Мурка

Автор: О. И. Шмидт, 1901 г.

 14682

I. Как нашли Мурку
II. Где ни слова нет про Мурку
III. Мурка привык
IV. Как Саша с Муркой учились
V. Что с Муркой случилось
VI. Мурка пропал
VII. Больная девочка

I. Как нашли Мурку

– Мама, мама, слышишь, что-то пищит? Пойдем, мама, посмотрим, что это!..

Так кричала маленькая Саша своей маме, которая сидела у окна и читала книгу. Анна Сергеевна встала и вышла в сад.

– Где пищит? – спросила она.

– Вон там, мамочка, у забора…

У забора в самом деле раздавался какой-то жалобный писк; Саша побежала туда. У самой канавки, в густой траве копошился и пищал крошечный рыженький котенок. Трава эта, должно быть, казалась ему целым лесом: он едва двигался на слабых тоненьких ножках, спотыкался, таращил от испуга синие глазенки и поминутно попадал носом то в крапиву, то в сухие сучья, которые там и сям валялись на траве;

– Мамочка, какая бедная киска! – проговорила Саша, – она упадет в канаву; возьмем ее домой.

Девочка нагнулась, чтобы взять котеночка, – она знала, что мама ей не откажет. Но не тут-то было! Когда Саша протянула руку, котенок взъерошился, прижал уши, фыркнул и отскочил.

– Мамочка, как же мне поймать ее? – жалобно спросила девочка.

– Подожди, я попробую, – отвечала Анна Сергеевна, нагнулась и быстро схватила маленького упрямца.

Котенок фыркал, мяукал, вырывался, но Анна Сергеевна завернула его в носовой платок и понесла в комнату. Саша припрыгивала подле мамы и заглядывала в платок. В комнате заперли окно, дверь и тогда пустили нового жильца на пол. Он забился в угол и дико осматривался.

– Сашенька, ты принеси ему молока из кухни, покормим его, он, верно, голоден, – сказала мама.

Саша побежала в кухню, принесла полное блюдце молока и поставила перед котенком. Он сперва ощетинился, но когда Саша отошла, запах молока заманил его: он осторожно, издалека вытягивая шею, подобрался к блюдцу.

– Мамочка, смотри, смотри, он пьет... – шептала Саша.

Она встала на корточки и с удовольствием следила, как он быстро высовывал и втягивал свой красный язычок, щурил глаза, торопился, захлебывался, чихал и снова принимался за вкусное питье. Несколько раз он нечаянно попадал лапками в блюдце и тогда так уморительно отряхивал их, что Саша едва удерживалась от смеха.

– Ай, мама, какой он смешной, какой он славный! – шептала она, сжимала от большой радости руки и сама ежилась, как котенок.

Наконец, котенок наелся, вытянул сначала передние, потом задние лапы, облизался, прилег и сейчас же задремал. Саше очень хотелось взять его на руки.

– Ведь ему жестко спать на полу, мамочка, я его понянчаю.

– Нет, Сашенька, не тронь его, дай ему прижиться и привыкнуть к нам, тогда он и сам будет приходить к тебе на руки, а теперь ты его испугаешь, он, пожалуй, убежит от нас.

– Ну, так я хоть посмотрю на него поближе, пока он спит, – утешилась Саша и тихонько подвинулась к нему.

У котенка были стоячие острые ушки, которыми он поминутно шевелил, красивая круглая мордочка с белым носиком и длинными усами, белая шейка и брюшко. Он раскинулся во сне и отбросил от себя лапки и хвост. Саша увидела на пальцах когти, а под пальцами мясистые голые подушечки.

– Мама, как же я назову свою киску? Можно – Муркой? Она, ведь, будет и мурлыкать?

– Будет, вероятно, когда перестанет бояться нас.

– Ну, вот она и будет Мурка, – решила Саша.

