей. Но в противоположность вышеописанному виду, эта птица находится в большой дружбе с человеком, который относится к ней весьма доброжелательно и никогда не преследует ее; ибисы, поэтому, преспокойно расхаживают по полям, где производятся полевые работы и нередко разгуливают вблизи жилищ туземцев, точно заправские домашние птицы.
Молотры, которые сопровождают стада, бродящие по равнинам северной Америки, отличаются теми же наклонностями, так как живут они на счет рогатого скота. Но эти птицы интересны еще в том отношении, что они, подобно нашим кукушкам, кладут свои яйца в чужие гнезда. Тут комменсализм – пользование чужим столом, граничит уже с паразитизмом. Таких паразитов мы имеем в лице попугаев, известных под именем кеа. Эти попугаи имеют привычку бросаться на баранов; вцепившись когтями в их шерсть, они выклевывают все мясистые и жировые части на спине. Животные, подвергшиеся подобной операции, обыкновенно умирают.
Биологическое явление, аналогичное паразитизму, но проявляющееся не в столь резкой форме, как в предыдущем случае, наблюдается у поморников. Они кидаются на других морских птиц, успевших поймать что-нибудь съедобное, и ударив их с наскоку клювом по голове, заставляют их выпустить пойманную добычу, которую хищники мгновенно подхватывают и пожирают. Эти птицы пользуются, значит, каштанами, которые другие вытаскивают для них из огня.
Все рассмотренные нами птицы имеют между собою то общее, что необходимую для них пищу они большею частью добывают от других животных, в сообществе с которыми они и живут. Встречаются также такие птицы, которые проявляют комменсалистические наклонности по отношению к человеку; кроме известных, повсеместно селящихся вблизи человеческого жилья, – аистов, воробьев и т. д., к этой группе относятся также некоторые другие птицы, отличающиеся менее мирным нравом, как, например, птица-каракара.
Каракара имеет обыкновение увязываться за караваном, за которым она неотступно следует на известном расстоянии, в чаянии поживиться трупами павших животных.
«Путешественник, – говорит Д’Орбиньи: – считает себя вначале совершенно одиноким посреди обширной беспредельной пустыни. Но это – ошибка. Пусть он сделает привал, и тогда точно из-под земли появляются неподалеку каракары; они прячутся под холмами или кустами, выжидая тот момент, когда им удастся полакомиться остатками пищи, которой люди подкрепляли свои силы. Путешественник засыпает, каракары, насытившись объедками, удаляются прочь, но на другой день появляются снова, и следуют за караваном неотступно, шаг за шагом, ничем не выдавая своего присутствия, но на следующем привале они снова тут как тут».
Присутствие каракар на охоте очень неприятно: они стремительно бросаются к убитому животному и поспешно уносят добычу прежде, чем охотник или его собака успеют приблизиться к ней.
Другой хищник, – птица-монах (неофрон), в противоположность каракаре, не только не имеет дурных качеств этой последней, но, наоборот, приносит даже известную пользу человеку.
Вот что говорит Брем об этой птице:
«Монаха-неофрона можно рассматривать, как животное полу-домашнее. Он так же смел, как ворона, и почти так же развязен, как воробей. Он без всякого стеснения разгуливает возле домов, доходит иногда до самых дверей кухни, а для отдыха выбирает находящееся поблизости дерево. Он истребляет все нечистоты по мере того, как они накопляются, и таким образом помогает сипу в его работе по оздоровлению местности. Присутствие его в бойнях делается иногда стеснительным для мясников».
Человек кормит монаха, и тот оказывает ему в благодарность за это разные маленькие услуги. Никогда он ничего не стащит, не унесет цыпленка, не причинит зла никому из мелких домашних животных; он питается почти исключительно нечистотами да кухонными отбросами; этой же пищей он вскармливает своих птенцов. Когда на двор живодерни выбрасывается труп животного, монах тотчас же прибегает, почуяв падаль; но приняться за нее он может только тогда, когда труп успел уже сильно разложиться и кожа подверглась заметному изменению. Самое большее, на что он способен, – это выклевать глаз у недавно околевшего животного; клюв его слишком слаб, чтобы расковырять кожу и добраться до мяса.
Об его провианте обыкновенно заботятся большие ястребы.
Монах часто бывает в обществе этих хищников, у которых униженно выпрашивает подачки, пользуясь каждым благоприятным моментом, чтобы схватить какой-нибудь кусок.
Монах – довольно красивая птица и по своему внешнему виду напоминает ястреба; когда он распустит свои крылья для полета, то его подчас трудно бывает отличить от крупного ястреба, тогда как сипа на большом расстоянии легко узнать по его остроконечным крыльям и коническому хвосту. Голые части головы и шеи дополняют его красоту, так как на этих частях замечаются разнообразные оттенки цветов, как на гребне индейского петуха.
