Страшный человек и кот Васька
Автор: Л. Шелгунова, 1903 г.
Точно ли он живой? А если он не живой, то как же он стоит на ногах? Вопрос этот занимал птиц целого квартала. Галка уверяла, что без совещания никакого вопроса решить нельзя, а сорока, всегда готовая потрещать, держалась мнения своего собрата – галки. Они устроили заседание, чтобы решить раз навсегда вопрос: живой ли человек стоит в огороде?
В один прекрасный день все галки получили письма следующего содержания: «Г-жа сорока имеет честь просить к себе г-жу галку к пяти часам на червей и на музыку».
Сорока не надеялась, чтобы к ней пошел кто-нибудь только для разговора, а потому для приманки она приглашала на червей и на музыку. Червей-то она приготовила, а музыкою она называла их собственное пение. «Ведь поют же вороны и грачи, когда собираются стаями», думала сорока.
Все явились по приглашению, чтобы поесть червей, собранных в углублении дупла, но сначала порешили потолковать и узнать мнение друг друга относительно вопроса, живой ли человек стоит в огороде.
Самая старая галка достала из кармана – а карман у нее был под крылом – бумагу и прочла свое мнение, изложенное на этой бумаге: «Мне совершенно ясно, что в огороде стоит живой человек, и на это я имею семь доказательств».
– Постойте, – сказала сорока: – мне надо это записать, а то мы все перезабудем.
– «Прежде всего, – продолжала читать галка, – человек в огороде стоит на двух ногах. Это ясное доказательство, что он живой. Во-вторых, у него надета шляпа, следовательно, у него есть голова. В-третьих, на нем пальто с карманами. В-четвертых, он машет руками. В-пятых, он прикасается к какой-то вещи в роде бумажного змея, на котором болтаются бумажки. В-шестых, он живой, потому что стоит именно в таком месте огорода, где хорошая еда. В-седьмых...»
– Все это вздор! – грубо вскричала одна из галок со шляпою набекрень: она не имела терпения дослушать до конца дурацкие доказательства. – Этот человек в огороде – не живой!
– Почем же вы знаете?
Грубая галка с презрительным выражением повернула свой нос и крикнула:
– Потому что... потому что... он без сапог.
– И мы тоже без сапог, однако же мы живы, – смеясь, заметила молодая галка в круглой шляпе.
– Но ведь у него палки вместо ног, – продолжала грубая галка, – только дура может предполагать, что он живой.
– Вовсе нет, – возразила сорока: – я видела, как по дороге шел один, раз человек и у него была палка вместо ноги.
– Но ведь я была там в то время, когда его ставили! – вскричала галка. – Они в землю воткнули две палки и надели на них панталоны и пальто, а потом шляпу. Рукава у него болтаются от ветра, и я уверена, что в них нет рук.
– О!.. о! – закричали птицы, – что это за штуки! Какая подлость! Какой обман!
Черная галка не говорила ни слова. Это была мрачная птица и решительная особа. Она сидела несколько в стороне, но тут подпрыгнула к другим и замогильным голосом проговорила:
– Отправимтесь завтра в огород в половине четвертого и опрокинемте это пугало, если это не живой человек.
– Опрокинемте! Опрокинемте! – подхватили присутствующие.
Сорока поскакала за червями, а остальные принялись петь:
Чучело, ты, пугало!
Погоди, постой,
Зададим мы тебе,
Чу-чу-чу-чело!
Чижи, воробьи, снегири,
Не бойтесь ничего,
Своротим его.
Чу-чу-чу-чело!
Слетайтесь все в огород,
Изорвем мы его;
Будьте с нами в одно.
Чу-чу-чу-чело!
Они пели до того, что все охрипли. Сорока же вернулась со слезами на глазах. Черви, приготовленные для угощения, все расползлись. Но гости, чувствовавшие сильный голод, из вежливости заявили, что они не хотят есть и разошлись по домам.
Если бы они не кричали об этом так громко, то, конечно, кот Васька ничего и не знал бы, но Васька целый вечер слушал, как они, прилетевши домой, рассказывали всем, что завтра в половине четвертого они полетят клевать и опрокидывать страшного человека, который столько недель уже пугал их. Узнав это, кот Васька пошел домой, взобрался на мягкий диван и чуть не целый час точил свои когти, впуская их в обивку и потом вытаскивая оттуда. Васька был чудный громадный черный кот.