II. Где ни слова нет про Мурку

Саша живет с мамой на маленькой даче; у них только две комнатки и кухня через двор. Зато кругом дачки разросся славный старый сад с большими развесистыми липами и красивыми тенистыми дорожками. Саше в этом саду живется привольно и весело; забежит она куда-нибудь в густую чащу и аукается с мамой, как в настоящем лесу, или заберется в высокую траву, спрячется и ждет. Подойдет мама совсем близко, Саша со смехом выскочит и повиснет у нее на шее.

– Ах ты, шалунья, – скажет мама, – опять уж ты спряталась!

А Саше станет так весело, так весело, что она и прыгает по дорожке, и смеется, и распевает, как птичка.

Зимою Сашина мама много работает, к ней приходят мальчики и девочки брать уроки; Саша ее видит только мельком, между делом, зато летом Саша от мамы не отходит.

– Ну, теперь пришла моя пора отдыхать, – говорит старая няня Егоровна, – я своей барышни целый день и в глаза не вижу.

Зимою-то Егоровна иногда ворчит на Сашу, что она к ней то с тем, то с другим пристает, а тут ей как будто и обидно немножко: Сашенька все увивается около мамы, а на нее и не взглянет.

– Уж ты, сударыня, мамина дочка, – скажет она, надвинет очки и поморщится.

– Нянюшка, нянюшечка, я ведь и тебя люблю, – скажет Саша и обнимет ее, – только маму я уж очень, очень люблю...

– Ну да, хорошо уж, придет и мой черед, станет зимою и нянька хороша, – отвечает Егоровна, гладя ее по головке.

Мама только улыбается, когда Саша ей рассказывает, что няня сердится, зачем она все с мамой.

– Няня с тобой шутит, – говорит она, – зачем ей такую шалунью, ей без тебя лучше.

Но Саша хорошо знает, что шутит-то мама, и что обе они с Егоровной на нее не надышатся.

III. Мурка привык

Мурка не долго дичился и прятался; дня через три он уже сам подбегал к Саше на ее зов: торопится, переваливается с боку на бок, поставит хвостик прямо и бежит через всю комнату к Саше, тронет ее руку лапкой, обнюхает и развалится на спину, катается по полу или найдет какую-нибудь старую катушку, пробку, перекатывает с места на место, а Саша на него смотрит, не налюбуется. Устанет Мурка, приляжет; Саша возьмет его осторожно на руки и сядет в уголок на диван; Мурка подогнет под себя лапки, зажмурит глаза и начинает что-то долго протяжно мурлыкать. Саша старается понять, что бы это он такое пел. Но кошачий язык мудреный, его не поймешь сразу, как ни прислушивайся.

– Мурка, о чем ты поешь? – спрашивает Саша и тормошит сонного приятеля.

Мурка недовольно прищурится на нее в полусне, уляжется поудобнее и перестанет петь. Саше кажется, что Мурка на нее обиделся, она начинает его гладить.

– Мурушка, пой, пожалуйста, я тебе больше не буду мешать. Пой, Муринька...

Мурка опять затягивает свою песенку и во сне в такт шевелит хвостом. За чаем, за обедом, за завтраком Мурка всегда садится с Сашей рядом на стуле. Если Саша про него забудет и ничего ему не даст, он тронет ее лапкой или привстанет и сам потянет кусок с тарелки.

– Ай, мама, смотри, Мурка у меня сам взял мясо лапкой с тарелки.

– Ты про него сегодня забыла, Сашенька, вот он и распорядился.

– Смотри, мама, он опять приготовляется.

И Саша сама осторожно кладет ему кусок на край тарелки. Мурка привстанет на задние лапки, длинно протягивает переднюю, хватает кусок и тут же лапкой сует его себе в рот. Когда Саша в саду, Мурка бегает за нею по дорожкам, ловит лапкой мух, следит за птичками, учится лазить на деревья. Саша смотрит за ним, как няня.

