О животных Дурова понемногу
Автор: В.Л. Дуров, 1912 г.
У меня есть несколько групповых сцен для дрессированных животных.
Вот как в одном журнале описывается мой «Поезд».
«На арене были разложены рельсы, на которые въехал паровозик с вагончиками. Поезд остановился у станции и готовился к отходу. Тут со всех сторон посыпались животные: обезьяны, зайцы, крысы, петухи, утки и другие, которых уж не припомню. Запамятовал я также, кто что исполнял. По сигналу начальника станции открыт был дебаркадер вокзала. Началась спешка. Публика нервничает, суетится: дан звонок, надо занимать места в вагонах. Кондукторы успокаивают пассажиров и указывают, в какой вагон садиться. Летят и пыхтят от усталости бедные носильщики с тюками в руках (т. е. лапах). Дан второй звонок. Машинист на своем посту – на паровозе. Начальник станции отдувается и принимает величественный вид. Проходящие мимо кондукторы отдают ему честь... Показывается запоздалый пассажир и еле успевает вбежать в вагон. Третий звонок. Паровоз дает протяжный гудок. Поезд медленно трогается. Любопытные пассажиры высовывают головы из окон вагонов. Провожающая публика посылает им свои последние приветствия. Ход ускоряется, и поезд, пыхтя и гремя колесами, пропадает в густом дыме, вылетающем из трубы паровоза... Наблюдая это, забываешь, что перед нами животные, что и публика, и пассажиры, и кондукторы, и носильщики, и начальник станции – все это только животные...» (Из статьи И. А. Лев в «Детском Мире» – № 22 за 1909 г.)
Была у меня поставлена и сцена экспроприации, в которой участвовало много животных, и где предавался смертной казни петух-бунтовщик, благополучно здравствующий и поныне.
Устраивал и концерт, в котором принимали участие слон, два пеликана, два морских льва и карлик-бычок. Этот бычок куплен мною в г. Егорьевске, Рязанской губ. Рожден от нормальных родителей. Почти ниже моих колен. Это был славный симфонический концерт!
Мой индийский слон Бэби изображает парикмахера, бреет Ваньку-Встаньку, намыливает ему лицо. Располагается на ночлег. Тушит свечу на ночном столике. Устраивает себе постель. Он очень добродушен и незлобив. О слонах так много писали и пишут, что не буду говорить о моем Бэби.
Из обезьян хорош стрелочник Макарка. В сцене «Поезд» он переводит стрелку, отдает честь, открывает семафор, поднимает проволокой фонарь, сушит около своей будки белье. Изображает пьяницу, служит за кучера в карете.
«Кондуктором» служит также собакоголовая обезьяна. Она первая выбегает из вагона, отдает рапорт начальнику станции. Перелистывает документы. Она же артистически ездит верхом на собаке. Берет высокие барьеры.
Достаточно сказанного, чтобы убедиться, чему можно научить гамадрила. А между тем, на воле находят очень простой способ их перехитрить: в местах, где они водятся, расставляют несколько тяжелых узкогорлых кувшинов или тыкв, наполненных изюмом. Обезьяны просовывают лапы в узкие отверстия и, когда их накрывают, они не разжимают кулака с изюмом, и обезьян таким образом ловят.
Исследователи могут назвать их поэтому «глупыми», а по-моему, для подобного эпитета нет достаточных оснований, ибо гамадрилов можно очень многому научить.
Много у меня мартышек. Приходится только жалеть, что обезьяны недолговечны, так как плохо переносят наш суровый климат...
Мало буду говорить о кошках, ибо их трудно дрессировать: они очень скрытны и самостоятельны. Я показываю их мирное сожительство с крысами. Крысы окружают громадного кота, нашего, персидского или ангорского, влезают к нему на спину, чуть ли не в рот, и он их не трогает.
Этот трюк дает мне возможность произнести следующее:
– Смотрите, я таких непримиримых врагов, как кошка с крысой, помирил, а люди до сих пор помириться не могут. Не стыдно ли это нам!
Из хищников я дрессирую медведей, лисиц, шакалов, волков, барсуков.
Знаменитый Брэм указывает, как на редкость: «В берлинском зоологическом саду проживали два барсука, которые обыкновенно приветствовали посетителя и выпрашивали у него подачки».
У меня жили два барсука, проделывавшие гораздо больше. Они танцевали на четырех лапках. Равномерно расходились и опять сходились. У них тогда шерсть вздымалась, и они были похожи на серые шары. Они же перевертывались через голову.
Несмотря на кажущуюся мешковатость, очень ловко проходили «ворота» (между ног).
Я вынес впечатление, что барсуки по уму стоят очень близко к собаке.
Печален был их конец. Я ехал на пароходе из Астрахани в Нижний. Желая, чтобы они прогулялись по палубе, я их выпустил из клетки.
Они своим чутьем угадали, что недалеко берег, лес; им послышался запах полей. Обладая очень скверным зрением, они вообразили, что вот это все рядом и бросились за борт. Больше не видать их было...