Монах очень храбр и смел; он не боится людей, и поэтому натуралисты могут подолгу наблюдать его на очень близком расстоянии: стоит бросить ему кусок мяса, чтобы он тотчас приблизился на какую угодно малую дистанцию. С раннего утра монах уже отправляется на поиски за пищей. Он покидает свое жилище на заре и возвращается домой после заката; ночи он проводит на деревьях, расположенных далеко от человеческого жилья.
Возле Массовы эта птица ночует на одиноких мимозах или в пустынных долинах Самхары. Прежде чем опуститься на ночлег, монах летает вокруг да около – он маневрирует, подыскивая подходящее местечко. Наконец; сложив крылья, он стремительно кидается вниз по косой линии и садится на дерево, которое он себе наметил.
Сип, о котором было уже упомянуто, такая же полезная птица, как и монах. Сипы исполняют обязанности общественных санитаров на юге Испании; они поедают человеческие экскременты, встречающиеся там понемногу почти повсюду, и всякого рода нечистоты и отбросы, которые попросту валяются на улицах. Поэтому, и тут, в Испании, равно как в Индии и Нижнем Египте, люди относятся весьма благосклонно к этим птицам: польза, которую они приносят стране, очень существенна.
Чтобы покончить с описанием птиц-блюдолизов, нам остается еще упомянуть об одном, наиболее любопытном представителе этой группы, именно о птице-проводнике с белым клювом. Эта птица интересна в том отношении, что она открывает место, где спрятан пчелиный мед и лично ведет туда людей.
Она делает это не из особой любезности к людям, а, как замечает Шпарман, руководится при этом собственными интересами. Дело в том, что она сама большая поклонница пчелиного меда, и кроме того, очень любит пчелиные яйца; при этом она прекрасно знает, что при разорении улья обыкновенно либо проливается на землю немного меду, который поступает в ее полное распоряжение, либо люди, в благодарность за оказанную им услугу, сами оставляют ей кое-что из своей добычи. Способ, к которому она прибегает для оповещения любителей меда о сделанной находке, весьма оригинален, и кроме того, как нельзя лучше приноровлен к ее собственным целям.
Аппетит у нее сильнее всего разгорается по утрам и вечерам, по крайней мере, в эти часы она обыкновенно показывается вблизи человеческого жилья и своими пронзительными криками – шерр-шерр-шерр, старается обратить на себя внимание людей – готтентотов или колонистов. Редко случается, чтобы никто не явился на этот призыв: обыкновенно всегда кто-нибудь выходит, лишь только услышит сигнал, и тогда птица, убедившись, что ее зов услышан, начинает медленно лететь по направлению к тому месту, где пчелы устроили свой склад меду. Туземцы, следуя за нею, никогда не ходят большою толпою и стараются не шуметь, чтобы не испугать своего крылатого проводника; от времени до времени они издают легкий свист, чтобы этим дать ему знать, что его призыв услышан.
Шпарман, лично принимавший участие в подобных экскурсиях, сделал следующее наблюдение: если пчелиный улей находится на сравнительно далеком расстоянии, то проводник летит с более или менее продолжительными остановками; он поджидает на этих станциях своих товарищей по охоте и, заметив их, снова начинает издавать свои характерные крики, точно подбодряя их следовать за ним дальше. По мере приближения к улью, остановки, делаемые птицей, становятся все чаще и чаще и крики, испускаемые ею, – все реже и пронзительнее. Шпарман был не мало удивлен, когда ему пришлось лично убедиться в фактической достоверности того, что ему раньше рассказывали другие: когда птица, нетерпеливо желая поскорее быть у цели, слишком далеко улетает вперед и вследствие этого теряет из виду своих спутников, она, спустя некоторое время, возвращается к ним и начинает в большом волнении выкрикивать свое «шерр-шерр» с удвоенной силой, точно негодуя на их медлительность.
Когда, наконец, птичка добирается до самого улья, устроенного либо в трещине скалы, либо в дупле дерева, либо в земле, в каком-нибудь углублении, она тотчас поднимается ввысь и парит в течение нескольких секунд над тем именно местом, к которому она так жадно стремилась; затем она умолкает и обыкновенно прячется в ветвях соседнего дерева или в кустарниках, в ожидании получения своей доли из награбленной добычи. По всей вероятности, она всегда более или менее долго парит над тем местом, где находится улей, прежде чем спрятаться; но не всегда на это обстоятельство обращают внимание. Если птичка, которая все время почти беспрерывно испускала крики, внезапно умолкает, то это обыкновенно считается самым верным признаком того, что цель экскурсии достигнута, что улей находится где-то очень близко.
Найдя улей и опустошив его, готтентоты всегда оставляют птичке в награду за ее усердную службу изрядную порцию сот, в которых, кроме меду, находится немало яичек. Яички, – на наш взгляд такие не аппетитные, являются для нее, должно быть, весьма лакомым блюдом, которым даже и готтентоты не брезгуют. По уверению туземцев, человек, который хочет специально заняться добыванием пчелиного меда, не должен баловать птичку-проводника слишком щедрой наградой, а должен давать ей немного, именно столько, чтобы обострить ее аппетит. Желание удовлетворить его более полно в другом месте заставит ее снова пуститься в дорогу, если только она знает о существовании нового улья.