– Мурушка, не ходи туда, упадешь в канаву, – кличет она его, – Мурушка, не лезь на дерево, свалишься, лапочку сломаешь. Ай, Мурка, какой ты шалун, разве можно за птичками гоняться. Птички, бедные, маленькие, они кушать хотят, а ты им мешаешь...

Мурка отвечает своей няне коротким «мурр-р», что на его языке, вероятно, означает «не буду больше», но затем снова принимается за какую-нибудь шалость и, наконец, рассмешит Сашеньку так, что она уж забывает его бранить и бежит рассказать маме, какой у нее Мурка умный.

IV. Как Саша с Муркой учились

Сашеньке уже минуло в мае семь лет, и мама обещала начать ее учить грамоте летом. Приключение с Муркой на время так заняло Сашу, что она и позабыла напомнить маме про ее обещание; прошли уже две первые недели июня, а мама обещала с июня начать с нею заниматься.

– Мама, когда же мы будем учиться? – спросила, наконец, Саша как-то утром.

– Да еще успеем, Сашенька, и зимой, ты теперь так занялась своим Муркой, что я не хотела тебе мешать.

– Нет, мамочка, Мурка мне будет помогать учиться, он ведь у меня умный...

– Ну, уж это будет плохой помощник, – смеясь сказала мама.

– Вот увидишь, мамочка, как мы с ним будем прилежно учиться.

– Нет уж, Сашенька, я думаю, нам лучше начать без Мурки, а то ты будешь развлекаться, и тебе учение покажется трудным.

– Мамочка, душечка, пожалуйста, позволь Мурке тоже учиться со мною, я не буду развлекаться...

– Глупенькая, ведь Мурка – кошка, она не понимает нашего человечьего языка, чему же он научится?

– Как не понимает! – обиделась Саша, – он все понимает, что я ему говорю!

Мама никак не могла разуверить Сашу, она должна была принять и нового ученика.

Перед обедом Саша с Муркой преважно уселись подле мамы и начали учиться. Мурка сидел на столе с разложенным во всю длину хвостом и с таким степенным видом, будто и в самом деле готовился слушать. Он обнюхивал книжку, перо, бумагу, потрогал все лапкой, и Саша с удовольствием исподтишка на него посматривала. Она принялась за учение с большою охотою и не заметила, как прошло время до обеда; между уроками они с Муркой бегали в сад, а на последнем уроке, когда мама прочла Саше сказку, Мурка задремал и заснул. Саша рассказывала маме о том, что слышала, и только тогда заметила, что Мурка спит, когда мама сказала: «на сегодня довольно».

– Ай, Мурка, ай, лентяй, а я-то тебя еще хвалила маме, – говорила Саша, тормоша его, – как же это можно было спать и не слышать такой сказочки.

Мурка рассердился, вскочил, фыркнул, мяукал и убежал в угол.

Эта первая ссора, однако, скоро кончилась. Саша привесила бумажку на ниточку, и они стали бегать с Муркой по комнате. Мурка так привык к урокам, которые Саша брала у мамы, что скоро сам вскакивал на стол, как только Саша бралась за перо и бумагу. Иногда он следил из-за Сашиного плеча, как она старательно водит пером по бумаге, и трогал лапкой палочку.

– Сашенька, твой приятель помогает тебе писать, – смеялась мама.

Вечером Сашенька всегда бралась за книжку и начинала учить Мурку:

– Ну, смотри, Мурушка, вот это написано мама, а это – Саша, а это – Маша...

Мурка следил за ее пальцем и нюхал книжку.

– А теперь слушай, я тебе расскажу, что мама читала: нам с тобою велено не забыть, завтра мама спросит.

Мурка слушал и рассказ, и задачку, и чтение, и Саша очень жалела, что не понимает по-кошачьи, – тогда бы Мурка уж наверное ответил ей на вопросы, ведь он такой умница, только говорить не умеет.