Из небольших хищников я дрессирую куницу, соболя, хорька ихневмона (фараонову крысу).
Два хорька. Пристань. У пристани мельница. Хорек изображал мельника. Таскал мешки с мукой. Поджигал мельницу, чтобы получить страховую премию. Имел ехидный характер. Как и все маленькие хищники, был очень зол. Когда ему подавалась пища, он часто хватал за пальцы.
Самка занималась хозяйством. Вытаскивала из колодца ведро воды посредством деревенского «журавля»...
Брэм говорит: «Путем приручения и дрессировки можно многого добиться даже (это «даже» мне кажется лишним) и от хорька».
В другом месте Брэм говорит относительно маленького южно-американского медвежонка – носухи: «Носуху почти ни к чему нельзя приучить. Ренггер видел одну, которая, по приказанию хозяина, служила, как пудель, и падала на землю, услышав звук, подражавший выстрелу; но подобные штуки – исключение из общего правила.»
На задние лапки носухи очень часто по своей воле становятся, как это делают наши сурки, хомяки, суслики, крысы.
Я приобрел носуху в Берлине, в зоологическом магазине. Она оказалась очень быстрым и подвижным зверьком, хотя и коварным: просовывая свой длинный, тонкий носик в мой рукав, он делал вид, что ласкался, но временами пытался укусить и спрыгивал тогда на пол.
Моя носуха ходила (а не только стояла) на задних лапках. Подавала лапочку. Перелистывала книжку с толстыми картонными листами своим тонким носиком от начала до конца вперед и назад, не пропустив ни одного листа, и затем закрывала книжку. Раскачивалась на трапеции и прыгала с трапеции на трапецию. Быстро влезала на площадку, прикрепленную к верхнему концу бамбуковой палки. Я балансировал палкой и при этом кричал ей: «вальс!» Она вальсировала и, при шлепке рукой, спускалась вниз.
Из маленьких представителей семейства медведей живут у меня два енота. Это – московские купец и купчиха. Сидят, важно развалившись, у стола и пьют из самоварчика чай.
В сценке «Война гусей с поросятами» они исполняют роль сторожей, и отважно вздергивают флаг, который должен означать начало военных действий.
Я воспользовался страстью енотов прополаскивать пищу в воде (благодаря чему они получили название медведей-полоскунов), и они снимают с веревки белье и прополаскивают его в устроенном для них корыте не хуже любой прачки...
Из крупных грызунов имеется у меня дикобраз, купленный в петербургском зоологическом саду.
Вот какую аттестацию, далеко не лестную, дает дикобразам Брэм, с которой опять-таки не могу согласиться: «Умственные способности их стоят на низкой ступени. Они глупы, беспамятны, мало изобретательны, злы, сердиты, трусливы и пугливы».
Действительно, и мой дикобраз, когда разозлится (с кем этого не бывает!), топает задней лапкой, как капризная барышня каблучком, и гремит своим иглистым хвостом. Но зато Ташке (так зовется мой дикобраз) решительно нельзя отказать в понятливости. Она танцует очень плавно вальс. Играет на инструментах. Перелистывает книгу. Опускает флаг. Стреляет из пушки, доказывая этим, несмотря на сильный пушечный выстрел, свое, если хотите, бесстрашие.
Когда я почесываю моего дикобраза за ушком, слегка покрытым жировыми отложениями, он, как бы в знак благодарности, долго лижет мне руки своим шершавым языком и дает мне спокойно гладить себя вдоль острых игл.
Дикобраза можно содержать в неволе в течение 8-10 лет. Приводят даже пример, что он прожил в неволе 18 лет. Дурного обращения не выносит.
Зубы его настолько сильны, что он может перегрызть ими даже толстую проволоку.
Перед клеткой моего дикобраза постоянно публика. Вид этого животного для нас, действительно, несколько необыкновенен. Даже в Италии ходят с прирученными дикобразами из деревни в деревню и показывают этого странного зверя.
Исполняют у меня много «номеров» и мелкие грызуны: морские свинки, сурки, зайцы, кролики. И насекомоядные животные имеют у меня своих представителей.
Вот ежи. Когда-то они исполняли большую «Ежовую комедию» под названием: «Ба, знакомые все лица». Было их штук 30. Пойманы молодыми. Взрослые пугаются и сразу свертываются. Я их сам кормил; поэтому они ко мне привыкли и не пытались свертываться в клубок. Самый талантливый из этой компании играл на музыкальном ящике-симфонионе, причем, под конец, приучился к тому, что крутил вал кругом оси несколько десятков раз кряду.
Из травоядных у меня жили и живут верблюды, ослы, лошади, олени, кавказские джейраны, кавказские туры (каменные козлы), бараны.
Козел Василий Васильевич вскакивал на бочку, вилял по команде хвостиком, прыгал мне на спину, снимал цилиндр с моей головы, ловко ходил по канату, играл на гитаре. Он был очень ко мне привязан.