В царстве рыб также встречается немало типичных блюдолизов.
Делая во время вакаций прогулку по морю, вы встречали, по всей вероятности, одну из тех больших элегантных медуз, которые известны под названием корнеротов. Они медленно плавают в воде, причем так странно сокращают все свое тело, что им дали прозвище «морских легких». Эти животные, интересные сами по себе, станут для вас еще интереснее, когда вы обратите внимание на струю воды, которую они, при движении вперед, оставляют за собою: в этой струе вы скоро откроете целую флотилию маленьких рыбок, длиною в 2–9 миллиметров, из семейства сельдей; эти рыбки составляют непременную свиту медузы, – они не отстают от нее ни на шаг.
Эта свита, как показали наблюдения Кадо-де-Кервилля, бывает более или менее многочисленна; в состав ее входят маленькие селедки, числом от 3–4 до нескольких дюжин. Большие корнероты обыкновенно окружены большим числом рыбок; эти последние плавают в том же направлении, что и медузы, держась то выше ее, то ниже, следуя за ней то с боку, то сзади, но никогда не выдвигаясь за черту «зонтика», как довольно удачно названа верхняя часть тела медузы.
По временам свита удаляется на несколько метров от своего патрона; но при малейшей тревоге она поспешно занимает свою прежнюю позицию возле корнерота. Некоторые рыбки, без сомнения, напуганные более, чем другие, ищут спасения в самой медузе, прячась в углублениях и пустотах, которыми испещрено ее тело. Это тело очень прозрачно, и, поэтому, без труда можно видеть скрывшихся внутри его беглянок, ждущих момента, когда все успокоится, чтобы вынырнуть наружу.
Молодые селедки неотступно сопровождают медузу не для того, чтобы питаться ею, а для того, чтобы прятаться под ее крылышко в случае опасности. В самом деле, медуза, представляет собою некоторый оплот, так как ее почти ни одно животное не употребляет в пищу, благодаря особым свойствам ее тела со слизистой желатинной консистенцией; медуза таким образом невольно делается патронессой и покровительницей слабых: молодые рыбки и некоторые породы мелких животных стекаются к ней под ее охрану, инстинктивно ища защиты от своих многочисленных врагов.
Селедки, впрочем, только в ранней юности льнут к медузам; значительно ранее того времени, когда они становятся взрослыми, они оставляют их, чтобы начать свободную самостоятельную жизнь.
Случаи совместной жизни медуз с мелкими рыбешками можно наблюдать в Атлантическом океане, в проливе Ла-Манш. В Средиземном море живут вместе прелестная медуза, вся испещренная темными пятнами, и маленькие рыбки – ставриды (trachurus). В Америке наблюдается то же самое; так, в водах океана ночные медузы всегда бывают окружены целым штатом рыбок, принадлежащих к породе сельдей.
Еще своеобразнее проявляется совместная жизнь одной рыбы, живущей вблизи острова св. Маврикия, с медузой, известной под названием cambressa.
Нижняя часть тела этого животного представляет собою полый внутри зонтик, соединенный с верхней частью посредством четырех студенистых столбиков. Вот этот-то зонтик и избрала своим постоянным местопребыванием странная рыба, размеры которой настолько внушительны, что она тяжестью своего тела совершенно обезображивает медузу. Эта рыба, правда, не сидит всегда дома: от времени до времени она покидает свое убежище, чтобы порезвиться и покормиться, и затем снова возвращается к себе, в полость зонтика; тут, чтобы сохранить равновесие, рыба должна лежать на боку в горизонтальном положении, что должно ее, как кажется, несколько стеснять. Тем не менее, ни рыба, ни медуза не чувствуют, по-видимому, особых неудобств от этой интимной совместной жизни; наоборот, они по всем признакам очень довольны друг другом. Какую выгоду извлекает из этой близости медуза, не совсем ясно; но что совместная жизнь приносит большую пользу рыбе, это не подлежит никакому сомнению: тело ее подруги, усеянное колючими капсюлями, есть своего рода неприступная крепость, с грозными укреплениями, которые держат в почтительном отдалении многих животных. Рыбам, впрочем, эти укрепления не страшны. В самом деле, очень часто можно видеть взрослых макрелей, которые лежат, свернувшись комком, в щупальцах медуз – галер; колючие капсюли, которыми они вооружены, настолько грозны, что мелких животных они убивают наповал, а человеку причиняют очень острую боль, могущую довести до обморока.
Другие рыбы предпочитают водиться с актиниями, которые не менее страшны, чем медузы. В заливе Батавии, посреди коралловых рифов, образующих там маленькие острова, живут большие окрашенные в разные цвета актинии, диск которых имеет в диаметре около сорока сантиметров.