Были у Мурки и свои собственные уроки. Саша учила его служить, давать лапку, прыгать через руки, стоять на часах с палкою вместо ружья, умирать и оживать по приказанию, возить легкую тележку с куклою. Мурка не очень-то любил эти уроки и старался всегда куда-нибудь улизнуть от них; но Сашенька не давала ему баловаться и усердно искала его по всем углам, а когда находила, стыдила его и усаживала по нескольку раз в угол с палкою.

Недели через три Мурка умел уже и скакать через руки, и служить, и давать лапку, только еще не всегда соглашался умирать, когда этого от него требовали, с неудовольствием подергивал ушами и щелкал хвостом по земле.

– Совсем, совсем умри, – требовала Саша, – что же ты – умер, а хвостом шевелишь...

Мурке надоедало, он вскакивал и убегал.

– Да полно тебе, – вступалась мама, – ведь уж он все сделал, что ты ему велела, ты уж слишком многого хочешь.

V. Что с Муркой случилось

Жаркий июльский день. Солнышко так печет, что даже мухи лепятся в тени по стенам, а уж про животных и людей и говорить нечего. Дворовый Барбоска забрался в будку, высунул язык и тяжело дышит, – жарко ему в его густой шубе. Хозяйская Жучка тоже прилегла в холодок у ледника, там же с другой стороны приютилась и хохлатка с цыплятами; голуби дремлют под крышею, утки лениво плавают у берега пруда под густыми ветками ивы... Всем жарко, все еле дышат...

Сашенька пошла с нянею погулять в рощицу. На руках у нее, как всегда, сидел Мурка. Он уже порядочно вырос, рыжая шерсть его залоснилась и потемнела, на ней ярко выступили темно-красные полоски, точно дорожки. Глаза у него стали зеленые, блестящие, с большими черными зрачками; белая мордочка, брюшко и лапки так и блестели на солнце. «У моего Мурушки чистенькие манишечка и рукавчики надеты!», – с гордостью говорила про него Саша. Она повязала ему на шею голубую ленточку с бантиком; сперва он ее теребил зубами и лапками, вертел головой и старался снять, но потом привык, и Сашенька каждое утро поправляла ему бантик.

– Няня, смотри, какой у меня Мурка красавчик, – говорила Саша, гладя Мурку.

– Уж что и говорить, баловница ты у меня, вишь, какого жирного откормила; жаркое из него к празднику сделать, – шутила няня.

– Так и было! Я с моим Муринькой ни за что не расстанусь... мой Муринька милый, хороший! – и она поцеловала его в голову.

Дошли до рощицы. Няня приютилась с чулком под деревом. Мурку спустили с рук, и он запрыгал по мху, как лисичка. Сашенька забралась в овражек и стала собирать в корзиночку сочную красную землянику. Вдруг послышались вдали детские голоса, и скоро из-за кустов показались два мальчика с большою собакой. Им не видно было ни няни, ни Сашеньки. Мурка в эту минуту прыгнул в траве.

– Ах, смотри, Пьер, зверь какой-то...

– Где?

– Вон, вон, в траве!.. лисица или белка...

– Какая белка, это кошка...

– Трезор, Трезор, кошка, кошка, пиль!.. – скомандовал белокурый мальчик, поменьше.

В один миг Трезор бросился в погоню за Муркой, и оба они пропали в чаще. Мальчики расхохотались.

– Вот охота, так охота! – проговорил старший, Пьер.

Саша в первую минуту не могла ничего выговорить от испуга. Корзиночка с земляникой выпала у нее из рук, но она ее не замечала, – она видела только одно, что Мурка, дорогой ее Мурка, пропал и его, пожалуй, разорвет собака; она точно оцепенела и с минуту не могла шевельнуться. Наконец, горе, досада, обида сразу нахлынули на нее, и она, всегда такая робкая, смирная, теперь готова была броситься на мальчиков.

Она быстро вышла из-за кустов с красным личиком, с блестящими глазками и смело подошла к ним.