Васька сделал совершенно ту же ошибку, какую сделали и галки. Он никак не мог утерпеть, чтобы не разболтать о предприятии, имевшемся у него в виду. Всю ночь он бегал по заборам и крышам и рассказывал кошкам, что будет завтра. Когда взошла луна, они стали так громко распевать свои арии, что перебудили всех обитателей квартала. Многие отворили окна и кричали: «Брысь! Брысь!» Но ничто не помогало, и пение громко разносилось в ночной тиши.
Утром кошки чуть что не всего города точили свои когти о господскую мебель. Суеверные старухи в один голос говорили, что это к дождю, но никак не могли придумать, что могло обозначать беспрестанное беганье кошек к часам и посматривание на них. Одна нехорошая мать даже бросила своих котят, и они все время пищали в кухне около плиты.
Поведение Васьки несколько испугало его хозяев. Он в этот день не притронулся к еде. Целое утро он ходил и мяукал.
– Папа, посмотри ты на Васькины глаза! – сказала, наконец, Катя.
– Нет, ты посмотри на его хвост! – заметил Гриша.
– Как мне ни жалко кота, – отвечал отец, – но я вижу, что его надо кому-нибудь отдать, – он портит мебель.
– Сегодня он чуть было не разбил мою чашку, – вмешалась мать.
– Его надо запереть, потому что он бесится, – порешил дядя Ваня.
Услыхав это, Васька отчаянно мяукнул, взглянул на часы и бросился куда глаза глядят. Катя бросилась за ним, крича:
– Вася, милый котик, я никому тебя не отдам.
Но кот, увидав отворенное окно, выскочил в него на улицу. Катя взглянула в окно вслед за котом и увидала, что тот побежал догонять целое стадо кошек всевозможных цветов. А издали доносилось стрекотанье, чириканье, свист и карканье. Что это такое?
В то время, как Катя побежала за Ваською, вся семья уже услышала шум и выбежала вслед за Катею. Это было как раз половина четвертого.
Все птицы сидели на заборе кругом огорода. Тут были все породы птиц, и маленьких птиц было более, чем больших. В эту ночь поднялся ветер, и пугало немного покачнулось в сторону. Маленькие птички, узнав, что это не живой человек, а просто пугало, щебетали от восторга. Бедняжки! Они и не подозревали, что в эту минуту к огороду подходили кошки целого города.
Народ же, увидав, что кошки куда-то идут, пошел за ними и, заметив такую гибель птиц, крикнул:
– Ах, сколько птиц! Ведь они склюют весь горох!
Этот крик спас птиц: они сразу все поднялись и улетели.
– Ведь я говорила вам, – трещала старая сорока, – что он жив, если у него карманы. Видите, как я была права, какой он опасный человек. Он призвал к себе на помощь целых пятьсот кошек. Не надо подлетать к этому человеку. Положим, что нам, сорокам и галкам, кошки не опасны, но маленькие птички сказать этого не могут, хотя теперь они все и успели улететь. Но ведь все-таки пятьсот кошек могут и с нами справиться!
– Вздор какой! – сказала грубая галка. – В этом виноваты вы. Вы всем разболтали, оттого и кошки пришли сюда.
– А я так держусь такого мнения, – заметила черная галка, вообще, птица храбрая, – что если действительно хочешь что-нибудь сделать, так надо делать, а не болтать.
На следующую ночь опять никому в городе не было покоя. Кот Васька страшно злился.
– Какая досада, что я рассказал вам всем, – ворчал он. – Если я задумаю опять какое-нибудь предприятие, то уже никому больше не расскажу. Криком и гамом вы привлекли народ, а он спугнул птиц.
– Так зачем же ты болтал? – возражали ему кошки, после чего мяуканье, споры и крики продолжались до утра.
Утром Васька спокойно пришел домой к немалой радости Кати и Гриши.
Утром же пугало оказалось поваленным: храбрая черная галка повалила его. Большие птицы говорили, что страшного человека свалил ветер, а маленькие птички уверяли, что они напугали его, и он свалился от страха. Черная галка не возражала.
Огородник пришел и опять поставил пугало на место.
– Страшный человек в огороде, конечно, живой, – говорили птицы, – он опять стоит.
И до сих пор они все думают, что он живой.
– Ведь я с первого же раза говорила вам, – трещала старая, глупая сорока, – не будь он живой, так зачем бы ему карманы?