Кроме морских львов, у меня жило другое ластоногое – каспийский тюлень. Пойман был в Астрахани совсем маленьким в рыболовных садках. Милое животное, хотя мало впечатлительное и далеко не такое подвижное, как морской лев. Прибегал на звонок. Играл на инструменте. Стрелял. Катался на ковре.
Птицы… Орел по свистку слетал и садился ко мне на руку. Садился на дуло ружья. Происходил выстрел. Орел его не пугался и продолжал сидеть. Все-таки много времени прошло, пока он ко мне привык.
Поддаются моей дрессировке и другие хищные птицы: совы, филины.
Хищный ворон очень ясно и отчетливо говорит в двух интонациях: «кто там?» Его можно назвать российским попугаем! Он различает цвета. Я ставлю перед ним коробочку с тремя отделениями. В каждом из отделений лежит по платку. Все три платка разных цветов: белого, черного и красного. Я приказываю ворону принести мне платок такого-то цвета, и он мне приносит.
Должен сказать, что для меня не совсем ясно, различает ли ворон, в действительности, цвета, или здесь большую (если не исключительную) роль играет интонация моего голоса. Наименование всех трех цветов я произношу различной интонацией.
В самые последние годы начали производить опыты, которые должны показать, различают ли птицы (и вообще животные) цвета.
Проф. Гесс помещал голодных кур в темную комнату, на полу которой были насыпаны зерна. Куры начинали клевать эти зерна лишь тогда, когда данная часть пола освещалась лучом света; при этом они следовали за перемещавшимся лучом. Гесс постепенно, но довольно быстро уменьшал интенсивность света – куры продолжали клевать. Они различали зерна при столь же слабом свете, как и сам экспериментатор, находившийся в той же комнате. Таким образом, оказалось, что степень приспособления этих птиц к той или иной интенсивности света не меньше, чем у человека; но, как мы увидим ниже, пределы различимого спектра у птиц уже, чем у вас. Когда Гесс освещал лучами спектра рассыпанные на черном полу зерна, то куры начинали клевать, прежде всего, лежавшие в красной полосе и потому казавшиеся им красными.
Съев эти зерна, они переходили к зернам, находившимся в желтой полосе, затем в зеленой, но здесь останавливались.
Для того чтобы они перешли к зернам зеленовато-синей и синей полос, нужно было значительно увеличить интенсивность спектра. Но никакое увеличение силы света не открывало курам зерен, находившихся в фиолетовой полосе: они совершенно не видели этих фиолетовых зерен.
Такой же результат получился и при соответственных опытах над голубями.
И мой ворон также не брал фиолетового платка, когда я его клал в коробочку. Но опять-таки должен сказать, что к вопросу, различают ли животные цвета, следует подходить с большой осторожностью.
Из моих птиц-говорунов могу еще отметить белого австралийского какаду, который в состоянии произносить много слов, сам поет песенку и танцует под собственную песню. Хотя лучшими говорунами считаются серые попугаи, но мой Попка им не уступит...
Попка отличный мимик. Когда хохочет, он подражает движениям смеющегося человека: закидывает головку. Подражая ругани женщины, он распускает свой желтый хохольчик и размахивает головкой. Стучит клювом и сам сейчас же спрашивает: «Кто там?», и подражает скрипу открывающейся двери.
Из голенастых имеются у меня журавли и цапли.
Когда журавли долго стоят в клетке, а потом их выпускают, то они сейчас же начинают разминать крылья, словно танцуют. Я подметил эту их особенность и приучил одного журавля танцевать: я играл на дудочке, а журавль комически кружился.
Далее мне хотелось устроить кадриль. На репетиции я выпустил четырех голенастых танцоров. Затея налаживалась. Но в цирке была парусиновая крыша, в которой оказалось довольно большое отверстие. Три журавля вспорхнули и улетели. Остался только Журка, который ко мне очень привязан...
Цапля у меня шествует по железнодорожному пути и изображает драматического актера, возвращающегося с плохих заработком по шпалам.
К числу моих пернатых танцоров следует еще присоединить и одного из моих пеликанов (птица-баба), подражающего босоножке мисс Дункан.
Из морских птиц у меня дрессированы бакланы, чайки.
Самое живое и деятельное участие в моих представлениях принимают наши домашние птицы: куры, гуси, утки, индюки, павлины. Голуби выполняют у меня сальтомортале в воздухе: перевертываются несколько раз на лету...
Из пресмыкающихся я дрессирую змей...
В этом моем очерке я говорил о моих животных (далеко не всех) понемногу. Я приобрел в Москве владение, где мои друзья-животные найдут уютные уголки, где они летом, после трудов своих, найдут в саду обстановку, которая будет им напоминать жизнь на воле.
Тогда я смогу поставить правильно и вполне научно свои наблюдения над животными, смогу проверить с точностью те выводы, к которым я пришел.
Постижение внутреннего мира животных пополняет внутренний мир человека.
Полюбите животных, присмотритесь к их жизни, разгадайте тайники их души, и когда присмотритесь, когда разгадаете, то полюбите и человека тою любовью, которая красит жизнь и создает радость бытия.