– Злой мальчик, – выговорила она, подступив к меньшому. – Злой мальчик! – повторила она еще громче, и слезы хлынули у нее из глаз.

Мальчик с минуту не нашелся, – он вытаращил на нее свои серые красивые глаза и с разинутым от удивления ртом отступил шага на два, но потом понял, что это его назвали так, вспыхнул и топнул ногою:

– Как ты смеешь браниться, – крикнул он, – я тебя не знаю, я и разговаривать-то с тобою не хочу!

В эту минуту подошла и няня; старушке трудно было подняться с земли, а тут еще чулок спутался, она и запоздала, но видела всю сцену.

– Ах, вы, озорники! как же вы смеете чужую кошку травить! Вы знаете, что вы за это поплатитесь... Я ведь знаю вас, с чьей вы дачи!

Мальчик было притих, но товарищ его улыбнулся и, помахивая тросточкой, гордо оглядел Егоровну с ног до головы.

– А ты кто такая, старуха, что вмешиваешься не в свое дело?

– Как не мое дело? Как не мое дело? Вы мою барышню обижать, вы ее кошечку травить, а я смотри да молчи!.. Ах, вы, баловники!.. Да я вот прут возьму да отхлещу вас порядком... Я вас, я вас!..

Старушка задыхалась в сердцах, а мальчуганы хохотали и дразнили ее. Саша видела, как младший погрозил кулаком, а старший насмешливо повернулся на каблучке. Она потянула няню за рукав – теперь уж она больше не плакала.

– Нянюшка, пойдем, милая, поищем Мурку, оставь их, видишь, они злые... – И она так важно и гордо прошла мимо них, что они невольно сконфузились.

Пьер свистнул Трезора, и тот откуда-то прибежал, но Мурки не было. Мальчики пошли дальше, а Сашенька заглядывала во все кусты, звала Мурку, называла его всеми ласковыми именами, какие только знала. Мурка как в воду канул.

– Нянюшка, что же теперь делать, где нам его еще искать? – спрашивала Саша.

– Да уж где же искать? Видишь, нет нигде... пойдем домой, авось сам придет.

Саша позвала, еще и еще, наконец, решилась идти домой, чтобы посоветоваться с мамой.

– 29

Тихо, глотая слезы, шла она по саду, и вдруг! – какова была ее радость, когда ей навстречу выскочил, припрыгивая, сам Мурка. Она просто глазам не верила.

– Мамочка, да как же это он дома? – спрашивала она у Анны Сергеевны.

– А ты думала, что он пропал? Он уж с полчаса тому назад прибежал такой взъерошенный и прямо прыгнул в окно ко мне на колени.

– Мурка, милый, умник мой, – прижимала его Саша, целовала его мордочку, ушки, лапки и от радости едва могла рассказать маме, в чем дело.

– Какие же это были мальчики? Вы их знаете, няня? – опросила мама Егоровну.

– Да это с соседней, с княжеской дачи, озорники такие, матушка, не приведи Бог.

– А-а! – протянула Анна Сергеевна, – жаль, мать их, говорят, такая хорошая...

VI. Мурка пропал

Несколько дней Сашенька не выходила гулять с Муркой. На все приглашения няни она отвечала неохотно:

– Хорошо и здесь, нянечка, там, пожалуй, опять Мурку обидят, – и оставалась играть в саду.

Мурка брал на площадке, подле решетки, свой обычный урок, служил, давал лапку, умирал. Сашенька так занялась своим учеником, что и не заметила, как подошли и притаились за решеткою Пьер и Денис. Как-то она нечаянно обернулась и увидела их. Они расхохотались и убежали, а она схватила Мурку на руки и в слезах прибежала к маме жаловаться, что мальчики опять приходили смотреть на Мурку.

– Мы не можем запретить им ходить мимо нашего сада, Сашенька, а жаловаться на них их маме я бы не хотела, – ей будет неприятно, да и мы с тобой их не переделаем. Будь же умница, не плачь, уходи лучше прочь, если они еще придут.