На многочисленных щупальцах этих актиний, в особенности таких, которые отличаются крупными размерами, часто можно найти пару, а иногда и две пары маленьких оранжевых рыбок, длиною в пять сантиметров, с серебристыми полосами на спине. Эти рыбки известны в зоологии под именем Trachichthys tunicatus.
Актиния, по-видимому, не обращает никакого внимания на своих гостей: когда она ест, эти последние подхватывают остатки пищи, которые она бросает, но при этом никогда не оставляют щитка, где они находятся. Эти маленькие рыбки, как нужно полагать, нуждаются в могущественном покровительстве. Слюитер, специально изучавший привычки этих рыбок, сделал следующее наблюдение: если пустить их в аквариум без актинии, то их ожидает очень печальная участь – большие рыбы их немедленно прогоняют или пожирают; несчастные рыбки ищут спасения, кто за коралловым выступом, кто среди игл морского ежа, но, в конце концов, рано или поздно они все же делаются добычей своих неумолимых врагов; если же они попадают в аквариум вместе с актинией, то они остаются здравы и невредимы. Страшась их могущественной покровительницы, никто не смеет их тронуть. Слюитеру при таких условиях удалось сохранить двух рыбок в течение шести месяцев.
Многие другие породы рыб живут в тесном сообществе с морскими анемонами, но это сообщество не является абсолютно необходимым условием их существования: посаженные в различные аквариумы, отдельно друг от друга, они продолжают жить как ни в чем не бывало, при том, конечно, условии, что их существованию не угрожает никакая опасность со стороны. Если в аквариум, где изолированы рыбы, пустить представителя враждебной и сильнейшей породы, то они, конечно, рано или поздно должны погибнуть.
На побережье Средиземного моря часто можно встретить животное, не очень привлекательное по своей внешности, – по своей форме оно напоминает кровяную колбасу или, вернее, огурец; у натуралистов это животное известно под именем голотурии, рыбаки же называют его просто «морским корнишоном».
Если вы вскроете такого корнишона, то вы увидите, что в последней части кишечного канала берут начало органы, по своему виду похожие на дуплистые, очень ветвистые деревья, а внутри этих «древовидных органов», как их называют, вы найдете двух-трех, иногда четырех маленьких рыбок, так называемых безусых ошибней, отличающихся длинным узким телом. Надо признаться, что эти рыбки выбрали для себя довольно странное жилище: да и проникнуть в него им удается не без труда. Чтобы попасть туда, безусый ошибень терпеливо ждет наступления того момента, когда у голотурии немного раскроется нижняя часть туловища; пользуясь этим мгновением, ошибень, просовывает в отверстие кончик своего хвоста. Если отверстие закрывается, то ущемленная рыба попадает в несколько неприятное положение, которое, впрочем, долго не длится; спустя некоторое время происходит новое расширение, рыба, пользуясь им, протискивается дальше и дальше, пока, наконец, совсем не исчезнет из виду.
Что делает безусый ошибень в желудке голотурии? Этого в точности не знают, известно лишь то, что голотурия довольно спокойно относится к пребыванию в ее утробе непрошенного жильца. По всей вероятности, ошибень, этот Иона рыбьего царства, от времени до времени оставляет свою «комнату», чтобы погулять на свободе и раздобыть себе что-нибудь на обед, и возвращается в свои апартаменты только для того, чтобы наслаждаться и спокойно без помех предаваться пищеварению.
Вот еще любопытный случай комменсализма, который мы заимствуем у Кюсно:
«Чтобы иметь возможность наблюдать случаи совместной жизни среди рыб различных видов, вовсе не надо отправляться к морю: такие наблюдения можно делать в наших реках и речках, где часто водится rhodeus amarus, горчак, маленькая рыбка из рода пескарей, длиною в 5–8 сантиметров, похожая на желтого карпа; она очень любит чистое дно, усыпанное песком и гравием. Юное поколение этой рыбки, вплоть до своего полного развития, живет в жабрах двустворчатого слизняка, также весьма часто встречающегося в наших пресных водах.
«Если вскрыть весною такого слизняка, то среди жаберных листочков в так называемой междужаберной камере можно часто найти желтые овальные яички, длиною приблизительно в три миллиметра. Эти яички впоследствии раскрываются и из них выходят маленькие горчаки, которые остаются некоторое время в жабрах приютившего их моллюска, причиняя этому последнему даже некоторый вред – так, например, эпителиальная кожица в жабрах в некоторых местах вздувается.
«При разрезании жабр слизняка, рыбешки, нашедшие себе там пристанище, поспешно кидаются в воду и начинают быстро плавать; затем, спустя некоторое время, опускаются на дно, где ложатся на бок и в такой позе остаются неподвижными в течение более или менее продолжительного времени. Эти рыбешки живут в жабрах моллюска до момента полного всасывания их желточного мешка, и затем покидают свое убежище, чтобы жить самостоятельно.
Способ метания икры, практикуемый этими маленькими рыбами, представляет некоторые любопытные особенности, которыми прежде весьма интересовались натуралисты.