Но хорошо было маме говорить: «будь умница». Саша чувствовала обиду и никак не могла понять, отчего это нельзя им запретить ходить мимо, трогать Мурку. Ведь она же бы послушалась, если бы мама ей велела чего-нибудь не делать; как же это могут не послушаться те?

Саша стала играть в другом углу сада, далеко от решетки; она видела, что мальчики проходили мимо по нескольку раз в день и заглядывали за решетку.

«Не видать вам моего Мурки», – думала она и прятала его под передник.

– Смотри, смотри, Денис, девочка-то боится за свою кошку; видишь, спрятала ее под передник.

Саше становилось и обидно и как-то неловко. Мальчики показывали на нее пальцами и смеялись, – она не знала, – куда ей деваться, садик стал ей не мил, она целыми часами просиживала в комнате и отказывалась от гулянья. Мурке не нравились новые порядки: он поминутно спрыгивал из окошка в сад и мяуканьем манил туда Сашу.

– Не ходи, Муринька, – уговаривала Саша, – там злые мальчики, там Трезорка, останься в комнате.

Но Мурка на этот раз оказывался непонятливым и уходил от своей приятельницы. Мало-помалу он привык гулять один, и Саше приходилось его пускать.

– Ничего, Сашенька, – утешала мама, – он теперь большой, знает дорогу домой.

Но как-то раз Мурка ушел с утра в сад и пропал. Саша ждала его к завтраку и к обеду и к чаю, звала, выходила даже на дорогу, сходила в рощицу, но Мурки нигде не было. Прошел и другой день – Мурка не приходил. Саша совсем приуныла; она даже и кушать не хотела.

– Полно, Сашенька, стоит ли из-за кошки так скучать, утешала мама, – может быть и придет, а то и нового котеночка заведем... мало ли их!

– Не нужно мне нового, – тихо говорила Саша и нагибалась над тарелкой, а крупные слезы так и дрожали на ресницах, – такого, как мой Муринька, нет другого. Бедный мой Муринька; его, верно, Трезорка загнал! – Она со слезами бросилась к маме на колени и замерла на маминой груди.

Мама задумчиво гладила ее по голове и не знала, чем утешить, а Егоровна в своем уголку тоже раз-другой смахнула слезинку; она поминутно выбегала на двор, в сад, заглядывала во все уголки, наконец, после обеда совсем куда-то ушла.

– Ну, кошку пошла искать, старая, – махнула рукой кухарка, – уж не придет, пока не отыщет...

Сашенька не знала, куда ей деваться: все ей напоминало Мурку, даже учение не шло на ум; мама скоро отпустила ее и сказала, что лучше заняться завтра, на свежую голову. Она печально села под окно и перебирала складки своего передника. Вдруг влетела в комнату няня, запыхавшаяся, раскрасневшаяся от жару.

– Так я и знала, матушка, так уж я и знала, уж кому ж больше было это сделать...

– Что же такое, няня? говорите толком...

– Да вот кошку-то, они ведь, они, они и утащили...

– Да кто?

– А соседние-то молодцы! Озорники-то! Уж я там всю прислугу на ноги подняла; говорю: давайте мне, моя кошка, барышня моя убивается... говорю: доведите, мол, меня до самой барыни, я, мол, саму-то видеть хочу! А они смеются, ишь, говорят, не доросла, старая! Люди-то, тоже, ведь, всякого народу набрано...

– А где же ты Мурку-то видела, няня? – приставала повеселевшая Саша.