У самки горчака неподалеку от заднепроходного отверстия появляется длинная красноватая трубка, несколько суживающаяся к концу; эта трубка, длина которой может достигнуть нескольких сантиметров, представляет собою не что иное, как продолжение яйцепровода.
Весною, с наступлением периода кладки яиц, самка и ее самец, который сопровождает ее повсюду, отправляются на поиски подходящих моллюсков. Найдя пригодный экземпляр, самка как бы выпрямляется, принимает вертикальную позу, держа голову книзу. В тот момент, когда яичко проникает в яйцепровод и расширяет его, самка опускает конец трубки в жабры моллюска, чтобы положить туда яичко; в жабрах этого животного можно найти весною нередко около сорока таких яичек. Все время, пока длится эта операция, самец неотлучно находится при самке и внимательно следит за каждым ее движением.
Когда период метания икры окончился, яйцепроводная трубка начинает постепенно уменьшаться, превращаясь под конец в обыкновенный, слегка выступающий вперед сосочек,
Вряд ли нужно доказывать, что это временное пребывание в теле чужого животного вызвано инстинктом сохранения вида: юные горчаки живут в безопасности и спокойно развиваются в критическую пору своей жизни, роковую для множества других молодых рыб».
Описанные выше нравы ошибней и горчаков граничат с паразитизмом; более невинный характер носят комменсалистические привычки рыбы – прилипала, реморы, или, как ее называли в древности, эхенеиды.
Голова ее снабжена широким овальной формы щитком, составленным из черепицевидных пластинок, что придает ей очень странный вид. В прежнее время относительно этой рыбы ходили разные легенды. Упомянем здесь только то, что в свое время сообщал Плиний, чтобы показать, как мало заслуживает этот исследователь звания натуралиста, так часто пристегиваемого к его имени.
«Эта маленькая рыба, – рассказывает он: живет обыкновенно вблизи скал; полагают, что она может прилипать в подводной части судна и этим задерживать его ход. Она одарена, кроме того, еще другой, более удивительной, духовной силой; так, она может останавливать действия правосудия и задерживать судопроизводство в судебных учреждениях. Далее, если сохранять ее в соли, то достаточно бывает одного ее приближения, чтобы исчезло со дна самых глубоких колодцев золото, упавши когда-либо туда.
Что могущественнее моря, ветров, вихрей и бурь? Каких более могучих помощников создал себе человек, помимо парусов и весел? Прибавьте к этому необъяснимую мощь морских приливов и отливов, превращающих океан в одну огромную реку. И что же? Все эти могучие силы подвластны одной маленькой рыбке, которая называется эхенеис. Какие бы грозные ветры ни дули, какие бы ужасные бури ни разыгрывались на море, эта рыбка не страшится их, потому что сильнее их: она останавливает посреди разбушевавшихся стихий суда, которых никакая цепь, никакой якорь не могли бы удержать на месте. Она, таким образом, налагает узду на бушующие стихии, укрощает их, и делает это без всякого труда, без всякого усилия, действуя исключительно своим чудодейственным прилипанием к кораблю, который она мгновенно задерживает на ходу, не давая ему возможности носиться долее по воле свирепых ветров по бурным волнам.
Говорят, что судьба сражения при Акциуме была решена эхенеидой: она остановила в критический момент корабль Антония, который объезжал эскадру, чтобы призывом к новым усилиям ободрить своих людей; вследствие этой задержки, флот Цезаря получил перевес; приступив к энергичной победоносной атаке, он наголову разбил своего противника. В более близкое к нам время снова проявилась могучая сила, которой одарена эта рыба; так, она задержала корабль Кая в то время, когда он со своим флотом возвращался из Андуры в Анций; все суда продолжали двигаться, за исключением его собственной квинкверемы. Матросы, бросившиеся искать причину этой непонятной задержки, нашли вскоре виновницу происшествия: плотно присосавшись к рулю, лежала эхенеида; ее сняли, принесли на палубу и показали вождю, который сильно негодовал, когда узнал, что такое маленькое животное могло парализовать усилия четырехсот гребцов; эхенеида была брошена на борт корабля, и тогда сразу потеряла всю свою таинственную силу, что очень изумило Кая. Остановка, произведенная этой рыбкой, была дурным предзнаменованием, на которое Кай не обратил никакого внимания: едва только он вступил в Рим, как тотчас был убит своими возмутившимися солдатами».
Изумление Кая было вполне законно. Рыбы-прилипалы абсолютно не в состоянии останавливать движения кораблей; правда, их часто находят на подводных частях судов, куда они пристают исключительно ради того, чтобы иметь возможность перемещаться, не тратя собственных сил. Когда с корабля выбрасывается что-нибудь съедобное, они тотчас кидаются на добычу, пожирают ее и, сильно работая своими плавниками, поспешно возвращаются назад, чтобы занять свое прежнее место.
Прилипалы присосеживаются также к большим рыбам, в особенности к акулам, извлекая из этого тройную выгоду для себя: во-первых, они имеют, так сказать, даровой проезд; во-вторых, они находятся в полной безопасности, так как акулы внушают неимоверный страх почти всем обитателям морей; в-третьих, им нередко перепадает кое-что с обильного стола прожорливых животных.
Для характеристики прилипала отметим еще одну любопытную особенность: нижняя часть тела у этой рыбки окрашена в более темный цвет, чем верхняя.
Находясь в 1883 г. на борту «Талисмана», крейсировавшего вдоль западных берегов Африки, я имел случай видеть эхенеиду, пойманную вместе с акулой, к брюху которой она присосалась. Меня поразила прежде всего странная окраска этого животного: у всех рыб, как известно, верхняя, хребтовая часть тела окрашена несравненно более интенсивно, чем нижняя, брюшная, которая обыкновенно бывает белого цвета. У этой эхенеиды распределение красок на теле было как раз обратное: живот и бока были черные с белесоватым оттенком, а спина была окрашена в синевато-серебристый цвет, так что, глядя на эту странную рыбу, в то время как она плавает в воде, можно с первого взгляда легко ошибиться, приняв спину за живот и обратно. Что необычное распределение красок можно объяснить особенностями строения и своеобразными привычками эхенеиды. На голове у нее, как известно, находится большой щиток, с помощью которого она прилипает к различным крупным животным, к предметам, погруженным в воду, кораблям, лодкам и пр.
Верхняя часть туловища находится, таким образом, непосредственно под непрозрачным предметом, вне сферы действия солнечного света, и поэтому остается лишенной пигмента, тогда как брюхо и бока, ничем не защищенные от световых лучей, приобретают темную окраску.
Своим щитком прилипалы держатся очень крепко за тот предмет, за который они уцепились. Чтобы овладеть животным, нужно подталкивать его вперед; если же тянуть его назад, то оно еще сильнее прилипает. Выпущенная на свободу рыба начинает быстро плавать, пуская в ход свой хвостовой плавник, и при этом лежит в воде брюхом вверх.
Прилипалы употребляются в некоторых местах для ловли черепах. Как передаст Коммерсон, для этой цели к хвосту рыбы прикрепляется кольцо, настолько широкое, чтобы оно свободно прилегало к телу, не производя на него никакого давления, и вместе с тем настолько узкое, чтобы оно не могло пройти через хвостовой плавник. К кольцу привязывается длинная бечевка. Рыбу опускают в сосуд, наполненный соленой водой, которую часто освежают. Взяв с собою этот сосуд в свою лодку, рыбаки отправляются на ловлю, держа путь к тем местам, которые чаще всего посещаются морскими черепахами. Эти черепахи имеют привычку спать на поверхности воды, в которой плавают; но сон их отличается такой необыкновенной чуткостью, что подкрасться к ним на лодке нет никакой возможности: как бы осторожно и тихо не двигался челнок, спящая черепаха вовремя услышит подозрительный шум, проснется и моментально скроется из виду, нырнув в воду. Поэтому, рыбаки, чтобы поймать осторожное животное, пускаются на следующую хитрость: завидев издали спящую черепаху, они бросают в море эхенеиду, привязанную на бечевке, длина которой соразмеряется с расстоянием отделяющим рыбачью лодку от черепахи; животное, попав в свою стихию, начинает метаться во все стороны, изо всех сил пытаясь вырваться на свободу. Но бечевка крепко держит пленницу, и она вскоре убеждается, что ее усилия напрасны, ей не вырваться из неволи. Описав несколько раз в воде широкий круг, радиусом которого является бечевка, а центром – лодка, она, утомившись бурными стремительными движениями, произведенными в воде, начинает искать какой-нибудь предмет, к которому могла бы пристать, и, значит, немного отдохнуть. Ей долго искать не приходится: ее внимание скоро привлекается черепахой, мирно покачивающейся на волнах. Подплыв к ней, эхенеида крепко хватается своим щитком за ее твердый нагрудник, – и черепаха точно на удочку попалась – ее тащат на бечевке, и спустя некоторое время она уже бьется в руках рыбаков.
Акулы, кроме рыбы-прилипалы, имеют еще другого спутника, – именно рыбу-лоцмана или пилота. Согласно древним легендам, эта рыба исполняет при акулах обязанности кормчего. Но гораздо более правдоподобным является предположение, что лоцман ведет компанию с акулой из-за личной выгоды, пользуясь остатками пищи, которые она бросает, не будучи в состоянии одолеть всю массу захваченной добычи. Известный натуралист Жоффруа защищает мнение древних; в одном из своих сочинений, посвященном описанию естественной привязанности животных друг к другу, он утверждает, что лоцман действительно служит акулам в качестве проводника. Жоффруа заметил однажды с палубы акулу, которая плыла неподалеку от кормы в сопровождении двух лоцманов; лоцманы несколько раз обгоняли корабль, подыскивая добычу, но, не найди ничего подходящего, повернули назад, стараясь увлечь акулу в другую сторону. В это время матрос забросил крюк, покрытый салом. Рыбы были уже далеко; но лоцманы, услышав шум, произведенный падением приманки, немедленно вернулись, обнюхали добычу, и затем направились к акуле, которая беззаботно резвилась в стороне. Лоцманы привели ее как раз к тому месту, где находилось сало; этим они оказали акуле плохую услугу, – потому что она была убита гарпунщиком. Затем, спустя два часа, был пойман один из лоцманов, которые по-прежнему продолжали плыть за кораблем.