– А видишь ты, сударыня, я думаю, кому, мол, больше, больше некому, как им, потому еще на днях я слышала, что они кошечкой-то твоей любовались... ну, я туда. Дача-то большущая, каменная, для людей целый дом выстроен. Вхожу, а тут как раз стоит такая горничная молоденькая, и Мурка у нее на руках – кормить, значит, принесла. Ну, вот, я и давай с ними спорить... говорю: моя кошка! а они говорят: нам, мол, что за дело чья, наши баричи принесли откуда-то, у них и спрашивай, а сами смеются. Я им говорю: вашим баричам стыдно чужих кошек брать, ведите меня к самой, к барыне-то! А они взяли да и захлопнули дверь, так я и осталась ни с чем... Уж сходите вы сами, барыня, ведь уж вас-то пустят... что же, в самом деле, ведь это ни на что не похоже!

– Да, мама, милая, – упрашивала Саша, – сходи, достань Мурку, ведь он мой, как же его могут не отдать!

Анна Сергеевна подумала.

– Хорошо, Саша, пойдем вместе. – Они живо собрались и отправились на соседнюю дачу.

VII. Больная девочка

Саша очутилась перед большим красивым каменным домом с затейливыми башенками, балкончиками, решеточками, цветниками. Отовсюду пахло розами, жасмином, левкоем, гвоздикой. Дорожки большого сада были усыпаны красным песком, вдали виднелся светлый, как зеркало, пруд с паромом и маленькими лодочками. С другой стороны дома была в саду большая площадка с гимнастикою. Саше вспомнились сказочные дворцы и думалось, что вот выйдет к ним навстречу княгиня такая, как в сказках, нарядная, красивая, вся в золоте, кружевах и дорогих каменьях. Ей было немножко неловко и страшно. Но когда лакей ввел их в гостиную, навстречу им поднялась самая обыкновенная пожилая дама в темном шерстяном платье, «как и у мамы», мелькнуло у Саши в голове, без всяких особенных украшений, и с черною кружевною косынкою на голове.

– Извините, что я вас побеспокоила, княгиня, – начала мама и передала, в чем дело.

Саша между тем разглядывала хозяйку: у нее было доброе, но очень уж грустное лицо, бледные маленькие руки и какой-то задумчивый, серьезный взгляд. В комнате все было очень красиво, и богато убрано, но Саше не понравилось, ей показалось, что уж слишком много наставлено всякой мебели, везде посреди комнаты какие-то диванчики, в углах разные столики, полочки, скамеечки, и все полно всякими фарфоровыми куколками, домиками, беседочками, чашечками. В стеклянных шкафиках стояло много серебряной посуды, на больших столах были лампы, а с потолка висела хрустальная люстра. Саша подумала, что тут совсем нельзя бегать и играть, как у нее дома, – того и гляди заденешь за что-нибудь.

Мама кончила свой рассказ о Мурке; княгиня очень удивилась, когда узнала о шалостях своих сыновей.

– Скажите, пожалуйста, а ведь они уверяли меня, что нашли кошку на улице!..

Сашеньке показалось, однако, что она могла бы больше рассердиться на мальчиков; ей было немного досадно, что и мама слишком уж снисходительно описала все их проделки; она подумала, что мама не сумела рассказать; если бы она сама говорила, она бы уж не так все описала... Но все равно, княгиня соглашалась возвратить Мурку, и Саша была совсем счастлива. Позвонили, и вошел лакей.

– Принесите кошку, – приказала хозяйка.

Лакей долго не возвращался, наконец, вошел, но без Мурки.

– Что же? – спросила княгиня.

– Их сиятельство княжна очень плачут-с, никак невозможно взять у них кошечку-с.

– У вас тоже есть дочь, княгиня?

– Да, моя бедная больная девочка вот уже три года не может ходить, – с грустью говорила хозяйка.

В эту минуту распахнулась дверь, и пожилая няня ввезла в комнату мягкую колясочку. В колясочке сидела бледная худенькая девочка лет десяти, с маленьким, маленьким личиком и большими черными глазами. Длинные черные кудри растрепались и свесились ей на глаза, на щеках еще не обсохли крупные слезинки, а в руках она крепко сжимала дремавшего Мурку. Саше бросились в глаза маленькие слабые ножки девочки, которые бессильно свесились из-под платья и совсем не шевелились.