Аналогичные наблюдения были сделаны другими лицами. Майер говорит, что лоцман плавает обыкновенно впереди акулы, скрываясь под одним из грудных плавников; из этого прикрытия он выходит по мере надобности, резким движением поворачиваясь то вправо, то влево, чтобы затем снова вернуться к своей покровительнице.
Однажды с борта корабля, на котором находился Майер, была брошена приманка. Акула в сопровождении лоцмана плыла вслед за кораблем на расстоянии приблизительно сорока метров. Лоцман стрелою бросился к приманке, оглядел ее со всех сторон, посмаковал и вернулся с донесением к акуле; он стал кружиться около нее, всеми силами, по-видимому, стараясь обратить ее внимание на выставленную ловушку. В таких случаях лучшие друзья становятся предателями, невольно, конечно. Общеизвестный факт, – многие, заслуживающие доверия наблюдатели подтверждают его, – что в теплых морях крупные акулы, в особенности из пород голубых, всегда находятся в обществе лоцманов, сопровождающих их повсюду. По-видимому, тут мы имеем дело со случаем комменсализма проявляющегося довольно своеобразно. Утверждают, правда, что между этими рыбами существуют более тесные дружественные связи, что акула явно берет под свою могучую защиту слабого лоцмана: вблизи своего страшного патрона ему нечего бояться, и, действительно, на лоцмана, рыбу сравнительно мелкую и слабосильную, никто никаких нападений не делает. Однако, эти утверждения кажутся несколько рискованными; гораздо более вероятным является предположение, что лоцман держится вблизи акулы не потому, что она его защищает от нападении, а потому, что он извлекает из этого соседства материальную выгоду: во-первых, он подхватывает куски, которые бросает акула, во-вторых, он питается ракушками-кристацеями, которые, как паразиты, во множестве живут на поверхности тела огромного животного.
Что касается акулы, то и она, по всей вероятности, извлекает какие-нибудь выгоды от этого соседства, потому что как же иначе объяснить, что это прожорливое животное, которое так неразборчиво в выборе своей пищи, щадит лоцмана, постоянно мелькающего у него перед глазами?
Чтобы закончить описание случаев комменсализма, известных в царстве рыб, упомянем еще о таких представителях его, как Sphagebranchus imberbis, живущий в жаберном мешке лягвы (морского черта), Gobius fluviatilis, который иногда кладет яйца в жаберных камерах различных моллюсков, Anodonta Compalanata и Fierasfer Homei, которые живут в углублениях тела морской звезды, Culcita discoidea и Fierasfer dubius, которых несколько раз находили в створках жемчужной раковины.
Все эти случаи очень интересны, но нуждаются еще в проверке.
Перейдем теперь к рассмотрению категории блюдолизов в других областях животного царства. Кто не знает так называемого диогенова отшельника, того страшного ракообразного животного, брюхо которого покоится в раковинах моллюсков?
В доме этого животного всегда можно найти толпу прихлебателей, принадлежащих к самым разнообразным видам животного царства. Укажем прежде всего на очень простой организм, на колючую гидрактинию: она никогда не встречается в пустых раковинах, или в таких, где живут еще моллюски; присутствие отшельника ей необходимо. Рассматриваемая простым глазом, гидрактиния представляет собою беловато-серую массу, образующую кору на раковине, именно на последнем обороте ее спирали, в том месте, где находится отверстие, через которое отшельник входит и выходит. Эта твердая кора продолжается дальше, образуя венчик, возвышающийся над отверстием. На коре постоянно находится много различных полипов, которые опускаются друг на друга и смешиваются в кучу, когда животное вытаскивают из воды.
Чтобы рассмотреть их, как следует, нужно опустить раковину в воду и вооружиться лупой, тогда перед нами развертывается очень интересная картина.
Гидрактиния не есть отдельное животное, а представляет собою колонию животных, которые оказывают друг другу взаимные услуги.
Кора изрезана многочисленными каналами, благодаря которым животные имеют возможность поддерживать сношения друг с другом. Местами кора поднимается, образуя иглы, служащие, по-видимому, для защиты. Среди этих игл возвышаются маленькие тельца, собственно полипы, формы которых и исполняемые ими функции весьма разнообразны. Одни из них поднимаются над корою и, мало-помалу увеличивая ее диаметр, непосредственно примыкают к небольшому отверстию – ко рту. Рот соединен с обширным желудком, который в своей нижней части сообщается с каналами коры. Роль полипов, очевидно, заключается в том, чтобы кормить всю колонию: щупальца дают им возможность схватывать маленькую добычу, рот разжевывает ее, желудок переваривает, а каналы разносят питательные материалы по всей колонии.