– Мамаша, – заговорила девочка, и ее слабый болезненный голосок как-то резко отозвался в ушах Саши, – мамаша, не отнимайте у меня котеночка: я его так люблю, он меня так забавляет, мне с ним не скучно, пожалуйста, мамаша, милая, заплатите за него, купите его, только не отнимайте.

– Милая моя, этот котенок чужой, и вот эта маленькая девочка его сама вырастила, я не могу его тебе купить, он не продается, его надо отдать.

Больная девочка зарыдала и так взглянула на Сашу своими большими черными глазами, что у нее все сердце перевернулось. Мурка проснулся и в недоумении смотрел на обоих девочек. Княжна плакала и прижимала его к себе. Саша стояла молча, понурив голову, она не смела поднять глаз на девочку с Муркой.

– Расставайся, дитя, с кошкой, полно плакать, – сказала мать и, обращаясь к Анне Сергеевне, прибавила: – вы уж извините, она у меня такая слабая, ее каждая безделица волнует; притом она очень привязалась к этой кошке: у нее ведь так мало забав, она по целым дням должна сидеть в комнатах, ей все вредно, не знаешь, чем ее занимать...

Няня попробовала было взять кошку у девочки, но та так крепко держала ее и так плакала, будто с этой кошкой у нее отнимали все радости.

– Дай, няня, мне на нее подольше поглядеть, – говорила она, всхлипывая, – дай мне на нее насмотреться, не отнимай, няня, милая...

Сашенька понимала девочкино горе: ведь и ей не легко было не видеть Мурки и знать, что его нет и, может быть, не будет, а она здоровая, может бегать и играть. Она приподняла потихоньку голову, но когда увидела, с каким горем больная девочка целовала и ласкала Мурку, когда услышала, как та прошептала: «в последний раз!» – она не выдержала, сама разрыдалась, забыла все, бросилась к маме, спрятала свою голову в складках ее платья и проговорила:

– Мама, не надо мне Мурки, пусть останется здесь... Ах, мама!..

Анна Сергеевна прижала ее к себе и поцеловала. У нее самой навернулись на глазах слезы.

Больная княжна недоверчиво посмотрела на Сашу, но та оправилась и, улыбаясь ей сквозь слезы, снова проговорила:

– Возьми, девочка, моего Мурку, я тебе его дарю, я могу бегать и играть, а ты не можешь...

Княжна просияла.

– Милая, милая, поди сюда, я тебя крепко, крепко поцелую, – сказала она, и глаза ее заблестели от счастья.

Саша подошла, и девочки поцеловались.

– Только не давай его тем злым мальчикам, люби его, береги, он славный, я его так любила, – с грустью прибавила Саша и погладила Мурку по блестящей рыжей шерстке.

– Я буду его любить, я его и теперь люблю без памяти, он забавный, служит и лапку дает.

– Это я его всему выучила, – не без гордости проговорила Саша – он еще умеет и колясочку возить и умирать.

Мурка должен был показать все свои штуки, и девочки расстались совсем друзьями. Решили, что Саша будет приходить наведываться к Мурке. Княгиня очень благодарила маму и расцеловала Сашу.

– Какая она у вас здоровенькая! – сказала она, трепля Сашу по полным розовым щечкам с ямочками, и глубоко вздохнула.

«Это она о своей больной дочке вздохнула», – подумала Саша и прижалась к ее бледной руке.

– Ваша дочка выздоровеет, – сказала она, – не все же у нее будут больные ноги...

– Милая девочка, – отвечала княгиня и снова ее поцеловала, – нет, моя Миля не выздоровеет: у нее паралич в ногах, ей всегда придется ездить в колясочке.

«Ах, как это страшно!» – подумала Саша и всю дорогу задумчиво и молча шла подле мамы.