Па самом краю раковины расположились по спиральной линии полипы странной формы. Эти полипы имеют очень удлиненное тело, лишены рта и снабжены толстыми колючими капсюлями; они перемещаются то вперед, то назад, то вправо, то влево.
По-видимому, нельзя сомневаться в том, что эти полипы являются защитниками всей колонии: их беспрестанные движения, с одной стороны, и их вооружение с другой – показывают, что они исполняют роль общественной стражи, всегда готовой дать отпор врагу.
Наконец, есть еще одна группа полипов; она рассеяна среди той, которая занимается добыванием пищи. Точно так же, как и только что описанные полипы-стражники, представители этой группы не имеют рта, но резко отличаются от них по своему строению: у них имеются вместительные мешки в средней части тела: это полипы-воспроизводители. Пузырьки, которыми они обладают, в известное время начинают лопаться, выпуская на свободу несколько маленьких личинок; эти последние тотчас принимаются плавать в воде, затем опускаются на какую-нибудь раковину и, прочно укрепившись на ней, основывают новую колонию.
Колонию гидрактиний, – замечает Эдмонд Перрье, – можно представить себе, как своего рода город, обитатели которого, распределив между собою все налагаемые обществом обязанности, исполняют их самым добросовестным образом. Одни из них настоящие провиантские чиновники: они заботятся о доставлении пищи всей колонии, они же и занимаются перевариванием этой пищи, которая затем распределяется между всеми согражданами. Другие берут на себя обязанности по охране общества, активно защищают его в случае нужды или же предупреждают его о грозящей опасности; это – солдаты колонии. Наконец, третьи взяли на себя функцию сохранения вида, т. е. функцию размножения, состоящую в данном случае в воспроизведении разнополых личинок.
Единственная выгода, которую извлекает колония гидрактиний от соседства с отшельником, состоит в том, что она получает возможность беспрепятственно передвигаться, и таким образом становится в более благоприятные условия по приисканию пищи. Что касается отшельника, то он, вероятно, весьма доволен, что на пороге его жилища постоянно находится верная, бдительная стража, но в сущности он мог бы смело обойтись без нее: отшельники чувствуют себя одинаково хорошо как в том случае, когда живут вместе с гидрактиниями, так и в том случае, когда они лишены их общества.
Взаимная польза для обоих живущих в тесном соседстве видов тут не ясна; не видать ее и в совместном жительстве ракообразного животного, известного под именем Pagurus prideauxii, с морской анемоной адамсией, которая избирает своим местопребыванием раковину этого животного. Несмотря на то, что эта анемона отличается огромными размерами, Pagurus носит ее повсюду на себе и, по-видимому, нисколько не беспокоится присутствием своей корпулентной соседки, щупальца которой похожи на волосы плачущей Венеры или вернее на змей, копошащихся на голове Медузы.
Интересным прихлебателем является также древесная тля, насекомое, которое живет в муравейниках. Муравьи всячески ухаживают за ним, кормят, берегут, взамен чего они от времени до времени «доят» его, т. е. щекочут ему усиками брюшко до тех пор, пока он не выпустит из себя каплю сладкой жидкости, до которой муравьи очень лакомы.
В съедобных ракушках и других моллюсках часто встречается маленький рак, рак-горошек; что он тут делает, – не выяснено в точности. Раньше предполагали, что он, замечая надвигающуюся опасность, щиплет ракушку и этим заставляет ее захлопывать свои створки, по ничего такого на самом деле нет; рак-горошек поселился, кажется, здесь для того только, чтобы самым бесцеремонным образом захватывать ту пищу, которой могла бы воспользоваться ракушка.
Бывают случаи, однако, когда одно животное действительно оказывает услуги другому, на счет которого живет. Характерными представителем этого типа животных является клещ. Это насекомое, по примеру многих паразитов, живет в шерсти млекопитающих или в перьях птиц. Но, в противоположность паразитам, клещ не имеет жала, с помощью которого мог бы сосать кровь из животного.
Клещ питается кусочками шелушащейся кожи да грязью, которая находится на шерсти и перьях. Это насекомое играет, следовательно, одновременно роль санитара и куафера, стараясь держать в чистоте тело приютившего его животного.
Тут взаимность услуг очевидна. Не всегда, однако, ее удается в точности выяснить. Часто случается, что видишь в данном животном паразита, тогда как на самом деле оказывается, что имеешь дело с безобидным соседом, и наоборот. За примером не надо далеко ходить. В раковине, где живет описанный выше отшельник, нашел себе убежище, между прочим, один червь, nereilepas. До сих пор полагали, что этот червь живя вместе с ракообразным животным, оказывает этому последнему известные услуги, например, уничтожает выделяемые им экскременты. Но в действительности ничего подобного не наблюдается; на основании своих личных наблюдений я пришел к заключению, что этот червь с беспримерной наглостью отнимает добычу у своего патрона, захватывая лучшие куски себе.
